1982 Соловьи серебряного бора нет, кроме соловьиной трели. кто был бы ей не ко двору в конце столетия, верней — Как грешники пред алтарем, мы перед певчим соловьем. Его серебряным шитьем расшита тишина, как шуба. Давай рискнем, давай дерзнем и в жизни дыры все зашьем Душа с душой, рука в руке, вернемся в город налегке, 1983 Талисман Гренадеры, гусары, поэты… пальцы в чистый батист завернули. Это, милый, тебе от боли. Это, родный, тебе от пули. Были ото всего талисманы, Гренадеры, гусары, поэты, что там подле вас короли… что ж вы стольких не сберегли? шла судьба по родным адресам… Почему же со мной неразлучен Сядь со мной, обними колени. спит Земля на груди Вселенной — 1083 «Беспомощен перед несчастьем…» Беспомощен перед несчастьем, беззвучно взывая к участью,
Он кажется встречным аскетом. Он знает, что зелье хмельное от горестей мелких спасет. Да только с большою бедою идут не в кабак, а в народ, с которым розниться путями что, встречным благодаря, что горбиться рано и зря. И медленно все подытожив, не зря, видно, слово художник созвучно со словом должник. И может такое случиться — народ в его дверь постучится 1983 " Я в долг беру слова у языка родного"… Я в долг беру слова у языка родного — но я когда-нибудь верну и этот долг. И только ты дана не в долг и не на время, любимая моя с глазами тишины. Мы спишем все, что нам должны снега, сирени, 1982 Ночное окно Благословенно будь, окно, которое не гаснет за полночь, и есть одно — шептать, как заповедь: благословенно будь, окно. Как думать хочется, что там искусство свои тайны сказывает на радость нашим временам. А может, возле плитки газовой где муж с женой, как птицы в клетке, сидят на шатких табуретках, и лишь един над ними свет. и мать дитя, качая, носит. Благословенно будь, окно, что в день — светло, как в ночь — цветно. Того ж, кто камень в тебя бросит, Окно — роман, окно — проект, окно — чертеж, окно — подрамник… Ты — драгоценнейший подарок, Ночами чувствуешь, как мир трещит по швам от нервотрепок. В нем было бы немало дыр, но словно светлые заклепки — |
