Биение сердца

Маленькие дети эмоционально реагируют на жестокие события, а вот подростки судят о них, скорее, с позиций разума. Эти данные были получены исследователями из государственного университета Огайо. В 1999 году они провели опрос среди учащихся пятых, седьмых, девятых и двенадцатых классов, спустя три недели после стрельбы в школе «Колумбина», как раз в разгар военных действий НАТО в Сербии. Казалось, что детей помладше происходящее задевает лично; они склонны «очеловечивать» ситуацию и пользоваться такими словами, как «ненависть», «злость» и «страх». Кроме того, создавалось впечатление, что их волнуют и эмоции виновников, и эмоции жертв.

Дети постарше демонстрировали более аналитические суждения. Они разграничивали мотивы, скрытые за бомбежкой, инициированной НАТО, и причины, стоящие за стрельбой в школе. Казалось, что они относятся к происходящему довольно безразлично.

Исследователи пришли к выводу, что дети старшего возраста — и, соответственно, взрослые — могут проявлять эмоции относительно происходящей в мире жестокости реже, чем дети младшего возраста. Они также заключили, что, интеллектуализируя эту жестокость, мы не всегда обращаем внимание на те последствия, которая она может оказать на личность.

Теперь вам ясно, что этого «защитника сердца» не так просто проконтролировать. Если вы, в основном, апеллируете к интеллекту, то наверняка высоко цените его, и потому ваши чувства почти никогда не выходят наружу. Наш пациент Маркус преуспел в том, что перекрыл себе доступ к собственному миру эмоций.

Так получилось, что к тридцати пяти годам Маркус так и не научился прислушиваться к музыке своих эмоций — как радостных, так и болезненных — наполнявших его сущность. У него вошло в привычку подавление звуков сердца и усмирение чувств, строчащих заметки на страницах его песенника. Вскоре он стал докой использования интеллектуализации с тем, чтобы отдалиться от страданий и разочарований. Так он и жил, непредумышленно призывая на помощь своего «защитника» в периоды внутренних конфликтов и ощущения неудовлетворенности.

Маркус был довольно крупным мужчиной. В начальной школе он был выше всех, а в старших классах отличался не только ростом, но и силой. Со своими обязанностями — держаться молодцом и оставаться всеобщим любимчиком — он справлялся прекрасно. В школе он зарекомендовал себя лучшим футбольным защитником, и уже на втором курсе университета вошел в основной состав тамошней команды. И хотя у Маркуса в жизни появилась цель, а вся его семья нарадоваться не могла его выбору, его все же учили использовать все свои таланты и чересчур не усердствовать. Его отец — тоже довольно крупный мужчина — страдал диабетом, а за пару лет до того, как Маркус поступил в университет и получил полную спортивную стипендию, потерял зрение. Тем не менее, родители почти не пропускали школьных матчей и часто присутствовали на его университетских соревнованиях.

Впрочем, в университетской игре Маркус так и не добился больших успехов, которых надеялся достичь. Более того, на третьем курсе его лишили стипендии. Маркус был совершенно подавлен, ведь все прочили ему будущее спортсмена. Как и всегда, члены семьи сплотились вокруг, чтобы оказать Маркусу поддержку, и ему удалось преодолеть свои страдания. Тем более что учился он хорошо, к тому же обладал и другими навыками, к которым можно было прибегнуть. И в детстве был свидетелем того, как его отец смог адаптироваться к слепоте. Маленький Маркус тогда с глубоким почтением отнесся к тому, что, несмотря на столь серьезную инвалидность, его отец нашел в себе силы продолжить полноценную жизнь.

Жаловаться на возникшие затруднения не приходилось: то, что вся семья Маркуса собралась, чтобы обсудить его дальнейшие перспективы, было достойно восхищения. Все серьезно задумались. Было решено собрать информацию по вакансиям в их родном городе и тем видам деятельности, в которых мог бы преуспеть Маркус. О неудаче в спортивной карьере почти не упоминали, и жизнь продолжалась.

Тринадцать лет спустя, Маркус с его женой Тришей пришли на наше собрание группы помощи людям, недавно потерявшим близких: у Триши неожиданно умер отец.

