— Откуда тебе известно?
— Мы об этом прослышали, и даже его мать признает, что у него не такая фигура, как у его брата.
— Ты суешься не в свое дело, Кэт.
— Это из-за моей любви.
— Я это знаю. Но я не хочу, чтобы ты совала свой нос не в свое дело.
— Милая, почему бы вам не выйти замуж за того, кого вы по-настоящему любите?
— Не понимаю, кого ты имеешь в виду.
— Ну нет, понимаете, моя милая. Вы так долго его любите, и он любит вас… и он предназначен для вас, а вы для него.
— Это что — Лестер?! — оборвала она.
Кэт спросила себя, не вспомнила ли она о леди Шеффилд и ее ребенке? А может, она прослышала о более серьезной угрозе со стороны графини Эссекс?
Кэт этого не знала и не осмелилась спросить, но ей казалось, что королева, должно быть, думает о леди Шеффилд, потому что она не была бы так спокойна, если бы знала о его связи с Летицией.
— Что! — воскликнула Елизавета, казавшаяся уязвленной. — Неужели я должна настолько забыться, чтобы предпочесть моего собственного слугу, которого я сама поставила на это место, первому принцу во всем христианском мире?
Опечаленная Кэт только покачала головой.
— Пусть Бог хранит ваше величество от всевозможных несчастий, — пробормотала она.
А Елизавета подняла руку, чтобы нежно шлепнуть руку Кэт.
Роберт направлялся на свидание с Дуглас. В тот день он попросил ее прийти в Клоуз-Арбор, расположенный возле дворца в Гринвиче.
Он был обеспокоен поведением Дуглас, которая, догадавшись о его планах в отношении Летиции, становилась все более истеричной. Дуглас занимала положение фрейлины королевы, и это было крайне опасно, потому что она находилась в тесном контакте с Елизаветой.
Он принял решение.
Ему стало известно, что сказала королева Кэт Эшли, и он сейчас был полностью уверен, что по прошествии многих лет она уже не собиралась выходить замуж. Может, если бы он не женился на Эми — был свободен тогда, когда они оба были еще молоды, то что-то и получилось бы. Но теперь слишком поздно думать об этом. Он хотел иметь детей. Он часто думал о прекрасных молодых людях, находившихся в настоящее время при дворе, которые были сыновьями его ровесников. Например, мальчики вроде Филиппа и Роберта Сидни, сын Бэкона Френсис, сын Летиции Роберт Деверо, ставший после смерти своего отца графом Эссекским, и даже сын Бэгли, молодой Роберт Сесил, хотя и горбатый и далеко не миловидный, но все-таки законный сын. Королева ценила Роберта Сесила не только потому, что он сын своего отца. Его острый ум и смекалка делали его юношей, которым можно гордиться, и даже королева, которая не выносила уродства, привязалась к нему и прозвала его своим Пигмеем. А он, Роберт, не имел законного сына! Будь что будет, но он решил жениться на Летиции.
На свидание с Дуглас его сопровождали несколько преданных ему слуг, их судьбы так тесно зависели от его собственной, что они не осмелятся предать его, какие бы выгоды это не сулило.
Дуглас уже ждала его.
Он поставил нескольких человек снаружи Клоуз-Арбор, чтобы его могли предупредить о приближении тех, кому не следовало знать о свидании.
Она была бледна и вся дрожала.
Он мягко улыбнулся ей и, положив руку на ее плечо, сказал:
— Тебе не нужно бояться, Дуглас. Как тебе известно, ты мне очень долго нравилась, и я тебя любил. Я всегда находил в тебе искреннюю и верную привязанность, которая сильно меня в тебе привлекала. Дуглас, она все еще существует в тебе, правда?
— Да, — ответила она.
— Однако я ясно дал понять, — не так ли? — когда впервые сблизился с тобой, на каких основаниях должны и всегда будут оставаться мои добрые намерения по отношению к тебе. Мне кажется, что ты полностью согласилась принять их.
— Это случилось до того, как родился ребенок.
— Но я ясно дал знать о моих намерениях еще до того времени. Разве я тебе не говорил, что не в моей воле жениться, что если бы я сделал это и об этом услышала королева, я был бы раздавлен, лишен милостей и благосклонности на веки вечные?
— Да, но это было еще до того, как появился ребенок… и мы поженились.
— Это не была настоящая свадьба, Дуглас. Я пошел на нее ради твоего душевного спокойствия. Ты не можешь предьявлять ко мне претензии, и тем не менее, я дам тебе семьсот фунтов в год, если ты перестанешь заявлять права на ту сфабрикованную церемонию бракосочетания и забудешь, что она вообще имела место.
