Картина выглядела примерно так: я предлагал развязки — их тут же гневно отвергал маршал Ахромеев. Его поддерживали генералы и Корниенко, который к тому времени стал заместителем заведующего Международным отделом ЦК, а также время от времени Иванов из КГБ, главным образом, когда дело касалось контроля и инспекции. Шеварднадзе сидел мрачный, иногда бросая гневные реплики в адрес военных. Зайков отечески старался их увещевать, а Крючков, Добрынин и Медведев отмалчивались.

Если говорить коротко, то позиции были изложены следующим образом:

1. Уведомление об учениях сухопутных войск.  Предложение МИД — установить параметр уведомления в 13— 16 тысяч человек.

Аргумент против: такие уведомления охватывали бы все дивизионные учения Советского Союза до Урала. Это приведёт к раскрытию дислокации основных соединений и частей, характера и направления системы боевой подготовки войск, а через 2 — 3 года вскрыть мобилизационную систему во внутренних округах СССР.

2. Уведомления о внегарнизонной деятельности войск. Предложение МИД: пойти на такие уведомления. (Когда в МИДе обсуждалась эта позиция, мы выразжали сомнение, стоит ли это включать — есть шансы, что НАТО здесь уступит. Но Шеварднадзе и Ковалев настояли.)

Аргумент против: у нас нет таких понятий. Мы не знаем, что это такое и поэтому не можем брать обязательств. Поскольку виды военной деятельности не оговорены, это повлечет поток запросов и придирок. Речь может идти только об учениях и передвижениях войск.

3. Уведомления об учениях ВВС. Предложение МИД: воспользоваться французской идеей о том, чтобы в рамках уведомлений об учениях сухопутных войск устанавливался авиационный подуровень (200— 300 самолето — вылетов), начиная с которого в этих уведомлениях предоставлялась бы информация и об учениях компонента ВВС.

Аргумент против: отдельные учения ВВС для нас главное. Их нужно отстаивать, снизив параметр до 500 самолето — вылетов, но исключив из уведомлений учения авиации среднего радиуса действия.

4. Переброска войск. Предложение МИД: пойти на уведомления о перебросках американских войск в Европу, в тех случаях, когда они будут покидать пункты прибытия, чтобы двигаться в район учений (исключение — транзит).

Аргумент против: это предложение открывает возможность для скрытого наращивания войск. Согласие с ним показало бы, что американцы силой навязывают нам свои позиции.

5. Приглашение наблюдателей. Предложение МИД: пойти на приглашение наблюдателей на все учения свыше порога 18 — 20 тысяч человек. (Для Варшавского Договора это означало бы примерно 18 — 30 приглашений в год, для стран НАТО 35 — 45 учений в год.)

Аргумент против: на такое большое число приглашений мы пойти не можем. Пришлось бы создавать целый аппарат, который будет бременем для страны, для Вооруженных сил. Минобороны — не туристическая организация.

6. Ограничения масштабов военных учений. Предложение МИД: если на нынешнем этапе эти вопросы не найдут решения, не возражать против их переноса на следующий этап конференции.

Возражений нет.

Итог был плачевным. Минобороны согласилось сделать всего лишь три уступки:

— Понизить уровень уведомлений об учениях сухопутных войск с 18 до 16 тысяч;

— Понизить уровень уведомлений об учениях ВВС с 700 до 500 самолето — вылетов;

— Перенести вопрос об ограничении масштабов военных учений на следующий этап Конференции.

Поведение военных выглядело более, чем странным. В эти же дни на Пятерке они дали согласие на глубокие сокращения обычных вооруженных сил, «открыть для наблюдения оперативную деятельность войск» в районе от Атлантики до Урала, о чем Горбачев объявит 10 июня на совещании ПКК в Будапеште. Это были куда более серьезные меры контроля и наблюдения, чем те, что мы обсуждали в Стокгольме. Так почему же они выступают столь непримиримо против наших предложений?

