И точно так же к его предложению отнеслись практически все, кто на него работал. Так что он вернулся в свой родной город в одиночестве. И чувствовал себя в то время покинутым абсолютно всеми.

Джейсон взглянул на снимки Макса, которыми был уставлен его рабочий стол. Два года, подумал он, и никаких вестей. Словно чрево земли разверзлось и поглотило их. Все, что у него осталось, – это снимки, которые он выпросил у Милдред, свекрови Эми, и оправил в серебряные рамки. Для Макса – все только самое лучшее.

Джейсон продолжал думать о ребенке Эми как о своем собственном. Он нес бремя своей скорби в одиночестве, ибо никто не проявлял к нему ни капли сочувствия, когда он изнемогал от тоски по Эми и ее маленькому сыну, по женщине и ребенку, с которыми был знаком всего несколько дней.

– Свыкнись с этим и забудь! – сказал ему как-то отец. – Моя жена умерла. У нее не было выбора: остаться со мной или уйти, так решила за нее судьба. Но та девушка, по которой ты сохнешь, оставила тебя по собственной воле и ни разу даже не позвонила. Так пойми же наконец и вбей в свою упрямую башку, что она тебя не хочет: ни тебя, ни твоих денег, поэтому и пустилась в бега.

– Мои деньги не имеют к этому отношения, – тихо сказал Джейсон.

– Не имеют? Тогда зачем ты тратишь целое состояние на сыщиков, чтобы ее отыскать? Если она не продавалась, когда жила здесь, что заставляет тебя считать, что ты сможешь ее купить, когда она покинула город?

Джейсону нечего было ответить на эти слова отца, но ведь он был единственным человеком на земле, кто имел власть низвести его до состояния маленького мальчишки.

Дэвид проявлял к Джейсону еще меньше сочувствия, чем отец. Он решил излечить брата от затяжной болезни, знакомя его с другими женщинами. «Обработка по-кентуккски» – так называл этот метод лечения Дэвид. Джейсон не представлял, что имел в виду его брат, пока в дом не начала поступать еда. Одинокие женщины, разведенные женщины, женщины, собирающиеся разводиться, с завидной регулярностью стали заглядывать к Джейсону с перевязанными ленточкой банками и мисочками.

– Просто подумала, вдруг вы захотите попробовать что-нибудь остренькое, и занесла вам домашние соленья. Сама готовила. В прошлом году на главной ярмарке штата я получила приз.

За три недели, прошедшие с момента приезда Джейсона в город, кухня его оказалась забита всевозможными соленьями, вареньями и прочими фруктово-овощными консервами на любой вкус. Холодильник отказывался вмещать пирожные, печенья и салаты.

– Они считают меня мужчиной или боровом, которого надо как следует откормить, прежде чем заколоть? – спросил Джейсон у брата как-то раз, когда они сидели в местном баре и пили пиво.

– Понемногу от того и другого. Ты же в Кентукки. Послушай, брат, ты должен выбрать кого-то из них. Пора возвращаться к жизни. Хватит чахнуть и сохнуть по тому, кто все равно к тебе не вернется.

– Да, я понимаю, но… Тебе не кажется, что они пытаются меня замариновать, прежде чем заколоть и отправить на ярмарку?

Дэвид засмеялся:

– Возможно. Тогда на всякий случай тебе стоит попытать счастья для начала с Дорис Миллет. Она специалист по изготовлению джина из тутовой ягоды.

Джейсон вяло улыбнулся:

– Ладно, я попробую. Но…

– Я знаю, – тихо сказал Дэвид. – Ты скучаешь по Эми и Максу. Но жить дальше все равно надо. Эми не единственная женщина на свете. Посмотри на меня. Я с ума сходил по ней, но потом встретил Шерри и… – Дэвид осекся. Это была больная тема. Из-за Дэвида Джейсон лишился своей великолепной секретарши и теперь маялся с Дорин.

Джейсон последовал совету брата и стал ходить на свидания. То с одной дамой, то с другой, и все без исключения эти женщины влюблялись в его деньги.

– А ты чего ждал? – в резких тонах выговаривала Джейсону Паркер. – Ты богат, красив, традиционной ориентации и к тому же холост. Конечно, они все хотят за тебя замуж.

