После нанесения официальных визитов королевской семье, миссионеры были разосланы на отдельные острова, чтобы там начать свою деятельность. Геваэва решил присоединиться к группе, которая отправлялась работать в Гонолулу. Он сразу же оказался в сложной ситуации, поскольку, как вскоре оказалось, белые кахуны не знали никакой магии. Они были так же беспомощны, как сожженные деревянные идолы. Слепые, больные и хромые, рассчитывая на помощь, прибывали, чтобы предстать перед ними и удалиться ни с чем. Здесь что-то было не так. Местные кахуны могли делать намного больше при помощи своих идолов или даже без них.

Через какое-то время выяснилось, что новым «жрецам» необходимы святыни. Геваэва и его люди, исполненные надежд, взялись за работу и начали строить храм. Это должно было быть исполинское здание, выложенное из тесанного камня, и прошло много времени, прежде чем строение было окончено. Но когда в конце концов оно было воздвигнуто и освящено, оказалось, что миссионеры все так же неспособны исцелять больных, не говоря уже о воскрешении мертвых, чего от них все ожидали.

Геваэва доставлял священникам пищу и очень сдружился с ними. Сначала они часто упоминали о нем в своих письмах и записях. Но вскоре, после окончания строительства храма в Ваиогини, его имя исчезло со страниц миссионерских донесений. Священники настаивали, чтобы он принял христианство, изменив старой вере. Он отказался и, как можно было предположить, возвратился к магии, которую знал. Он советовал своим друзьям-кахунам, чтобы они оставались верными древним обычаям и врачебным практикам.

Через несколько лет вожди племен научились петь христианские гимны, обучились чтению, письму и всему тому, что позволило им быстро пойти по пути цивилизованных народов. В это же время миссионеры объявили кахунов вне закона.

Хотя последние и находились вне закона, но поскольку ни один гавайский полицейский или государственный служащий, находясь в здравом уме, не осмелился бы арестовать кахуна, зная, что он обладает таинственной силой, магия развивалась далее — «за спиной» у белых. В это время строились новые школы, и гавайцы в невероятно короткие сроки обрели различные атрибуты цивилизации: принимали участие в ежедневных богослужениях, пели и молились как можно громче, а по понедельникам ходили к дьякону (который, по-видимому, в другие дни был кахуном), чтобы тот исцелил их или изменил их будущее, если в данный момент они находились под властью неблагоприятного стечения обстоятельств.

В безлюдных уголках островов кахуны открыто применяли свое искусство. Вблизи вулкана некоторые из них по-прежнему практиковали ритуальные жертвоприношения богине Пеле. Некоторые служили туристам проводниками и изумляли их своим магическим искусством, о чем будет сказано отдельно на последующих страницах

Итак, вернемся к моей истории. Я прочел все взятые в библиотеке книги и согласился с их авторами в том, что кахуны не знали никакой настоящей магии. Я вновь с удовлетворением отметил, что все рассказы, которые мне довелось услышать, являются лишь плодом фантазии.

На следующей неделе я познакомился с молодым гавайцем. После окончания занятий в школе он решил проявить свою высокую сознательность и разрушить один местный предрассудок, запрещающий заходить в некую покинутую, разрушающуюся святыню, чтобы тем самым не осквернить ее. Но случилось так, что эта демонстрация обрела неожиданный поворот. Мой спутник внезапно почувствовал, что его ноги его не слушаются. Когда он с величайшим трудом выбрался из святыни, друзья отнесли его домой. Врач с плантаций не смог ему помочь, и только вызванный кахун сумел его исцелить. Я не верил в эту историю, но и не имел возможности узнать правду.

Я спрашивал некоторых пожилых соседей, что они думают о кахунах, но они неизменно советовали мне не совать нос в эти дела. Я спрашивал также образованных гавайцев, но и это заканчивалось ничем. Они просто не удостаивали меня ответом — или только смеялись над моими вопросами, или же вообще их игнорировали.

