Королева снова обрела уверенность в себе и дала слово никогда больше не становиться игрушкой своих эмоций.

Это не значило, что она стала меньше любить Роберта. Без него она не могла считать себя счастливой и веселела только в его обществе, ей нравилось держать лорда при себе, и гадать, выйдет ли она когда-нибудь за него замуж или нет. Королеве казалось, что она никогда больше не повстречает на своем пути ни одного мужчину, который сможет возбудить в ней такое же глубокое чувство, как Роберт.

Она оставалась неизменной в своих привязанностях и симпатиях, как показал пример с Кэт Эшли и Пэрри: когда-то они предали ее, но она поняла и простила их, а однажды полюбив, Елизавета так просто не хотела расставаться со своею любовью.

Кроме того, чары Роберта не ослабевали. Может, ему и казалось, что недостаточно жить такой жизнью, но она думала иначе. У нее было все, что ей от него нужно, — его общество, его восхищение, его страстная любовь, которую следует постоянно подогревать. Она даже чувствовала некоторую благодарность к Эми за то, что та предотвратила их свадьбу — сначала по причине своего существования, когда она была его женой, потом своей таинственной смертью, когда превратилась в невинную жертву.

В эти месяцы королева находилась в прекрасном настроении, наслаждаясь устраиваемыми для нее празднествами и находя удовольствие в том, что осыпала своими милостями тех, кто радовал ее, и никому это не удавалось лучше, чем Роберту. Когда Роберт становился перед ней на колени, она почти что роняла свое достоинство перед лицом советников, придворных и послов, порой безотчетно протягивая руку и принимаясь поглаживать его длинные кудри, неизменно приковывая внимание к его хорошо вылепленной голове. Те, кто находился рядом, не понимали ее — все они считали, что она влюблена в Роберта столь сильно, что непременно выйдет за него замуж. Им были непонятны ее чувства, и в этом для нее крылось наслаждение, равно как и необходимость хранить свои тайны.

Между ними происходили стычки. Будучи в высшей мере самоуверенным человеком, Роберт яростно пытался утвердить свое превосходство. «Ладно, — спрашивала она саму себя, — разве я могла бы полюбить тряпку? Разве могла бы я полюбить человека, который бы побоялся перечить мне, чтобы не потерять мои милости? Мужчина должен всегда оставаться мужчиной, и не родился еще человек, который мог бы сравниться с лордом Робертом Дадли». Она осыпала его дарами, что верно, то верно, но делала она это не для любовника, а признавая его как государственного деятеля. Лорд Дадли на самом деле превратился в политика, принимая горячее участие в государственных делах и готовя себя к роли короля Англии. Она замечала, что и ходит он с важным видом. А почему бы и нет? Разве людям не свойственно важничать? Почему бы ему и не надерзить милорду Норфолку, который возомнил, что он более высокого происхождения, чем сама королева? Да черт с ним, с Норфолком! И со всем этим племенем Ховардов! Ее отец поумерил бы их прыть, и она сама не преминет поступить подобным образом. Они так носились со своим происхождением, они придавали такое значение тому, кто были их предки! Теперь, берегитесь, милорд Роберт не потерпит больше ни капельки вашей дерзости, и «даст Бог, — подумала она, — я сделаю его графом. Когда-нибудь он станет самым великим графом в нашем королевстве».

Хотя ей доставляло огромное удовольствие лишний раз убедиться в его мужестве и уверенности в себе, порой она была не прочь и сама его помучить. Иногда она топала ногами, давала ему пощечины и напоминала сама себе, что он — низкого происхождения. «И не помышляйте о том, чтобы проявить свою самонадеянность по отношению ко мне, милорд. Помните, что только благодаря мне вы занимаете такое положение при дворе». Она имела обыкновение делать вид, что он оскорбил ее, проявив недостаточное почтение к ее сану, но оба они прекрасно понимали, что причиной ее вспышек была перехваченная ею излишне нежная улыбка, которой он недавно одарил одну из придворных дам.

