Но мои босые ноги уже стояли на раскаленной солнцем палубе, я осознал себя в безопасности, прогнал дрожь, выпятил грудь и исподволь бросил взгляд на Креза. Тот с выражением неподдельного ужаса на лице смотрел, как акаи выпрыгивают из воды и с лязгом хлопают челюстями, пытаясь достать бывшую только что тут пищу. Горячая волна радости захватила меня, но я быстро отвернулся, чтобы своей физиономией не спровоцировать Креза на новые безумства.
Обтеревшись, мы уютно расположились в шезлонгах на палубе и стали с бокалами кира в руке согреваться на солнце, продолжая зорко наблюдать друг за другом.
— Что-то ты дрожишь, чувачок… — процедил Крез, презрительно прищурившись. — Испугался маленьких рыбок?
Я ответил ему таким же презрительным прищуром.
— Нет, Крезушка, это ты сам так трясешься, что тебе кажется, что дрожит весь мир вокруг тебя.
Мы пикировались в том же злобном духе до тех пор, пока солнце и кир рука об руку не растопили окончательно наши, слегка замерзшие в темной глубине океана, сердца.
И тогда мы улыбнулись друг другу самым счастливым образом.
Философия Дэлвиса
Во второй день я, опьяненный морским ветром, все время дувшим с юга, выпил слишком много и сразу.
Причиной была нервная скука — на последних тысячах к Кинхаунту "Урайна" вдруг начала капризничать, и ход корабля сильно замедлился. Охлаждение двигателя и топливный насос ломались по очереди, из-за них начинали выходить из строя остальные детали — кораблик-то, как оказалось, уже пятьдесят лет как на плаву.
Пока судовой механик и матросы как угорелые носились от одной поломки к другой, мы сидели на палубе с капитаном, Лианой и лоцманом, уютно расположившись в плетеных креслах вокруг столика с киром и фруктами. Начавшись с корабля и его нелегкой судьбы, разговор плавно перешел на политику. Ясное небо над морем, задержки, предстоящая высадка, сгоревшие мосты за плечами — все это создавало у меня особое настроение, и оно требовало выхода.
— И вообще тяжело стало жить в последнее время, — пожаловался капитан, покачиваясь в кресле с бокалом в руке и наблюдая, как почерневший от моторного масла механик в очередной раз бежит от моторного отсека к складу. — Новая власть давит нас законами. Возвращаешься из рейса, заплати налоги, оплати разрешения… Раньше, при короле, я брал только разрешение на плавание — и вперед! Делай что хочешь!
— Так значит, стало хуже? — подтолкнул я оратора к логическому умозаключению.
— Конечно! — этот ответ был для капитана таким очевидным, что он не выдержал и залпом выпил свой бокал.
— Ну так за чем же дело встало, — сделал я, казалось бы, логичный вывод, с трудом сдерживая бурлившие чувства, и торопливо опрокинул свой бокал, чтобы скорее погасить их. — Значит, надо возрождать королевство?
— В смысле? — Капитан в затруднении наморщился.
Крёз понял, к чему идет дело, поскучнел и переключился на бронзовокожую дочь капитана, неторопливо щипавшую жареную рыбу на блюде, и заговорил с ней о какой-то ерунде — да об этой самой рыбе, похоже.
— В самом прямом, — рыкнул я, недовольный внезапным тугодумием капитана и жестом показал ему на пустые бокалы. — Если раньше, при короле, было лучше, а сейчас, при республике, хуже, значит, надо восстанавливать королевство. Так?
— Ну, не знаю… ну, наверное… — неуверенно ответил наконец капитан, глядя, как прозрачная струя кира переливается из бутылки в бокал.
— Что значит "наверное"? вы не уверены?
— А как вы себе это представляете? — с интересом вмешался лоцман, которому за это время полюбились мои заумные беседы с капитаном. Впрочем, подозреваю, он только делал вид, чтобы втереться к капитану поближе в доверие. — Если восстанавливать королевство, значит нужен король? А где его взять?
Я посмотрел на него испытующе. Сказать, что ли, что последний претендент на престол сидит сейчас перед ним? Нет, он еще не готов. Я молча показал ему на полный бокал, стоявший перед ним, и он послушно опрокинул его залпом.
