С учетом этого представляется необходимым внести в нашу нынешнюю позицию ряд корректив, которые позволили бы нам в сотрудничестве с европейскими странами повести дело к выработке итогового документа в Стокгольме. В этом случае США были бы поставлены перед альтернативой: либо пойти на договоренность в Стокгольме, либо взять на себя всю полноту ответственности за провал Конференции».
Далее излагались конкретные предложения об уведомлении о деятельности сухопутных войск с порога в 12 — 16 тысяч человек и 300 — 400 танков, обязательная посылка наблюдателей с порога 18 — 20 тысяч человек и другие серьезные подвижки.
[166]
Эта телеграмма, напечатанная в виде исключения на машинке, ходила по кругу, и чем ближе к концу, тем больше мрачнели лица членов моей делегации. Впрочем, ничего другого ожидать было нельзя.
— Если согласны, хотя бы в принципе, — сказал я, — давайте обсуждать и подписывать. Если нет — я направляю ее в Москву за своей подписью. Но я не буду вести дело за вашей спиной и хочу, чтобы все это знали.
Генерал Татарников сказал, что не может подписаться под таким документом. В тот же вечер я направил телеграмму в Москву за одной своей подписью. Но, откровенно говоря, не ждал быстрого ответа, тем более такого:
«Стокгольм. Совпосол (для тов. Гриневского). Вам надо прибыть в субботу, 21 июня, в Москву на несколько дней для участия в работе по подготовке предложений. 19 июня. Ковалев».
Творилось что— то непонятное. Такого еще в нашей практике не было.
* * *
В Москве я сразу пошел к министру. На этот раз он держался приветливо.
— Ваша телеграмма попала в самую точку. На нее обратил внимание Михаил Сергеевич. Он вызвал Зайкова и Ахромеева, дал нагоняй и велел в недельный срок подготовить директивы для делегации на основе выдвинутых Вами предложений. Теперь нужно отстоять эти позиции на Пятерке.
Однако даже из беглого знакомства с материалами ее последних заседаний, было видно, что, несмотря на нагоняй, минобороны ни на шаг не сдвинулось с позиций, которые оно занимало две недели назад. Поэтому на заседании Большой пятерки 21 июня рубка шла отчаянная.
Состав участников был тот же, и распределение ролей примерно тем же. Весь сценарий этого да и последующих заседаний был построен по сюжету деревенской драки, когда одна сторона улицы дерется с другой — что называется «стенка на стенку». Перед началом главные бойцы молча стоят друг против друга, поигрывая мускулами, а между ними носятся мальчишки — подростки и задирают обидными словами. Кто— нибудь из бойцов обязательно не выдержит и даст подзатыльник распоясавшемуся хулигану. Тут же с противоположенной стороны выдвинется мощная фигура — ты чего маленьких обижаешь? И начинается драка.
Так было и на Большой пятерке. Только роль мальчишки — задиры приходилось исполнять мне. Маршал Ахромеев, человек горячий и вспыльчивый, обычно не выдерживал и бросался меня отчитывать. Тут же вступались два дюжих молодца — Шеварднадзе и Зайков. Вес у них был потяжелее — члены Политбюро. Кроме того, за ними маячила фигура самого — Генерального. В общем, в тот день до позднего вечера шла драка, но каких— либо новых аргументов приведено не было. В конце концов, Ахромеев сдался. Правда, Шеварднадзе пытался иногда и убеждать:
— Поймите, никто не будет верить нашим широкомасштабным инициативам по ликвидации ядерного оружия и глубоким сокращениям обычных вооружений, если не удастся решить сравнительно простые и скромные задачи, связанные с выработкой мер доверия на Стокгольмской конференции. Теперь, после Будапешта, все ждут, как будет осуществляться наша политика на европейском направлении, и поэтому внимание сейчас концентрируется на Стокгольме. Успех или неудача там преподносятся как пробный камень претворения наших инициатив на центральном направлении — возрождения разрядки и оздоровления международного климата.