Елизавета настаивала на том, чтобы он хранил ей верность, но, по правде говоря, ей было все равно. Он должен быть мужчиной до кончиков ногтей, и он был им. Она считала, что верность не является достоинством мужчины. Вздыхающий и страдающий от любви — не для нее. Ей требуется неистовый любовник, нетерпеливый и дерзкий, который иногда сердится на нее, может, даже и слегка ветреный. Роберт обладал всеми этими качествами, он был ее единственной радостью в этой жизни.

Лорд Дадли стремился достичь такого положения, чтобы иметь возможность порисоваться перед людьми вроде Норфолка. Он желал занимать первое место не только потому, что его любит королева, но и по своему положению на иерархической лестнице.

Порой Роберт заявлялся в ее опочивальню, шокируя фрейлин, а однажды, поцеловав ее руку, он осмелился поцеловать королеву еще и в щеку… на глазах у всех.

— Милорд! — возмутилась она с наигранным чувством оскорбленного достоинства, но при этом глаза ее сияли, а он был не в том настроении, чтобы потакать ее так называемому «гневу».

— Я поцеловал вас у всех на глазах, — сказал он. — Я и дальше буду служить вам, не обращая внимания на других людей… и днем… и ночью… и до конца моих дней.

— Вы только послушайте его! — воскликнула она. — Что бы было, если бы весь двор заглянул ко мне, чтобы поцеловать меня и пожелать доброго утра!

— Им не следует даже пытаться переступить порога этой опочивальни. Я проткну их всех своей шпагой.

Она посмотрела на своих фрейлин, призывая их восхититься поведением шталмейстера. Она знала, что среди них находилось немало тех, в чьих мыслях неизменно присутствовал лорд Роберт Дадли. Однажды он осмелился забрать ее сорочку из рук одной из фрейлин, но Кэт выхватила ее у него, заявив, что мужчине не положено знать, что у королевы есть такая принадлежность туалета.

Как же ей нравились подобные игры! Она сидела и властно взирала на него, потакая своим прихотям и находясь под защитой своих фрейлин.

— Ни в коем случае не оставляйте меня с лордом Робертом! Я боюсь этого человека! — воскликнула она.

Его ответ был следующим:

— Если я правильно понял, что ваше величество имели в виду, то вам действительно следует бояться его… хотя он будет защищать вас даже ценой своей собственной жизни.

— Я это знаю, — произнесла она с нежностью. — Но все-таки я вам запрещаю подобным образом являться в мою опочивальню.

Однако он проигнорировал ее предупреждение, ибо знал, что если не придет, то она расстроится. Кэт сказала, что все это напоминает ей историю с милордом адмиралом. Помнит ли ее величество? Создавалось впечатление, что эти высокие красивые мужчины находят громадное наслаждение в том, чтобы врываться в ее опочивальню.

Кэт получила ласковую пощечину, и на протяжении всего утра Елизавета была чрезвычайно весела.

Встретившись с ним в другой раз, она шепотом сделала ему выговор, когда ее слова заглушала игравшая на балконе музыка.

— Милорд, вы зашли слишком далеко.

— Нет, — сказал он, — недостаточно далеко.

— В моей опочивальне! И осмелились протянуть мне мое нижнее белье!

— Я твердо верю, что вскоре буду находиться возле тебя и днем, и ночью.

— Ах, если бы только так могло случиться!

На его лице промелькнуло раздражение, и красиво очерченные брови нахмурились.

— Так могло бы произойти… очень просто.

— Нет, Роберт, пока еще нет.

— Пока еще нет! — воскликнул он с надеждой в голосе и чуть было не схватил ее за руку, но она остановила его.

— Будь осторожен, глупенький мой. Неужели ты хочешь, чтобы при дворе снова разразился скандал?

— А они никогда и не прекращались.

— Как же ты осмеливаешься утверждать, что с моим именем связаны какие-то скандалы? Ты забываешь, что я — королева!

— Как бы мне хотелось забыть это! Если бы все было иначе… тогда…

— Тогда бы я была тебе не нужна?

— Даже если бы ты была служанкой, ты бы все равно была нужна мне.

Она засмеялась и отпарировала с присущей всем Тюдорам грубоватой прямотой: