— Встаньте, сэр Френсис.

Он встал, низко поклонился и поцеловал ее руку, потом сказал, что готов обогнуть мир двадцать раз и привезти в двадцать раз больше сокровищ за одну только улыбку ее величества.

Этот год был трагическим для Роберта. Его долгожданный сын, которым он так гордился, внезапно умер. Его похоронили в часовне в Уорвике. «Роберт Дадли, 4 года, дворянин» — эти слова написали на его надгробии.

Роберт обезумел от горя, и королева позабыла свою ревность, стала делать все возможное, чтобы его утешить.

Став перед нею на колени, он сказал:

— Это — возмездие. Женившись, я пошел против воли вашего величества. Это — Божья кара.

— Нет, — мягко перебила она, — это неправда. Невинный не должен страдать. Роберт, мы слишком стары и слишком серьезны, чтобы делать что-то иное, кроме как утешать друг друга.

Она усадила его у своих ног и, перебирая его волосы, воображала, что они все такие же черные и пышные, как были раньше.

Роберт старался забыть свою утрату, взяв под опеку другого Роберта, его сына от Дуглас. Он проклинал свою судьбу, которая отняла у него законного сына и оставила другого, — хотя он любил обоих мальчиков и хотел сохранить и того, и другого.

Он часто болел. Возможно, он прожил слишком бурную жизнь, и теперь, когда ему перевалило за пятьдесят, должен был за это платить.

Он не мог говорить с королевой о своих болезнях, она не переносила любые разговоры о физических немощах.

Вскоре на Роберта обрушились новые неприятности.

В том году иезуит Роберт Парсонс опубликовал в Антверпене свою книгу. Он был католиком, а Лестера во всем мире считали лидером английского протестантизма. Эта книга, которая была напечатана на зеленой бумаге, стала называться «Зеленым пальто отца Парсонса». Она представляла собой непристойное описание жизни графа Лестера, а так как в этом повествовании королеве было отведено значительное место, то там не обошлось и без скандальных подробностей.

Не упуская ни одной детали, иезуит составил список проявлений сладострастия у королевы и ее фаворита. Упоминалось и количество детей, которых, как поговаривали, они произвели на свет. Роберту приписали не только убийство Эми Робсарт, но и мужа Дуглас, и мужа его теперешней жены, Эссекса. Каждую таинственную смерть — и даже происшедшую в результате естественных причин — старались повесить на графа Лестера и его профессиональных отравителей.

Книгу завезли в Англию и стали тайно распространять. Из рук в руки передавались ее копии. В каждой таверне снова принялись смаковать подробности любовных похождений Лестера. Он стал самым страшным злодеем на всем белом свете. Он отравил королеву своими колдовскими чарами. Он был сыном дьявола.

Елизавета рвала и метала и подвергала ужасным наказаниям любого, у кого находили копию этой грязной книги, которая, как она клялась, была вся насквозь фальшивая.

Филипп Сидни, возмущенный за своего дядю, которого любил, как родного отца, написал ответ этому отпетому мошеннику, который осмелился распространять свою ложь о самом видном аристократе Англии. Он заявил, что хотя благодаря своему отцу он принадлежал теперь к другому роду, для него великой честью оставалось сознавать себя Дадли.

Однако, несмотря на то, что писали и что говорили, память об Эми Робсарт была так же свежа, как и почти двадцать лет назад. И тот, кто разбирался в таких вещах, понимал, что это больше, чем просто атака на Лестера и королеву. Это первая ласточка в грядущей войне католиков и протестантов.

И в том же году Вильгельм Оранский умер насильственной смертью. Умер Защитник страны, лидер, который подвигнул своих соотечественников на борьбу против испанской тирании.

