В сумеречной глубине огромного зала кто‑то играл тихую мелодию на струнном инструменте. Дамион Лето подумал, что это гитара, хоть и не был уверен в этом. В конце концов, какое это имеет значение? Для того, кто играл и для того, кто слушал важна была прежде всего сама музыка, как одна из форм медитации.

Неподалеку кто‑то тихо читал стихи. С другой стороны, в полумраке зала, насыщенном ароматами благовоний, слышалось тяжелое дыхание мужчины и женщины. То, чем они занимались тоже было одной из форм медитации, причем одной из самых высших форм так, как при этом отдавалась самая высшая дань самой Жизни.

Дамион Лето сам решил было найти себе женщину, но потом передумал. Ему нужна была сейчас не такая медитация. Ему нужна была тишина и тщательно контролируемое дыхание, чтобы поразмыслить, задать себе вопросы и возможно ответить на них.

Он сел скрестил ноги и стал смотреть на воду в маленьком фонтане, думая о том, что вода очень напоминала Жизнь своей постоянной изменчивостью, приливами и отливами, тем, что она уходила, чтобы потом опять вернуться на прежнее место. Но Жизнь все же еще и отличалась от воды, хоть происходила из нее и по большей части состояла из нее. Жизнь могла воспроизводить себя, а вода нет. Вода приходит извне, а жизнь — изнутри. Жизнь приходит из семечка, яйца или утробы, чтобы, достигнув зрелости, повторять все снова, снова и снова.

Тогда, почему же, спрашивал он себя, Жизнь создает Смерть? Конечно, жизнь должна превращаться в Смерть, так положено. Но должна ли Жизнь сама создавать Смерть? Он никогда не верил в это. Его всегда учили, что Смерть существует и он принимал это, но Смерть нельзя создавать специально. И все же люди делали Смерть. Они творили Смерть из Жизни, которая приняла облик джиллов. Но это начали сами джиллы делая Смерть из Жизни, которая имела форму людей. Это тоже неправильно. Почему так происходило?

Дамион Лето и остальные члены Племени много раз собирались на Групповую Медитацию и объединяли свои души прося Жизнь прекратить творить Смерть. Но Жизнь не прекращала. Почему она продолжала делать Смерть?

Есть ли ответ на этот вопрос? Если Жизнь это Жизнь, и в нее входят все живые существа, то как они могут желать Смерти другим живым существам, другой Жизни? Разве это не самоубийство? Разве это не уничтожение части единого, чем является Жизнь? Как это может быть?

Дамион Лето прочел все молитвы, все пророчества, но не одно из них не принесло ответа. Но, если ответа не знали пророки, мог ли его знать Дамион Лето? Ведь, он не был пророком.

И вообще, есть ли ответ на этот вопрос? Возможно, что нет. Возможно, даже не существовало подобного вопроса. Такая мысль тоже приходила к нему. Может, вопрос этот был просто иллюзией.

Так он сидел и размышлял возле фонтана, пока не услышал тихие шаги босых ног и приятный женский голос:

— Дамион Лето.

Не отрывая взгляда от фонтана он произнес:

— Мелисса Хакони.

— Могу ли я медитировать вместе с вами? — спросила девушка, опускаясь на колени рядом с ним.

— Моя медитация проходит не слишком хорошо, — сказал он.

— Почему?

— Меня мучают вопросы.

— Нас всех мучают вопросы, Дамион Лето.

— Но не такие, как мои.

— Точно такие, как твои. Мы все — часть Жизни.

— А не являемся ли мы заодно и частью Смерти, Мелисса Хакони?

— Да.

— Тогда, возможно, именно по этой причине меня мучают вопросы.

— Поэтому нас всех мучают вопросы. Можно мне медитировать с тобой?

— Как ты желаешь медитировать? — спросил он, все еще не отрывая глаз от фонтана.

— Так, как повелевает Жизнь мужчине и женщине, Дамион Лето.

— Возможно, это не то, что мне сейчас необходимо.

— Возможно, это тебе нужно сейчас. Мне известно, что ты уже очень давно не касался женщины.

— Да, это так. Когда я обеспокоен.

— Присоединяйся к медитации Жизни, Дамион Лето. Это облегчит твой разум, — ее мягкие пальцы коснулись его спины и спустились к бедрам. Это возбудило его.

— Может, ты и права, — сказал он, оторвав, наконец, свой взгляд от фонтана и посмотрев на нее. — Может, ты и права Мелисса Хакони.

