— Кроме того, — сказал он вслух, — об экспедиции Адмирала Мазершеда теперь известно всем на Паладине.

— Я должен был догадаться об этом. Такую информацию невозможно скрывать долго. Но, отвечая на ваш вопрос, капитан: нет, мы совершенно ничего не получали ни от них, ни про них.

— Тогда еще есть надежда, — более для себя, чем для Генерала Гровинского.

— Конечно, есть надежда. Как говориться: “добрых вестей не бывает”.

— Тогда, будем надеяться.

— Ну, хорошо, Капитан Брейсер, — сказал Гровинский после небольшой паузы, — вы можете приказать вашему астронавигатору передать моим людям координаты вашей расчетной орбиты. Мы хотим начать посылать вам тех, кто лежит у нас в анабиозе тотчас.

— Да, сэр, конечно.

— На случай, если у меня не будет другой возможности, я хочу пожелать вам, вашим офицерам и команде благополучно добраться до Земли.

— Благодарю вас, генерал, удачи вам.

Когда изображение коменданта Промежуточной Станции исчезло с экрана, Брейсер приказал Первому Офицеру Макселу проинструктировать Офицера Астронавигатора О’Гвинн, чтобы она связалась с двумя другими кораблями, узнала их расчетные орбиты вокруг Промежуточной и передала их планетарному персоналу.

Передав функции командования кораблем своему первому офицеру, Абсолом Брейсер попытался расслабиться, облокотившись на подушку, которая была вмонтирована в заднюю часть цилиндра его тела с целью поддержки его плеч и спины. Затем он бросил взгляд на монитор, на котором рос на глазах серо–коричневый шар Промежуточной — пародии на планету, насмешки над Землей или Адрианополисом, кривой ухмылки Вселенной на хрупких двуногих существ с третьей планеты Солнечной системы.

Невыносимая острая боль вдруг поднялась откуда‑то ниже пояса, прорываясь сквозь то, что осталось от его тела, и стала подниматься по спине, как вредное насекомое, проедая мягкие сочные ткани, наверх, к его мозгу. Брейсер прикусил губу и попытался не обращать внимания эту боль, ругая при этом всю Вселенную.

“Что произошло с конвоем с Паладины?” — спросил он себя. Роджер дал ему некий ответ, своим спокойным, не вполне человеческим образом: 72% вероятности вражеской активности. Джиллы! Пусть Бог навечно проклянет их души, если у них есть Бог и если у них есть души за нечеловеческими мордами. Джиллы обнаружили конвой из Адрианополиса где‑то там, в пустоте между звезд, и напали на них, разрывая их энергетическими пушками, ядерными и плазменными торпедами. И погибло множество хороших людей.

Погибло… Погибло… Там в холоде и аду, в темноте и слепящем свете, наполненном ненавистью и страхом, а затем болью… болью… болью… Они умирали, разбитые, сломанные, с оторванными конечностями, их разрывал вакуум, кровь закипала в жилах, чтобы улететь в пустоту, глаза взрывались. Там, атакованные Джиллами, люди умирали в страшной агонии.

А Абсолом Брейсер знал, что значит умереть так, как умерли те люди — он сам так умирал. Когда он умер, его корабль был взорван дождем плазменных и ядерных торпед с атакующего военного звездолета Джиллов. Он умер в огне и вакууме. Он умер, но не навсегда.

Роботы спасли то, что осталось от мертвого командира звездолета, сложили эти останки в охлаждаемый жидким гелием гроб и дождались, пока случайно пролетавший мимо звездолет не нашел останки команды и не отвез их в Адрианополис. А там, тому, что осталось от Абсолома Брейсера, под ножами и лазерами врачей была вновь дарована жизнь.

Он подумал о том, была ли она ему нужна.

Он снова взглянул на изображение Промежуточной на мониторе, расположенном на командном пульте, на этот скучный однообразный мир и подумал, почему люди пришли жить и умирать на этот гблый и холодный каменный шар? Да, он знал, почему. Умом он осознавал это.