— Я не смогу этого сделать.
— Ты должна, — настаивал он.
— Я должна помнить о своем сыне. Должен ли он предстать перед всем миром в качестве бастарда?
— Мы все должны представать перед миром такими, какие мы есть, моя милая. Не опасайся за его будущее. Я буду следить за его судьбой так же внимательно и с такой же заботой и любовью, как если бы он являлся моим законным сыном.
— Я не могу. Не могу. Я верю, что он твой законный сын. Он твой наследник.
— Подумай над тем, что я тебе сказал. Возьми деньги, которые я предлагаю. Прими мою искреннюю заботу о нашем сыне, потому что если ты откажешься, то разве это принесет пользу ему и тебе? Я никогда больше тебя не увижу, и ты от меня не получишь никаких денег. Лучше прими эту пенсию, допусти, что не было никакой свадьбы, и с тобой и с ним все будет прекрасно.
Когда он повернулся и ушел, она только качала головой и всхлипывала.
Дуглас лежала в своей кровати, а вокруг нее сгрудились ее служанки. Она лежала долгое время, уставившись в балдахин, и все собравшиеся начали сомневаться в ее рассудке.
Одна горничная, которая находилась при ней, когда та была еще ребенком, горько зарыдала, получив доказательство слепой страсти своей госпожи к графу Лестеру. Потом эта верная служанка отпустила остальных женщин и села возле кровати своей госпожи, тихо наблюдая за ней, и когда она заметила, что по щекам Дуглас заструились слезы, подошла ближе и просто сказала:
— Моя дорогая госпожа, сделайте, как он просит. Это единственный выход. Вспомните Эми Робсарт… и вспомните, какая участь постигла одного графа в Ирландии.
Дуглас ничего не ответила, но попросила привести к ней ее ребенка.
Мальчик стал на колени перед кроватью и спросил, почему она такая грустная, но она только покачала головой и сказала:
— Это пройдет.
— Я знаю одного человека, который может тебя сделать счастливой, — сказал мальчик. — Я найду его и приведу к тебе.
Она устало покачала головой.
— Но ты всегда счастлива, когда великий граф приходит с тобой повидаться… и я тоже!
Она с грустью посмотрела на него и, прижав к себе, поцеловала.
— Ты и я — мы будем счастливы вместе, мой милый, — наконец произнесла она.
Ей казалось, что ее предупреждает чей-то голос:
— Будь умной. Помни об Эми Робсарт.
Этим летом в Кенилуорте Роберт и Летиция поженились.
Они оба проявили безумие, но постарались сохранить все в тайне от королевы.
Семья Летиции, узнав о случившемся, стала настаивать на том, чтобы вся церемония состоялась повторно после их благословения в их доме в Уанстеде. Они не собирались наблюдать, как их дочь пребывает в положении бедной Дуглас.
Семья Ноллисов была страшно расстроена, когда узнала о слепой влюбленности своей дочери и о той крайности, к которой она привела ее и графа. Ни один человек в королевстве не верил, что Роберт неповинен в убийстве своей первой жены, а теперь еще и имя Эссекса добавилось к списку его жертв. Слухи росли и множились, однако новость о его женитьбе все еще не дошла до ушей королевы. Никто при дворе не решался сообщить Елизавете эту весть, опасаясь ее гнева.
Но когда семья Летиции убедилась, что Роберт не сможет отказаться от брака, даже если захочет, и когда они приняли во внимание его могущество и симпатии к протестантам, они осознали, какие великие преимущества могут быть от союза между его и их домами.
Филипп Испанский зашел слишком далеко в своих гонениях, когда навязал Нидерландам инквизицию. Вильгельм Молчаливый повел свой народ на борьбу против тирании и фанатичной жестокости испанцев. Их борьба стала не просто локальным конфликтом. Она вылилась во всемирную битву католиков и протестантов, и Ноллисы — могущественная протестантская семья — мечтали, чтобы к этой битве присоединилась Англия. Как и многие государственные деятели, они придерживались той точки зрения, что антипатия королевы к войне может привести страну к краху и что отказ от участия в небольшом конфликте на стороне друзей может привести к тому, что ей придется остаться в одиночестве, когда настанет время настоящей войны. Если Испания выйдет победительницей из войны с Нидерландами, то, без всякого сомнения, безудержный фанатизм Филиппа будет направлен против наикрепчайшего оплота протестантов в мире, каким являлась Англия.