Своими недоумениями я поделился с Л.И. Менделевичем, недавно назначенным начальником Управления планирования внешнеполитических мероприятий МИД. Он улыбнулся и сказал:

— Ну как же ты не понимаешь таких простых вещей? Стокгольм — это сегодня, а сокращение обычных вооруженных сил и контроль за ним — это даже не завтра и не послезавтра. Вообще неизвестно, начнутся ли эти переговоры. Сначала надо завершить первый этап — выработать меры доверия в Стокгольме. Потом будет венская встреча СБСЕ. Она должна подвести итоги и определить переход ко второму этапу — разоружению. А для этого надо принять во внимание прогресс на других направлениях общеевропейского процесса, и прежде всего в области прав человека. Кроме того, надо будет выработать мандат для переговоров по сокращению обычных вооружений. В общем, сам видишь — возможностей подставить ножку будет сколько угодно.

Лев Исакович Менделевич — одна из самых светлых голов в МИДе. В ней рождалось немало ярких идей. К тому же он прекрасно писал речи. Но какой — то рок невезения преследовал его... Начать с того, что он был единственным евреем в МИДе, который не скрывал этого, а так и писал во всех анкетах — еврей. Естественно, ходу ему не давали. Наконец, в 1984 году он получил назначение послом в Копенгаген — прекрасное тихое место, где самым большим треволнением для него был эпизод, когда забыл взять перчатки при вручении верительных грамот датской королеве.

Однако и там он долго не усидел. В МИДе появился Шеварднадзе. Надо было ехать в Нью— Йорк и выступать в ООН. Отдел международных организаций подготовил речь. Она попала к новому министру и страшно ему не понравилась. В гневе начал расспрашивать, кто раньше писал речи Громыко. Ему назвали Менделевича, которого тут же вызвали в Москву. Там он за две недели написал прекрасную речь, но в Копенгаген вернулся только для того, чтобы попрощаться.

Что — то непонятное творилось в эти дни в обеих столицах — Москве и Вашингтоне.

Из Кремля на Пятёрку постоянно шёл импульс –разберитесь. Мы выступаем с далеко идущими мирными инициативами, ввели мораторий на развёртывание своих ракет средней дальности в Европе, сократили их число, приостановили все испытания ядерного оружия. Но из Вашингтона никаких встречных шагов, одни слова. А на деле идёт  ужесточение по всему спектру советско— американских отношений. Нам что — не верят? Или загоняют в угол, продолжая Холодную войну новыми средствами?

И как нам отвечать — баш на баш? Или всё же попытаться поломать порочный круг эскалации? Горбачёв явно метался. То прямо, буквально по — андроповски, заявлял: «с этими людьми каши не сваришь» и предлагал «подвесить» намечавшуюся советско— американскую встречу в верхах. То, наоборот, как бы спохватившись, говорил, что надо продолжать курс на улучшение отношений с США, определённый XXV11 съездом. У нас, мол, всё равно нет иного выбора. На заседании политбюро 5 мая прямо заявил:

— «Если мы встанем на позиции империализма: жёсткость и ещё раз жёсткость, стоять, на чём стояли, то ничего не добьёмся. И всё будет по— прежнему. А это значит будет хуже».

Поэтому оставались всё те же проклятые вопросы — что происходит и что делать. Их со ссылкой на Горбачёва прямо поставил перед нами на Большой пятёрке Зайков.

Чёткого ответа на первый вопрос тогда не было. Рейган по— прежнему рисовался как «зоологический антикоммунист», непредсказуемый в своём рвении разрушить «империю зла», и которым властно управляет агрессивный военно— промышленный комплекс США. Из Вашингтона по мидовским и соседским каналам поступала невнятная информация о какой— то подковёрной борьбе в Белом доме вокруг выработки нового курса. Но, что будет представлять собой этот «новый курс», было неясно. Мудрые советские ведомства обставляли свои оценки такими изящными оговорками: «с одной стороны... и с другой стороны...» В общем, как бы не повернулись события, они всегда будут правы. И всё же явно преобладали мрачные прогнозы.