Шерри нравилась Джейсону куда больше в качестве секретарши, чем в роли беременной родственницы. Он и без нее знал, что главное его достоинство – это банковский счет.

– Ты ее идеализируешь, – говорила Шерри раздраженным тоном, который стал для нее привычным. Она плохо переносила беременность, и тело ее так опухло, что даже нос казался толстым. И врач прописал ей постельный режим. – Эми Томпкинс – очень хорошая женщина, но в ней нет ничего особенного. Таких, как она, полно, надо просто поискать.

– Но она-то как раз не хотела выходить за меня, – со вздохом ответил Джейсон.

Шерри всплеснула руками, словно отчаялась донести до него то, что и так было ясно как день.

– Тебя что, интересуют только те женщины, которые не хотят за тебя выходить? Если следовать твоей логике, то ты должен был бы безумно влюбиться в меня.

– Ах! – с улыбкой сказал Джейсон. – Я могу гарантировать тебе, что это не тот случай.

Шерри швырнула в него подушкой.

– Принеси мне что-нибудь попить. И брось в стакан немного льда. Нет, побольше льда. А когда вернешься, найди мне пульт. О Господи! Когда этот ребенок уже родится?

Джейсон помчался выполнять ее указания.

Итак, прошел уже почти год с тех пор, как он вернулся в Абернети, и, похоже, успел сходить на свидание чуть ли не с каждой жаждущей его общества женщиной во всем Кентукки, и даже с несколькими дамами из Теннесси и парочкой дам из Миссисипи, но ни одна из этих женщин так его и не заинтересовала. Он продолжал думать об Эми, он все еще думал о Максе. Мысль о Максе посещала его примерно дважды в час. Где они? Как сейчас выглядит Макс?

– У Эми сейчас, должно быть, не меньше шести ухажеров, и все они борются друг с другом за ее благосклонность, – примерно месяц назад сказала Милдред Томпкинс. – Эми обладает такой подкупающей особенностью, которая заставляет мужчин стремиться для нее что-то делать. Взять, скажем, вас, к примеру. Вы от всего отказались, лишь бы только помочь ей.

– Я ни от чего не отказывался, я… – В глазах подавляющего числа людей усилия Джейсона, направленные на спасение родного города, были актом великого благородства, но для его родственников все было не более чем «страданием по девчонке».

Правда это или нет, но такой имидж даже сам Джейсон не находил привлекательным, и много раз он обещал себе, что уберет снимки Макса со стола и приложит все усилия к тому, чтобы развить в себе серьезное чувство к одной из тех многочисленных женщин, с кем ходил на свидания. Как верно заметил Дэвид, год от года он не становился моложе, и если ему хотелось завести семью, то тянуть с этим уже было нельзя.

Однако сейчас у Джейсона имелись иные проблемы. Очень скоро президент США приедет в Абернети, чтобы увидеть библиотеку, расписанную фресками по мотивам из сказок «Тысячи и одной ночи», а у Джейсона еще даже художника не было. По привычке он снял трубку, чтобы позвонить Дорин и попросить соединить его с Милдред, но он знал, чем это кончится. Дорин захочет знать, зачем ему понадобилась Милдред, и так далее, и тому подобное, а в итоге наберет не тот номер. Зачем ему Дорин? Как будто он сам не звонил бабушке Макса по три раза в неделю!

Джейсон набрал номер, который знал наизусть, и когда Милдред ответила, он даже не стал называть себя.

– Вы знаете какого-нибудь местного художника, который мог бы разрисовать стены библиотеки сценами из «Тысячи и одной ночи» и сделать это по-настоящему быстро?

– О! Ты спрашиваешь меня? Провинциалку из старенького, маленького Абернети? Что стряслось с твоим модным нью-йоркским художником?

Джейсон тяжко вздохнул.

Весь мир считал его святым, но люди из его родного города считали, что он делает то, что ему давно пора было сделать, и хотели от него все больше и больше.

– Вы знаете, что этот художник считается одним из лучших в стране и даже мире. Вы знаете, что я хочу для нашего города только лучшее, и… – Джейсон сделал паузу и посчитал до пяти. – Послушайте, я не хочу начинать утро со скандала.

– Так что на этот раз сделала Дорин?

– Пригласила президента на шесть месяцев раньше срока и перепутала фрески со «Сказок на ночь» на сказки «Тысячи и одной ночи».