Голландцы в отчаянии обратили свои взоры к Англии, и Елизавета забеспокоилась. Ей навязывали войну, которой она стремилась избежать. Она хотела остаться в стороне, не разрушать процветания, которое она создала, поддерживая мир на своей земле. Но сейчас она больше не могла закрывать глаза на происходящее. Большая часть рынка шерсти была утеряна, так как эти территории находились под ярмом испанцев, и процветание, которое пришло к Англии через торговлю шерстью, начинало увядать. Нужно найти новые рынки, но разве англичанам позволят их завоевать? Филипп не сводил с Англии своего пристального взгляда, его не покидала навязчивая идея о своей миссии. В своих гаванях он строил самый громадный флот, который когда-либо знал мир, — Непобедимую Армаду, как он ее называл, и все понимали, что его целью было послать этот флот к берегам той земли, чья королева и чьи моряки так долго безнаказанно попирали его мощь.

Елизавета призвала к себе своих министров. Они высказались за высадку в Нидерландах. Они не разделяли ее чувств. Они были мужчинами, которые в войне мечтали стяжать власть и славу. Она же была всего лишь женщиной, мечтающей сохранить свою огромную семью, которой являлся весь ее народ. А еще королева обладала пониманием того, что даже победоносные войны приносили меньше пользы, чем мог бы принести продолжительный мир без потери людей и золота.

Но она не могла больше оставаться в стороне, потому что голландцы просили, чтобы им прислали человека, которого они смогут принять как свсего лидера, за которым смогут последовать, как они следовали за своим Вильгельмом Оранским. Этим человеком был тот, кто поставил себя во главе протестантской партии и был так любим королевой, что она никогда бы не поставила его во главе предприятия, которому не может оказать свою искреннюю поддержку.

Голландцы умоляли о Лестере.

И она даровала свое согласие, и он должен был поехать.

Нежно с ним прощаясь, она подумала о том, как он все-таки красив, как полон энтузиазма и амбиций. Казалось, что он снова стал молодым.

При расставании он не страдал так сильно, как она. Он собирался вновь снискать воинскую честь и славу, такую притягательную для него во все времена.

Королева же должна оставаться в тылу и следить за его подвигами по письмам и депешам, утешаясь только тем, что если он находится вдали от нее, то одновременно и вдали от своей жены.

Роберт шествовал по Голландии через маленькие чистенькие города под гром восторженных приветствий. Казалось, что наконец сбылись надежды всей его жизни. На протяжении долгих лет он мечтал стать королем, а эти люди его приветствовали, становились перед ним на колени, как будто для них он был больше, чем король, он был спаситель.

Вскоре после его прибытия в Гаагу ему была оказана самая большая честь, которой он когда-либо удостаивался на протяжении всей своей жизни.

В то первое утро нового года он одевался в своих покоях, когда к нему прибыла делегация. Не дожидаясь окончания церемонии одевания, он вышел в переднюю комнату. И там глава делегации стал перед ним на колени и сказал, что голландцы, видя в нем своего лидера, хотели бы ему предложить все те титулы, которые принадлежали принцу Оранскому. Он должен стать правителем, штатгальтером [Штатгальтер — губернатор (голл. ист.).].

От радости Роберт потерял голову. Всю свою жизнь он мечтал о чем-то подобном: иметь свое собственное королевство — королевство, которым он будет владеть не благодаря милости королевы, а благодаря своим государственным заслугам и популярности.

Это было самое серьезное испытание всей его жизни. Откуда ему знать, что когда награда дается легко, то руки еще не окрепли настолько, чтобы ее удержать; и сила в них появляется только в результате тяжелого труда и после множества побед? К величию его подвезли прямо в паланкине, заготовленном для него страстно любящей женщиной, но когда он достиг вершины, воздух там оказался настолько разрежен, что он не мог там стоять, оказавшись без своего паланкина, а эти голландцы просили его стоять на своих собственных ногах. Рядом был Филипп Испанский, рядом находился герцог Пармский, а в Англии оставалась королева, которая должна дать свое согласие на принятие этой чести.