— Ты не можешь защищать тех, кто не хочет, чтобы их защищали, Баден, — мягко сказала Сонель. — Мы можем предложить свои услуги, но, если нам говорят нет, нужно с этим смириться.

Внезапно ему стало холодно, хотя погода была спокойной и солнечный свет проникал сквозь голые ветви деревьев.

— Когда же это все произошло, Сонель? Люди ненавидят нас так сильно, что скорее предпочтут умереть, чем принять нашу помощь, как же так?

— Не знаю, — тихо ответила она. — Но боги послали нам Орлиного Магистра, значит, они все-таки считают, что мы еще можем сыграть свою роль в защите страны.

Баден кивнул и взял ее за руку. Она улыбнулась, и оба продолжили путь к Амариду. Он знал, что она права. Появление орла Джарида имело двойное значение: оно предвещало войну, но в то же время давало понять, что Орден все еще является стражем Тобин-Сера.

Или это означало?.. Была еще одна возможность, неожиданно понял он, которая ужасала его больше всего на свете, сильнее даже, чем перспектива войны с Лон-Сером.

Звук взрыва заставил Мелиор неожиданно проснуться, сердце ее судорожно колотилось, а в ушах звенело. На какой-то момент она с ужасом подумала, что ей снова одиннадцать лет и она просыпается в маленькой спальне своего детства, разбуженная взрывом, который унес жизнь ее отца. Но воспоминания быстро иссякли. Мелиор поняла, что находится в своей комнате в Золотом Дворце Брагор-Наля и эта бомба предназначалась ей.

На деревянном полу и атласных покрывалах ее кровати валялись осколки стекла, а из разбитых окон стал струиться едкий и густой дым, смешанный с холодным воздухом позднего зимнего утра. Она слышала, как на улице под ее окном кричат люди. Люди Джибба. Она, возможно, слышала даже самого Джибба. Из-за шума в ушах она не была уверена.

Она посмотрела, не ранена ли, и ничего страшного не обнаружила, хотя чувствовала, как по щеке что-то течет. Она дотронулась до нее, а затем взглянула на руку. Кровь. Возможно, ее порезал попавший в нее осколок стекла.

— Ублюдки! — сказала она, выскакивая из постели и набрасывая на плечи шелковый халат. Затем подошла к зеркалу, висевшему на противоположной стене, которое слетело с одной из петель, но все-таки выдержало взрыв, и осмотрела порез на щеке. Ничего страшного, царапина с подтеком крови. Но она была в ярости. — Ублюдки! — снова сказала она. Она попыталась перевести дух и поняла, что ее трясет.

В дверь постучали.

— Войдите! — произнесла она, пряча трясущиеся руки в карманы.

Дверь открылась, и вошел Джибб. Мелиор все еще не привыкла к его строгой голубой форме Правительственной Службы Безопасности, хотя он возглавлял эту службу почти семь лет. Она по-прежнему считала его изгоем, так же как и себя — лордом, а не Правительницей и Хранительницей Камня. Этому способствовало и то, что он выглядел почти так же, как и более десяти лет назад, когда она впервые встретила его на заставе в Четвертом квартале Брагор-Наля. Он по-прежнему был мощного телосложения и двигался грациозно. Его лохматые волосы так и остались темными, а седина, начавшая появляться в ее собственных янтарного цвета завитках, не тронула его шевелюры, и лицо у него, как и раньше, было круглым и выглядело молодо. Он стал более сдержанным, чем раньше, и, возможно, чуть осторожнее. Но это было вызвано не только течением времени, но и изменениями в их отношениях. В остальном он остался прежним, за исключением того, что теперь он лично отвечал не только за ее безопасность, но и за поддержание порядка на всей территории Наля.

— Правительница! — воскликнул он, быстро заходя в покои и глядя на постель. Он остановился, увидев, что ее там нет, и быстро осмотрел помещение. Когда он наконец ее обнаружил, у него широко раскрылись глаза. — Вы ранены! — взволнованно сказал он, подходя к ней.

Она нахмурилась:

— Кажется, нет. Джибб, докладывай. Что случилось?

— Нужно вызвать врача, — настаивал он. — У вас кровь идет.

Она засмеялась, хотя по-прежнему держала руки в карманах, и ей пришлось сделать усилие, чтобы сдержать внезапную дрожь, пробежавшую по спине. Сколько покушений может вынести человек?

— Все в порядке, Джибб. Уверяю тебя. Сообщи мне, что случилось.

Он еще мгновение пристально смотрел на нее, затем медленно покачал головой, и на лице у него появилось выражение покорности, которое она так хорошо знала. Несколько лет назад она стала бы поддразнивать его, говоря, что, если бы его работа была слишком легка, он бы ушел от нее из-за скуки. Такова была природа их дружбы.

Но все это изменилось несколько лет назад, когда Джибб наконец признался, что влюблен в нее, и попросил ее выйти за него замуж. В тот момент они шагали по парку Золотого Дворца, наслаждаясь легким прохладным ветерком и ранним осенним вечером. Сначала она решила, что он шутит, но, когда ее легкомысленный ответ не вызвал ничего, кроме молчания и боли в его темных глазах, она поняла свою ошибку. Борясь с внезапно охватившей ее паникой, она попыталась объяснить, что не любит его как мужчину и сомневается, что когда-либо полюбит.

— Ты мой самый близкий друг, — сказала она ему. — На большие чувства я не способна.

Джибба тем не менее переубедить не удалось. Он пытался уверить ее в том, что со временем ее чувства, возможно, изменятся. В конце концов ей ничего другого не оставалось, как сказать ему то, что расстроит его еще больше, но решит эту проблему.

— Я не могу любить тебя, — наконец сказала она, с удивлением заметив, что плачет, — потому что я люблю другого. Я люблю Орриса.

Джибб долго смотрел на нее, храня молчание и не двигаясь. Наконец он откланялся и ушел.

Мелиор боялась, что вслед за этим разговором он сложит с себя обязанности начальника ПСБ. Но на следующее утро он был на своем рабочем месте, занимаясь вопросами ее безопасности и отправляя группу людей разобраться с последствиями перестрелки в Семнадцатом квартале. Больше они не возвращались к этому разговору. Мелиор как-то попыталась, но Джибб дал ясно понять, что не склонен об этом говорить. И они стали притворяться, что ничего не изменилось.

Тем не менее их дружба с тех пор перестала быть прежней. Их разговоры неожиданно сделались затруднительными и напряженными. Раньше Мелиор свободно говорила с ним почти обо всем и шутила, ни на секунду не задумываясь, а теперь она следила за каждым словом из страха задеть его чувства или, хуже того, заставить думать, что готова согласиться на его предложение. Его готовность остаться на посту главы ПСБ принесла ей большое облегчение, но она знала, что былая непринужденность их дружеских отношений исчезла навсегда. Она видела его каждый день и все-таки скучала по нему прежнему так же, как по своему отцу.

Время от времени, когда они разрабатывали меры по обеспечению безопасности или обсуждали стратегию предстоящей встречи с Советом Правителей, Мелиор почти удавалось убедить себя, что их отношения сделались такими же, какими были много лет назад, когда они действовали в уличной среде Четвертого квартала. Но сейчас, когда она стояла среди осколков стекла, валяющихся на полу ее комнаты, и дым ел глаза, ей казалось, что пропасть, разделяющая их, была так же широка и глубока, как море Арика.