— А теперь посмотрим на этот континент, — сказал начальник службы разведки, его указка нырнула в трехмерное изображение, которое висело в воздухе рядом с ним, указывая на сферу, покрытую белыми голубыми зелеными и коричневыми пятнами, которая увеличивалась по мере того, как он говорил. — Обратите внимание на эти вот участки. Мы считали сначала, что это культивированная почва, но при более детальном рассмотрении выяснили, что это некий необычный индустриальный комплекс. Как вы заметите, там имеются строения. Увеличьте, пожалуйста!

Шар превратился в рельефный участок поверхности.

— Обратите внимание на тени. Тени такого типа могут отбрасывать лишь равномерно расположенные структуры высотой около семидесяти пяти метров. Теперь, если вы посмотрите…

Лейтенант Командор Камани Хайбек заерзал в кресле от души желая, чтобы доклад поскорей закончился. Он тянулся уже слишком долго.

Хайбек желал этого не потому, что ему было не интересно то, о чем рассказывал Командор Тендем, а из‑за сухой растянутой манеры доклада. К тому же, Хайбек сам принимал довольно большое участие в сборе информации, которую теперь выслушивал, и она была для него отнюдь не новой.

Вынув из кармана сигарету, Хайбек оглянулся вокруг, чтобы удостовериться, что никто не возражает против курения, зажег ее и глубоко затянулся. В тишине, пока Тендем ожидал нового трехмерного слайда, Хайбек слышал как в огромный зал заседаний “Сан Хуана” нагнетается новый, прошедший цикл восстановления воздух; как гудит ядерный двигатель, толкая огромный звездолет со сверхсветовой скоростью прочь от планет, где он рисковал своей шеей, собирая информацию, которую докладывал теперь Тендем. Хайбек выпустил дым на цилиндр своей сигареты и посмотрел на Адмирала Мазершеда, который стоял в нескольких метрах слева от Тендема, обращая мало внимания на доклад офицера разведки. Мазершед уже знал все это — но это был звездный час адмирала: его экспедиция выполнила свою миссию. “Пусть старик порадуется”, — подумал Хайбек.

Хайбек был горд, что служит у старика Мазершеда, который твердо шел к тому, чтобы стать героем Человечества, и не без причин. Если они принесут эту информацию на Паладину, черт возьми, Человечество получит шанс сделать с Джиллами то, что Господь когда‑то сделал с людьми в Содоме. А может, и похуже. Может, это вообще прекратит войну. На это стоило надеяться!

Хайбек снова заерзал в кресле, чувствуя удовлетворение вопреки усыпляющему бормотанию “скрупулезного” Тендема.

Погрузившись в кресло настолько, насколько он мог, не привлекая к себе чрезмерного внимания, Хайбек посмотрел направо в конец ряда, где, с увлечением выслушивая лекцию Тендема, сидела Наха Хенджело. Она еще не знала этого, и ей было интересно даже несмотря на монотонную манеру изложения.

Лейтенант Хенджело по–видимому не заметила взгляда Хайбека, а если и заметила, то проигнорировала его. Это не особенно беспокоило Хайбека. Наха может упорствовать, но рано или поздно она придет к нему, хотя Хайбек надеялся, что это будет рано. Ему предстояло отметить то, что он и другие скауты обнаружили, и он надеялся, что сможет отметить это вместе с ней в его каюте, предпочтительно. Ну а если Наха собирается противиться, говорил он себе философски, то он вовсе не пуританин — кругом полно девчонок. Правда, ему все же хотелось Наху и никого другого.

Улыбаясь, Хайбек снова заерзал в кресле, принимая более удобное положение, — и поймал неодобрительный взгляд одного из старших офицеров, которого стало раздражать то, что Хайбек постоянно ерзает. Хайбек улыбнулся офицеру (чьего имени он даже не знал) и нарочито переключил свое внимание на лекцию, которую “скрупулезный” Тендем, похоже, уже заканчивал.

“…с этой точки, — говорил офицер разведки. — Эти планеты удивительно напоминают Землю, и все они без сомнения показывают наличие чрезвычайно высокого уровня технологического развития. Таким образом, можно предположить, что мы нашли именно то, что искали”.

Тендем сделал паузу, посмотрел на Адмирала Мазершеда, а затем снова повернулся к собравшимся офицерам.

“Это все, что я хотел вам доложить. А сейчас, думаю, Адмирал скажет вам несколько заключительных слов. Спасибо за внимание”.