— Прежде в силу ряда причин не был полностью использован потенциал социалистической демократии. А «социалистическая демократия — истинная демократия, а не лжедемократия капиталистическая».

Кстати именно такое понимание демократии подготовил для Горбачёва Отдел пропаганды ЦК, который возглавлял тогда А.Н. Яковлев.

[219]

А на кухонных посиделках в Москве иронизировали:

— Первой победой истиной социалистической демократии в России стало открытие ларьков, где всю ночь торгуют водкой и пивом. Вперёд!

Но как бы там не шутковали, а в декабре 1986 года в Москву вернулся Андрей Сахаров, и в начале 1987 года были освобождены ещё 140 диссидентов, отбывавших наказание по статье агитация и пропаганда против советской власти. Приоткрылась эмиграция евреев, а на полках магазинов появился «Доктор Живаго» и другие ранее запрещённые книги.

На Пленуме ЦК, который, наконец, состоялся 27 — 28 января 1987 года, Горбачёв впервые заговорил о кризисе применительно к перспективам экономического и социального развития страны. Необходима демократизация советского общества, чтобы повернуть вспять этот ход событий, подчеркнул он в своём докладе. И предложил, чтобы на выборах в партийные и местные органы власти выдвигалось несколько кандидатов, а голосование стало действительно тайным.

И опять все вроде бы были согласны. Но в резолюции Пленума эта поддержка была выражена в самых общих и мало обязывающих словах. Советская бюрократия явно не хотела менять систему. Предстояла серьёзная борьба. И предлагая демократизацию, Горбачёв надеялся, что народ его поддержит.

Внешняя политика тоже требовала перемен. И раздражение «упрямством старика» Рейгана стала постепенно сменяться более трезвым подходом. Но как медленно и с каким трудом это всё происходило.

1 декабря 1986 года на заседании Политбюро, куда были приглашены также А.Ф. Добрынин, А.Н. Яковлев, В.А. Медведев и С.Ф. Ахромеев, обсуждался вопрос о нарушении американцами положений Договора ОСВ— 2. Накануне, 29 ноября, поступила информация, что США начали оснащение крылатыми ракетами бомбардировщиков Б— 52, а это превышало ограничения установленные договором. Больше того, госдепартамент официально уведомил советское посольство, что США не будут соблюдать этот договор, а лишь проявлять сдержанность.

Генсек говорил резко:

— «По поводу отказа Рейгана от ОСВ— 2. Ожидалась такая акция. Но чтобы после Рейкьявика такое! Это же дискредитация их собственной политики. «Ирангейт» их к этому подталкивает –чтобы спасать президента… Действует в угоду правым, военно— промышленному комплексу, который выступил здесь с открытым забралом.

Но не отвечать зуб за зуб. Сейчас рано идти на отказ от соблюдения ОСВ— 2. Это был бы как раз подарок этой публике, которая срывает переговоры, плюёт на общественное мнение. Если мы так поступим, скажут: Советы, мол, только этого и ждали. Надо политически сделать всё, чтобы побудить Рейгана вернуться к ОСВ— 2… Не провоцировать со своей стороны дальнейшую военную гонку».

И, как бы предчувствуя возможную реакцию на такой «миротворческий подход», обрушился на собственных военных:

— «Генералы шипят в их среде: мол, что это за руководство такое пошло? Разрушает оборону страны. Говорят, Огарков очень недоволен. Ему всё –давай, давай побольше. Пушку подлиннее. 1200 рублей получает в месяц, а всё ворчит. А 25 миллионов людей живут ниже уровня, который мы официально объявили прожиточным».

[220]

В общем, как нам рассказал Шеварднадзе, суть высказываний Горбачёва на этом Политбюро сводилась к тому, что в Вашингтоне берёт верх агрессивная линия сторонников ВПК «давить» на Советский Союз. Причины в основном внутренние — «Ирангейт». Нас провоцируют на ответные меры, чтобы оправдать этот курс. Поэтому наша реакция должна быть жёсткой и масштабной, но такой, чтобы не спровоцировать гонку вооружений. 

А далее Горбачёв поставил задачу разобраться в ситуации с Америкой. МИДу, министерству обороны, КГБ и Отделам ЦК проработать и доложить.

