«Дело уже сделано, — казалось, говорила она ему. — Смирись с этим и продолжай путь».

— Ты прав, — сказал он вслух. И даже улыбнулся. Не было никаких признаков того, что Терон и остальные осведомлены о его плане, а Нодин был мертв уже несколько дней.

— Это они болваны, а не я.

И сказав это, он продолжил путь к Амариду и Великому Залу, поклявшись не отдыхать до тех пор, пока не окажется перед Созывающим Камнем.

Он был жив. По каким-то непонятным причинам ему удалось выжить после нападения Сартола. Его тело было покрыто ожогами, но так как его ястреб погиб, он почти ничего не мог сделать, чтобы исцелить кровоточащие раны Или облегчить боль, которая пронзала его при каждом движении. Он смог с усилием, которое едва не стоило ему жизни, доползти до покинутых домов и амбаров на равнине, которые были словно памятниками вероломства Сартола. И после тщательных поисков в домах, которые были покинуты в спешке, как будто ужас, навеянный на сельчан призраком Магистра изгнал их всех в одночасье, Нодин обнаружил целебные мази и бинты, которыми можно было смазать и перевязать покрытую волдырями кожу. Он нашел одежду и смог снять с себя почерневшие лохмотья, в которые превратилась его собственная одежда после того, как Сартол направил на него огонь Таммен. Также ему попалась старая шляпа, и он мог защитить ею свою обожженную голову от солнца, лучи которого, некогда мягкие и ласковые, сейчас были подобны скребущим когтям.

Он нашел и еду или, по крайней мере, то, что раньше ею было. Но употреблять ее в пищу было уже нельзя. Поэтому, жадно попив из наполненного дождем корыта в одном из дворов, он покинул деревню, оставив ее на попечение ветра и трав. Он направился на восток, так же как и Сартол, укрывшийся в теле Таммен несколькими ночами ранее. Пока у него были силы и он мог терпеть боль, он шел. Но так продолжалось недолго. Под вечер он уже полз на коленях и руках, не сводя взгляда с леса Тобина, который все еще казался невероятно далеким. Когда он несколько дней назад шел от леса вместе с Хенриком и Таммен до места обретения Сартолом уз, им потребовался на это всего лишь час, но теперь он был не уверен, что сможет добраться туда до наступления ночи.

«Наверное, Сартол все-таки убил меня», — подумал он, и его сердце заболело от горя, по сравнению с которым физическая боль казалась ничем. Дух Магистра опережал его на два дня, и Таммен была сильна. Она могла быстро нести Сартола по Тобин-Серу, куда бы тот ни захотел. Скорее всего, в Амарид. Именно там находились Орден и Лига. Если Сартол желал разгромить их и сделаться единственным хозяином Волшебной Силы, он должен был направиться туда.

Нодин не знал, как остановить дух Магистра. Он был без птицы и полумертв от ожогов. И он был не так наивен, чтобы думать, что он может спасти Таммен. Он видел желтый огонь Сартола в ее глазах как раз перед тем, как она подняла свой посох и попыталась его убить. Она уже умерла.

Но он любил ее, а она как-то по-своему любила его; их единственная ночь убедила его в этом. Поэтому он должен попытаться. Он обязан сделать это ради нее. А если даже не ради нее, то ради самого себя. Он не мог допустить, чтобы в истории Тобин-Сера запечатлелся тот факт, что Таммен позволила Сартолу уничтожить страну.

И поэтому он полз, солнце светило ему в спину, и он отбрасывал перед собой тень, похожую на тень какого-то зверя, бредущего с большим трудом из-за раны на спине в том месте, куда попал огонь Сартола. Он прижимал к себе посох и часто останавливался и перекладывал его на другую сторону, чтобы не опираться слишком долго на одну руку, и все время старался, чтобы фиолетовый камень был перед ним, словно его постоянное свечение напоминало ему о том, что он все еще жив. Все его тело болело. Колени были одним из немногих мест, которые не были обожжены, и он натирал их все больше с каждой минутой. А сгоревшие руки, которые вряд ли заживут когда-нибудь полностью, так пульсировали от боли, что, если бы даже он нашел еду в деревне, он, наверное, не смог с нею управиться.

Он почувствовал стук копыт раньше, чем услышал его. Он доходил до него через землю равнины и отдавался в его коленях и руке, на которую он опирался.

Он перестал ползти и с усилием, от которого у него перехватило дыхание, встал на колени и выпрямился. Всадник ехал на юг в сторону леса и, по всей видимости, не замечал Нодина. Маг поднял посох над головой и, напрягая оставшиеся силы, заставил свой церилл замерцать.

Почти сразу же всадник направился к нему, и через несколько мгновений он спешился и опустился на колени рядом с Нодином.

— О боги! — прошептал он. У него были молодое лицо и голос, но Нодин заметил в нем кое-что еще. — Что случилось с тобой, Сын Амарида?

Маг даже не подумал о том, что он скажет людям. Он думал, что никогда больше не заговорит ни с кем из живых. Поверят ли ему люди? Посчитают ли они, что он сошел с ума от боли и голода? А если они ему действительно поверят, не посеет ли панику новость о том, что Сартол избавился от ограничений, накладываемых Проклятием Терона, и снова, обладая Волшебной Силой, идет по стране?

— На меня напала женщина-маг, — наконец, ответил он, с трудом заставляя себя говорить так, чтобы его услышали. — Она сумасшедшая, и мне нужно найти ее прежде, чем она нападет на кого-нибудь еще.

— Вам нужен целитель, маг, — сказал его спаситель. — Или еще лучше — другой маг, который о вас позаботится. А остальное подождет.

— Нет! — поморщился Нодин. — Даже говорить ему было больно. Тот был прав. — Прошу прошения, — выдохнул он. — Ценю вашу заботу и буду благодарен вам, если вы поможете мне добраться до целителя. Но нам нужно спешить. Эту женщину нужно остановить.

Тот кивнул:

— Встать сможете?

— С вашей помощью.

— А ехать верхом?

Нодин сглотнул. Он знал, чего ему это будет стоить, но также он знал, что выбирать не приходится.

— Попробую.

Как оказалось, ехать верхом было так больно, что Нодин потерял сознание едва ли не после первого же шага животного. Но это было к лучшему. Когда он снова пришел в себя, он уже лежал на боку на кровати в маленькой комнате. Ночь еще не закончилась; свет исходил лишь от его церилла, который лежал рядом с ним, и от свечи, горящей на столе. Всадник тоже был там и стоял рядом с молодой женщиной, которая, по-видимому, была его женой. Женщина постарше, нахмурившись и сжав губы в тонкую линию, села на кровать и начала класть резко пахнущие примочки на его ожоги.