Он взял ее за руки.

Она села рядом, прильнув к нему своим обнаженным телом и сказала:

— Поцелуй меня сюда, Дамион Лето. Я хочу.

Ее слова были прерваны свистящим звуком, прорвавшимся сквозь толстые стены зала для медитации. Как будто что‑то на огромной скорости летело по воздуху.

Где‑то рядом раздался женский крик.

— Что это? — воскликнула Мелисса Хакони.

— Торпеды! — ответил Дамион Лето, вскакивая на ноги, — Просто торпеды.

— Этого просто не может здесь произойти, — сказала Мелисса Хакони, также вставая на ноги и прижимаясь к голым плечам Дамиона Лето, как бы пытаясь скрыться за ними от ужасной, надвигающейся на них реальности.

— Нам надо бежать! — закричал Дамион Лето, отрывая ее от себя.

— Возьми меня с собой! — воскликнула она.

Но Дамион Лето уже бежал по мраморному полу зала для медитации, через подготовительное помещение, на яркий полуденный цинтианский свет. Мелисса Хакони и остальные бежали вслед за ним, чтобы увидеть, что им угрожает.

Там, снаружи, они увидели, пока еще высоко в небе, отвратительные формы кораблей джиллов, которые уже вошли в Цинтианскую атмосферу и посылали энергетические лучи навстречу патрульным звездолетам Лиги, поднимающимся им навстречу из‑за гор.

— Жизнь! — закричал кто‑то. — Они прорвали оборону!

— Дамион! — воскликнула Мелисса Хакони. — Что это означает?

— Смерть, пришла ко всем нам, — сказал Дамион Лето, опуская взгляд, так как небо стало уже ярче солнца. Патрульный корабль Лиги, не успел поднять защитный экран в условиях цинтианской атмосферы и встретился с энергетическим лучом джиллов.

— Бежим! — закричала молодая Делинда Краел новая девушка медитатор в зале, закрывая ладонями свою голую грудь.

— Нет, — сказал ей Дамион Лето, чувствуя, как в нем поднимается волна неожиданной храбрости. — Это не поможет. Некуда бежать.

— Тогда, что же нам поможет? — спросила Мелиса Хакони.

— Ничего, — тихо ответил он, стоя нагишом под ярким цинтианским солнцем и пикирующими звездолетами джиллов. — Ничего нам не поможет. Теперь, мы будем заниматься любовью, Мелисса Хакони. Теперь и всегда.

Он схватил ее за руку и опустил на сухую землю под ногами, взглянув при этом вверх. Ему показалось, что он заметил как от одного из кораблей отделилось несколько торпед. Он повернулся к Мелиссе Хакони и соединился с ней.

Он успел почувствовать лишь легкое тепло, когда одна из торпед джиллов, определив достаточную близость к поверхности, взорвала свой ядерный заряд. Больше он никогда и ничего не чувствовал.

Для Абсолома Брейсера, других капитанов и первых офицеров космических кораблей, пришедших с Паладины, последующие два часа прошли почти незаметно. Было много споров, даже огорчений, но два часа прошло и решение было принято.

— Капитан Брейсер, я не понимаю, — изображение Генерала Гровинского на экране монитора в конференц–зале выглядело откровенно удивленным.

— Просто я сказал, сэр, “не возражаете ли вы, если мои корабли задержатся здесь приблизительно на пять недель?”.

— Но, ради Бога, Брейсер, почему? Вы сможете добраться до Земли меньше, чем за две недели. Почему вы хотите… — Гровинский, вдруг, замолчал, начиная понимать в чем дело. — Бог мой небесный, Капитан, ты соображаешь, о чем меня просишь?

— Я все прекрасно понимаю, сэр, — медленно произнес Брейсер. Он, ровно как и старшие офицеры всех трех звездолетов, знали гораздо лучше, чем сам Генерал Гровинский о чем они просили. Они уже один раз были убиты джиллами.

— Я уже обсудил все это с моими офицерами, — продолжил Брейсер. — Они хорошо понимают ситуацию. Сознаюсь, генерал, что неохотно, но мы пришли к общему соглашению. Мы знаем, что делаем. Мы отнюдь не в восторге от этого, но…

Брейсер не полуслове оборвал свою реплику. “Неохотно — не то слово, — подумал он. — Нас ожидает как минимум один бунт до того, как это все закончится. И все же, мне кажется, что мы сможем пройти и через это. Мы видели кое‑что пострашнее, чем взбунтовавшаяся команда”.