Маркус нынче преподавал химию в старших классах. У них с супругой уже был малыш ясельного возраста, и теперь они ожидали второго. Мы удивились тому, что Маркус перестал тренироваться и заниматься спортом, а вместо этого посвятил себя развитию умственных способностей. Он был уже не просто крупным — за последнее время Маркус сильно потолстел и не собирался ничего с этим делать. Он стал жадно поглощать литературу и частенько собирал вокруг себя толпу — правда, теперь люди не наблюдали за его игрой в футбол, а слушали, как он с важным видом о чем-то рассуждает. Маркус не производил впечатления всезнайки, однако был способен обсуждать детали и общаться на сложном профессиональном жаргоне с лучшими умами. С карьерой преподавателя ему повезло, и он был вполне доволен.

Вот только его супругу и мать сильно беспокоил его избыточный вес — на самом деле, Маркус страдал ожирением. Отец его умер довольно рано — в шестьдесят один год — от осложнений диабета, и Триша боялась, что и Маркус долго не проживет. Казалось, что она обратилась к нам не только ради себя самой: она надеялась, что, так или иначе, Маркуса тронет близость горя и смерти, и он изменит образ своей жизни.

Одним субботним утром, в ходе очередной встречи нашей группы, Триша завела разговор о внезапной смерти отца и о том, как несправедливо, что мужчина в такой прекрасной форме — пусть даже в возрасте семидесяти двух лет — должен покинуть этот мир. Ее боль обернулась к Маркусу; рассказывая супругу о том, как ее беспокоит его здоровье, Триша стала повышать на него голос.

Кто-то из членов группы отметил, что Триша очень сердита. Она робко это признала, смягчилась и обратилась к своей грусти, сказав Маркусу: «По крайней мере, у тебя еще есть возможность сбросить вес и изменить жизнь к лучшему». Мы заметили, что чем больше Триша прислушивается к своим чувствам и призывает Маркуса ознакомиться с ее печалями и страхами, тем сильнее он подавляет порывы собственного сердца.

Казалось, что тело Маркуса все глубже погружается в кресло, а сам он словно отказывается от участия в терапии. Мы обратили внимание на то, что в его голосе появились вспыльчивые нотки, вот только он рассуждал об отвлеченных понятиях и не касался области чувств. Он ни с того ни с сего заговорил об исследованиях новейших таблеток, сжигающих жиры, и о том, какой ущерб может принести здоровью их употребление. Он выдавал статистические данные, на основе которых можно было утверждать, что люди, сидящие на диете, вновь набирали вес и в итоге оказывались еще более тучными, чем ранее. По его словам, было доказано: такая диета способна отрицательно влиять на работу сердца.

Лекция Маркуса всех словно заворожила, да и мы сами оказались в нее вовлечены. Так или иначе, каждый из нас испытал на себе те чувства, которые Маркус обходил стороной. Мы грустили, волновались, сердились и тревожились. Где же в этой тираде осведомленного эрудита таились его собственные эмоции? Он вовсе не важничал, и в его интеллектуализации не было ни жестокости, ни пренебрежения, даже по отношению к Трише. Вот только создавалось такое впечатление, что он не мог полностью осмыслить сложившуюся ситуацию. Маркус отказывал в поддержке и себе, и Трише. Вместо того чтобы разобраться со своей неудачей и страхом жены, опасавшейся, что супруг умрет от ожирения, он прибегнул к привычным способам. Он решил свести на нет все чувства, взбудораженные в прошлом, в особенности если речь заходила о его поражении.

Триша попросила нас побеседовать с ними после собрания. Ее глубоко печалила смерть отца, и потому она отчаянно нуждалась в психологической поддержке Маркуса. Она чувствовала себя очень одинокой, однако была удивлена тому, что оказалась такой нетерпимой по отношению к мужу. То, что все эти годы она безоговорочно принимала и чем иногда даже восхищалась — его спокойная, безучастная манера поведения — теперь беспокоило ее: Триша как никогда ощущала свое одиночество, а временами ей даже хотелось наброситься на Маркуса.