Такое положение вещей сохранялось целый год, а затем еще на протяжении двух последующих лет. Каждый год я менял школы. Каждый раз я попадал в какой-нибудь отдаленный уголок острова, где жизнь туземцев текла где-то «глубоко под поверхностью», скрытая от моих глаз. На третий год моего пребывания на Гавайях я очутился в окружении жизнелюбивых мелких плантаторов кофе и оседлых рыбаков, в небольшом сообществе, проживающем в предгорьях, расположенных вдоль побережья.

Вскоре я узнал, что одна важная пожилая дама, живущая в том же самом небольшом отеле, что и я, была миссионеркой и каждую неделю читала проповеди наибольшему в этой округе сообществу гавайцев. Позднее мне сообщили, что она не была связана ни с миссионерскими церквями, ни с какими-то другими религиозными организациями. Она действовала самостоятельно. Она чрезвычайно серьезно относилась к своей миссионерской деятельности и легко впадала в гнев. Позже я узнал, что она была дочерью человека, который когда-то хотел испытать действенность своих христианских молитв по отношению к магии местного кахуна. Последний принял вызов и поклялся, что вымолит смерть для целой общины гавайцев, для каждого ее члена в отдельности, чтобы таким способом доказать, что его верования более действенны и ближе к истине, нежели христианские предубеждения.

Я даже просматривал дневник этого ревностного, но безрассудного христианина, где он зафиксировал следующие одна за другой смерти членов общины, а затем неожиданное бегство тех, кто остался жив. В дневнике имелось несколько неисписанных страниц, и был разрыв в датах. Дочь миссионера объяснила мне, что отчаявшийся отец покинул свой приход, научился использовать магию в молитве смерти и тайно обратил эту молитву против вышеупомянутого кахуна. Кахун не ожидал, что будет атакован собственным оружием и не предпринял никаких мер предосторожности. Он умер через три дня.

Оставшиеся в живых члены сообщества вернулись в лоно Церкви... В дневнике с радостью отмечалось их возвращение. Но сам миссионер с этого времени изменился. Он пошел на ближайшее тайное заседание миссионерской организации в Гонолулу и там произнес речь или совершил нечто такое, о чем хранят молчание все доступные читателю материалы. Возможно, он лишь отвечал на обвинения нападавших на него миссионеров. Во всяком случае, он поклялся, что никогда уже не появится на конклаве, и сдержал обещание. Однако, гавайцы поняли, что произошло. Принцесса Гавайев пожертвовала ему участок земли шириной в полмили, тянущийся от прибрежных волн до самых горных вершин. Здесь, на пляже, где почти пятьдесят лет назад высадился и был убит капитан Кук, сохранились руины одной из самых прекрасных на этом острове святынь. От нее каждый год пускалась в путь процессия с фигурками идолов. Процессия двигалась путем, который до сих пор известен как «Тропа Богов». Чуть дальше от побережья, но в тех же окрестностях, стояла небольшая церквушка, построенная руками аборигенов из обломков коралловых рифов. Именно тут шестьдесят лет спустя дочь миссионера должна была каждое утро произносить проповедь.

В начале четвертого года моего пребывания на островах я переехал в Гонолулу. Когда я уже неплохо обустроился там, я нашел немного времени, чтобы посетить епископский музей (Bishop Museum), знаменитое учреждение, основанное гавайской королевской семьей и предназначающее часть своих доходов на содержание школы для детей гавайского происхождения.

Поводом для моего визита была попытка найти кого-либо, кто мог бы предоставить мне более добросовестную информацию о кахунах. Этот вопрос так сильно волновал меня, что неизвестность становилась уже невыносимой. Я чувствовал злость и любой ценой стремился найти объяснение, окончательное и исчерпывающее. Я слышал, что управляющий музея много лет своей жизни посвятил изучению гавайских обычаев, и поэтому я надеялся, что услышу от него истину, опирающуюся на факты и изложенную непредвзято и в научной форме.

У входа я познакомился с очаровательной гавайкой, госпожой Уебб. Я искренне сказал ей о цели своего визита. Какое-то время она внимательно присматривалась ко мне, после чего ответила: «Вам лучше всего пройти наверх, к доктору Бригэму. Он находится в своем кабинете этажом выше».