— Сначала надо поставить этот вопрос. Откуда может взяться король, если он никому не нужен. Сначала надо четко сказать — "мы хотим короля". "Мы хотим королевство". Следующий шаг — найти человека, который будет королем. Ваше здоровье! За короля!
— За короля!
— Мы должны подготовить народ к возвращению королевства. Более того! Мы должны пробудить в народе покаяние. Да! Наливайте!
— Покаяние? — переспросил капитан, наливая.
— Конечно! Ведь разве сам народ не виноват в том, что королевство пало, и стала республика?
— Ну насчет народа это вы неправы… — капитан немного обиделся. — Я лично ничем перед королевством не виноват…
— Но ведь вы ничего не сделали, чтобы защитить его. Чем вы занимались, когда шел штурм Дворцовой площади?
— Ну… кажется, я был в рейсе. Да, я был в рейсе.
— А что вы сделали, когда вернулись и узнали о революции?
— А что я мог сделать?
— Ну, например, собрать своих матросов и повести их на штурм… вышибить из Дворца эту республиканскую шушеру… эту мразь, сброд уголовников и подлецов… — пьяная ярость охватила меня, я опрокинул бокал в горло, — … раздавить их вот так, как этот бокал!
Я зарычал и раздавил бокал в руке, осколки впились мне в ладонь, и на стол закапала кровь. Крез пнул меня ногой под столом, но этот толчок распался в моем пьяном сознании на множество самых разнообразных смыслов, так что я только усмехнулся.
— Что вы делали, когда вернулись из рейса? — повторил я свой вопрос, изо всех сил сдерживаясь.
Получилось весьма угрожающе.
Капитан посмотрел на меня с ужасом.
— Я… пошел в кабак… — наконец промямлил он. — С командой. Мы тогда здорово нажрались…
— Монархия пала, а они пошли в кабак! — закричал я, вытирая окровавленную руку салфеткой. — Полюбуйтесь на них! Наверное, радостно кричали, "долой короля"?
Капитан посмотрел на меня жалобным взглядом пса, который изгадил постель хозяина и знает об этом. Я торжествующе злобно рассмеялся.
— Ну хорошо, я виноват! — яростно рявкнул он, и в доказательство своих слов залпом выпил свой бокал. — Я простой гражданин, я р-работаю, к-кормлю семью, х-хожу в рейсы, а п-политикой пусть занимаются другие!
— Другие? — Я презрительно улыбнулся и выпил свой бокал. — Конечно, другие! Пусть другие занимаются политикой, мы будем только платить налоги. Пусть другие делают для нас колбасу, мы будем только жевать ее. А почему мы должны жевать ее? Пусть другие для нас будут эту колбасу жевать, мы будем только глотать ее. Продолжать? — рявкнул я на капитана.
Тот лишь с вызовом посмотрел на меня, похоже, уже не понимая смысла моих слов.
— Но… вот поэтому мы так и живем, а еще и жалуемся, — с мягким упреком сказал я капитану, изо всех сил стараясь не слышать, как Крез за моей спиной воркует с Лианой, — и никто не хочет подумать о том, как нам сделать так, чтобы жить лучше!
— Ну почему не хочет подумать, — возразил лоцман. — Давайте подумаем.
Для нашей беседы он был подозрительно трезвым, и я повелительным жестом указал на его полупустой бокал. Он подумал, крякнул и опустошил его.
Тогда я налил всем еще, взамен своего отобрав бокал у Креза.
— И что делать? — с мукой в голосе спросил капитан. — Ну, б-будем мы восстанавливать монархию… сойдем с берега и пойдем на штурм Дворца…
Но я пронзил его суровым пьяным взглядом. Лоцман поспешно вторил презрительным фырканьем.
— На штурм уже поздно идти. Надо было семь лет назад, когда было горячо. Сейчас надо готовить народ. Говорить с ним на его языке.
— И что говорить?
— С толпой надо разговаривать об инстинктах. На языке инстинктов. Наливай. Иначе она не поймет. — Чтобы меня лучше слышали, я встал над столом, опершись на него обоими руками. — Инстинкт, это душа толпы. Это то, чего тебе хочется. Тебе ведь хочется есть, получать информацию, быть в безопасности и размножаться?
