— Вы огорчены? — с улыбкой спросила Маргарита. — Вам досадно?

Филипп покраснел.

— С чего вы взяли?

— Знаю я вашего брата. Сознайтесь, принц: ведь вы были уверены, что раз Бланка устояла перед вашими чарами, то уже никто не совратит ее с пути истинного. А тут появляется какой-то неотесанный провинциал и добивается успеха там, где вы получили от ворот поворот. Ясное дело, это больно задевает ваше самолюбие, и вы считаете, что Монтини нанес вам смертельное оскорбление.

— Да нет, — в замешательстве ответил Филипп, раздосадованный тем, как легко его раскусила Маргарита. — Просто я знаю Бланку с одиннадцати лет и, казалось бы, неплохо изучил ее характер, но… теперь я вижу, что мне это только казалось. Я даже подумать не мог, что всего за полгода она сумеет преодолеть свое строгое воспитание.

— Однако преодолела.

Филипп поглядел на Маргариту:

— Кажется, я догадываюсь, кто поспособствовал столь быстрой перемене.

— Ну-ну! — обиделась принцесса. — Чуть что, всегда виновата я. Вы вовсе не оригинальны в своем предположении. Почему-то все осуждают меня, а что до Бланки, так ей лишь вменяют в вину, что она, наивное и неопытное дитя, не смогла противостоять моему дурному влиянию. К вашему сведению, все это чистейшей воды измышления. Во всяком случае, не я учила Бланку называть Монтини милым в присутствии моего отца.

— Да что вы говорите? Не может быть!

— И все-таки было. Однажды, недели две назад, у нее вырвалось это словечко, разумеется, неумышленно. Мой отец не знал, где деться от смущения — так ему было неловко. Он ведь порядочный ханжа, хоть и безобидный, совсем не такой, каким был покойный дон Фернандо. Правда, после этого инцидента у отца появилась идея велеть господину де Монтини покинуть Памплону, однако нам удалось урезонить его. Бланка попросила прощения и пообещала, что впредь подобного не повторится. В общих чертах она сдерживает свое обещание, на людях держится с Монтини в рамках приличия, хотя по-прежнему не скрывает своей связи с ним.

Филипп в растерянности покачал головой:

— Выходит, в Толедо я знал совершенно другую Бланку. Ну и ну! Кто бы мог подумать!.. А как относится к этому граф Бискайский?

— Еще никак. Все это время он был в Басконии, лишь только вчера вернулся и, вероятно, еще ничего не знает.

— А когда узнает? Могу представить, как он разозлится.

— Ну и пусть подавится своей злостью, — с неожиданной враждебностью произнесла Маргарита, а глаза ее хищно сверкнули. — Все равно ничего не поделает.

— Вы думаете, что граф так просто смирится с тем, что его место на супружеском ложе занял другой мужчина?

— Ха! Супружеское ложе! Чтобы вы знали, он с конца февраля близко к ней не подходит… — С некоторым опозданием Маргарита прикусила язык и опасливо огляделась вокруг. К счастью, ее никто не услышал, кроме, конечно, Филиппа, у которого так и отвисла челюсть от изумления.

— О!!! — Этот короткий возглас в сочетании со взглядом, брошенным им на Бланку, стоил целой поэмы. — Черти полосатые! Неужели граф… Да нет, это смешно! В Толедо он вместе со своим дружком Фернандо вел довольно разгульный образ жизни, имел кучу любовниц, а к мальчикам, как мне кажется, влечения не испытывал.

— С этим у него все в порядке, — подтвердила принцесса, мысленно браня себя за несдержанность. — То есть, к мальчикам он равнодушен, и за добродетель своих пажей я спокойна. Другое дело, горничные…

— Он путается со служанками?

— Да… В общем, да. — Маргарита мельком взглянула на Жоанну. — Главным образом со служанками.

— А что же Бланка?

— Ну, она… Просто она…

— Так что она?

— Она не пускает мужа к себе в постель, — скороговоркой выпалила Маргарита. — Он ей противен.

— Так какого же черта, — раздраженно произнес Филипп, — она вышла за него замуж?

— А разве у нее был выбор? — вкрадчиво осведомилась принцесса.

— Да, был.

— И альтернативой ее браку с кузеном Бискайским был брак с вами, я полагаю?