В МИДе такая работа велась уже давно. Ещё в Вене после неудачных переговоров с Шульцем министр поручил нам с Карповым продумать новую перспективную линию в вопросах разоружения, не ограничиваясь диалогом с американцами. В более широком плане над проблемой советско— американских отношений работала группа мидовских американистов во главе с А.А. Бессмертных.

В своих оценках мы исходили из того, что главным практическим результатом Рейкьявика является взаимопонимание о возможности достижения соглашения по ракетам средней дальности. (Радиус — 1000— 5500 км.) Там были даже очерчены его рамки. СССР и США ликвидируют все свои РСД в Европе и сохранят по 100 боеголовок для соответствующего количества ракет, размещённых на азиатской территории Советского Союза и в Соединённых Штатах. На практике это означало бы, что СССР сохранит 33 ракеты с тремя боеголовками каждая, а США — 100 одноголовых ракет.

Но было 3 препятствия на пути к этому соглашению:

1. Неопределённость с решением проблем ракет меньшего радиуса действия. (РМД. Радиус — 500— 1000 км.) США предлагали их ликвидацию, а Советский Союз — их замораживание на существующих уровнях, а затем — после заключения Договора по РСД — переговоры об их дальнейшей судьбе.

2. Опасения в НАТО, что ликвидация РСМД поведёт к нарушению баланса сил в Европе перед лицом советского превосходства в обычных вооружениях.

3. Но главным тормозом была увязка решения проблем РСМД с соблюдением Договора по ПРО и сокращением стратегических вооружений.      

Для начала, наряду с жёстким заявлением о политике США, мы предлагали сконцентрироваться на достижении договоренности по ракетам средней дальности вне этой увязки. Но военные на Пятёрках были категорически против — ни шагу назад от позиции заявленной в Рейкьявике. Особо непримиримую позицию занимали министр обороны Соколов, руководство Генштаба и представители ВПК, хотя маршал Ахромеев вроде бы делал намёки, что по РСД можно кое— что сделать.

В конце концов, военные одолели. Шеварднадзе и Добрынин уступили. Согласился с ними и Горбачёв. В результате ответ Советского Союза был жёстким не только по тону. 6 декабря в газете Правда было опубликовано Заявление советского правительства, в котором объявлялось, что Договор ОСВ— 2 «растоптан». Цель Вашингтона –»сломать военный паритет между СССР и США, обеспечить для себя военное превосходство». Это даёт Советскому Союзу право быть свободным от обязательств по Договорам ОСВ— 1 и 2. Однако, «учитывая огромную общечеловеческую важность вопроса,… СССР пока воздержится от выхода» из этих соглашений.

Вроде бы пожелание Горбачёва «не провоцировать гонку вооружений» было учтено. Но уже 18 декабря Советский Союз объявил о намерении возобновить ядерные испытания, а 26 февраля 1987 года на полигоне в Казахстане прогремел ядерный взрыв.

Реакция на это во всём мире была весьма негативной: говорят, мол, одно, а делают совсем другое. И получилось как раз то, против чего предупреждал Горбачёв — сыграли на руку американским ястребам. Поэтому 1987 год снова начинался с «диалога», построенного на взаимных обвинениях.

25 декабря 1986 года после заседания Политбюро, где шла жаркая дискуссия о создании совместных предприятий, Горбачёв вызвал Карпова и меня. Через полчаса мы были в кабинете Генсека в Кремле. Там уже сидел Шеварднадзе. Горбачёв был явно не в духе и начал с вопроса, что происходит?

— Как только забрезжит хоть какая — то перспектива договорённости по разоружению, — говорил он, — в Вашингтоне начинается паника. Возьмём, к примеру, Рейкьявик. Ведь по сути договорились о ликвидации всего ядерного оружия, всех баллистических ракет. Даже без формальных соглашений эти результаты превосходят все ожидания. И вот на тебе! Американцы тут же испугались и стали отступать назад, ссылаясь на превосходство Советского Союза в тех или иных видах оружия. Вновь занялись провокациями, пошли на обострение. Чего действительно хочет Америка? Можно ли с ней договориться и как это сделать?