И тут Корниенко задал коварный вопрос:
— Скажите, а как обстоит дело с неприменением силы? Удалось ли конкретизировать и придать действенность этому обязательству? Я просмотрел согласованные формулировки –в них нет ничего нового. Но простое его подтверждение едва ли будет способствовать оздоровлению международного климата.
Наступило замешательство, и я ответил, что это не просто повторение старых обязательств, а подтверждение принципа неприменения силы в сочетании с конкретными мерами доверия и безопасности. Тем самым обязательству как раз и придается конкретизация и действенность.
— Вот — вот, — сказал Зайков, — тут дело ясное.
На этом заседание закрыли. А когда выходили из кабинета, Кориненко довольно ощутимо ткнул меня кулаком в бок.
Была глубокая ночь. Но мы с В.Л. Катаевым — секретарём «Пятёрки» еще долго сидели и подводили итог: о чем же все — таки удалось договориться. Утром, хотя это было воскресенье, мы разослали справки всем её участникам, а вечером получили возражения от Ахромеева. Но это уже были арьергардные бои. В понедельник Шеварднадзе и Ахромеев встретились у Зайкова, и там втроем доделали директивы. Теперь они выглядели следующим образом.
Предваряла их так называемая «Записка в ЦК». В ней широкими мазками говорилось о значении недавних советских инициатив, но тут же подчёркивалось, что США стремятся опорочить, поставить под сомнение их осуществимость. «Успех или неудача в Стокгольме преподносятся на Западе в качестве своего рода пробного камня возможности претворения наших инициатив на центральном направлении — в области ядерного разоружения, глубоких сокращений обычных вооружений и вооружённых сил, возрождения разрядки и доверия, оздоровления международного климата в целом».
Поэтому делегации разрешалось занять позицию, которая давала бы выход на развязки ряда нерешённых проблем:
1. Уведомления об учениях сухопутных войск.
а) Параметрами, вызывающими уведомления могут быть:
— численность войск (12 — 16 тысяч человек);
— соответствующее количество дивизий с указанием их типов (танковые, мотострелковые и т.д.);
— количество танков (350 — 400).
б) Если уведомления о внегарнизонной деятельности станут препятствием к достижению соглашения в целом, то можно пойти на них с уровня 12 — 16 тысяч человек. Для этого необходимо дополнительное разрешение Центра.
в) Для нас приемлемы как предложение нейтралов о сроках уведомления (за 42 дня), так и предложение НАТО (за 45 дней).
2. Уведомления об учениях ВВС. Вопрос делится на две части:
а) В рамках уведомлений об учениях сухопутных войск устанавливается авиационный подуровень 200 — 300 самолето — вылетов за период одного учения, начиная с которого в уведомлениях представлялась бы информация об участии контингента ВВС (общие цели, район, продолжительность, род авиации).
б) Продолжать настаивать на уведомлениях о крупных самостоятельных учениях ВВС на основе параметра 700 самолето — вылетов. Для переноса в случае необходимости этого вопроса на второй этап Конференции требуется дополнительное разрешение Центра.
3. Уведомления о перебросках войск в Европу из других континентов должны даваться до отбытия из пунктов отправления и свыше параметра 12 — 16 тысяч человек. В порядке размена можно согласиться на исключение транзитных перебросок через Европу.
4. Приглашение наблюдателей — на все учения свыше 18 — 20 тысяч человек.
5. Проверка. Советский Союз готов пойти на инспекции за мерами доверия, но в процессе контроля за сокращением вооруженных сил и обычных вооружений.
Это был безусловно серьезный шаг к соглашению. Решался центральный вопрос — уведомления о деятельности сухопутных войск.
Но оставались еще три проблемы — уведомления об учениях ВВС и перебросках войск, а также инспекции. По первым двум на Большой пятерке 21 июня вроде бы удалось уломать Ахромеева, но на следующий день он отыграл назад, и его не смогли убедить потом Зайков и Шеварднадзе. Эти проблемы оставались как бы в подвешенном состоянии. Ну а инспекцию даже Шеварднадзе не решился тогда трогать.