— Да.

— И кто же виноват в том, что вы не поженились?

— Отчасти я, отчасти она, отчасти покойный дон Фернандо… — Тут Филипп недоуменно приподнял бровь. — Разве Бланка вам ничего не рассказывала?

— Почти ничего.

— А мне казалось, что вы с ней близкие подруги.

— Да, мы подруги, но не настолько близкие, как мне хотелось бы. Свои самые сокровенные тайны Бланка предпочитает поверять кузине Елене. Вот с ней они действительно близкие, даже слишком близкие подружки. — В голосе Маргариты Филиппу почудилась ревность. — Они такие милашки, я вам скажу. Вечно шушукаются о чем-то, секретничают друг с дружкой и никого, в том числе и меня, в свою компанию не принимают. Обидно даже… А вам, дорогой принц, вижу, очень нравится Бланка.

— Еще бы! — с готовностью признал Филипп.

— А я?

— Мне нравятся все красивые женщины, моя милая принцесса. А вы не просто красивая — вы непревзойденная красавица.

— Следовательно, есть еще надежда, что вы полюбите меня?

— Оставьте все ваши надежды, сударыня.

— Какая категоричность, принц! Какая жестокость!

— Жестокость?

— Да! Разве не жестоко разговаривать так с женщиной, которой вы очень и очень нравитесь?

— Для меня это большая честь, ваше высочество, — с серьезной миной промолвил он. — И за какие заслуги я ее удостоился?

— Прекратите жеманничать, дорогой кузен! — огрызнулась Маргарита. — Единственная ваша заслуга состоит в том, что вы наглый, бесцеремонный, самовлюбленный… — тут она тяжело вздохнула, — и крайне очаровательный сукин сын.

«А ты, милочка, похоже, влюбилась в меня, — подумал Филипп. — Ну и дела! Определенно, сегодня вечер сюрпризов…»

Филипп возвратился в свои апартаменты около полуночи. Он устало развалился в кресле, закрыл глаза и принялся было анализировать события уходящего вечера, но вскоре оставил это занятие. Мысли лениво ворочались в его голове, а если и ускоряли свой бег, то неслись совершенно не в том направлении. Так что Филипп просто сидел, отдыхая, загадочно улыбался сам себе и делал вид, будто не слышит приглушенного шепота, время от времени доносившегося из маленькой комнатушки по соседству, предназначенной для дежурного дворянина.

Минут через десять в комнату вошел Габриель. В руках он держал поднос с ужином. Филипп раскрыл глаза, взглянул на него и удивленно спросил:

— Почему ты? Я же велел прислать лакея, а самому отправляться спать.

Габриель что-то невнятно пробормотал, накрывая небольшой круглый столик рядом с креслом.

Филипп хмыкнул, безразлично пожал плечами и пересел с кресла на стул.

— Да, кстати, — сказал он, отпив глоток вина. — Кто сегодня дежурный по покоям?

— Д’Аринсаль.

— А между тем его нет. Запропастился где-то, негодник. Утром передашь ему, что это его предпоследний проступок у меня на службе. В следующий раз он может не возвращаться — пускай сразу сваливает в свое имение.

Габриель кивнул, сел в кресло и нервно забарабанил пальцами правой руки о подлокотник, явно порываясь что-то сказать, но, видимо, никак не решаясь.

— Угощайся, — предложил ему Филипп.

— Благодарю, я не голоден, — хмуро ответил парень.

— Что ж, воля твоя. Можешь идти, дружок. До утра ты свободен.

— Но ведь д’Аринсаль…

— Черт с ним. Пусть себе гуляет.

— Так, может, я подежурю вместо него? — с проблеском надежды спросил Габриель.

— Не надо. За покоями присмотрит Гоше, а я… — Филипп не закончил и принялся ожесточенно расправляться с зажаренной куриной ножкой. Его грозный аппетит свидетельствовал о том, что он собирается провести бурную ночь.

Габриель тяжело вздохнул и поднялся с кресла.

— Пойду проверю, приготовлена ли постель.

Филипп отложил в сторону обглоданную кость и самодовольно усмехнулся:

— Не стоит беспокоиться, сегодня она мне не понадобится. Одна очаровательная девчушка согласилась предоставить мне уютное местечко в своей кроватке.