Симон снова вздохнул и промолчал.

— Такова жизнь, — сказала принцесса. — Далеко не всегда она светлая и радостная. Ты, кстати, никогда не задумывался, почему жена изменяет тебе?

— Она любит Филиппа, — хмуро ответил Симон. — Она с самого детства влюблена в него.

— И тебе не хочется говорить о ней? — поняла Маргарита.

— Нет, не хочется.

— А ехать к ней?

Симон опять промолчал, и тогда Маргарита уточнила свой вопрос:

— Вот сейчас, именно сейчас, тебе хочется ехать к ней?

— Нет, Маргарита, не хочется.

— Так не езжай. Оставайся у меня до конца месяца — как Филипп, граф д’Альбре, остальные твои друзья.

— Но зачем?

— Глупенький! Неужели я не нравлюсь тебе?

Маргарита услышала, как при этих словах у Симона учащенно забилось сердце.

— Ты… мне… О Боже!.. — запинаясь, проговорил он. — Конечно, нравишься.

— Так в чем же дело? — Она подняла голову и обхватила руками его шею. — Если я нравлюсь тебе, а ты нравишься мне, что мешает нам провести эти три недели вместе?

Симон уставился на нее недоверчивым взглядом.

— Но ведь… ты… граф Тибальд…

— Во-первых, с Тибальдом я крепко поссорилась, так как он имел наглость изменить мне раньше, чем я ему. Во-вторых, на днях он отправляется во Францию — там у него какие-то дела. Ну, а в-третьих, не такая уж я шлюха, как ты думаешь.

Симон густо покраснел.

— А я не думаю, что ты шлюха, — обескуражено пробормотал он. — Я никогда так не думал и тем более не говорил ничего подобного. Это тебе кто-то наврал. Скорее всего, Филипп или Гастон. Они любят возводить на меня напраслину, им пальца в рот не клади.

Маргарита откинулась на подушку и разразилась веселым смехом:

— Ты просто чудо, Симон! Никто мне не говорил, что ты называешь меня шлюхой. Я вовсе не это имела в виду.

— А что же?

— Да то, что я не меняю себе парней каждую ночь. Это не в моих привычках, нет. По мне, это грубо, вульгарно, невоспитанно, одним словом, по-мужски. Это вы, мужчины, привыкли перепрыгивать с одной женщины на другую… Между прочим, сколько у тебя было женщин? Только откровенно.

— Ну, Амелина…

— Это понятно. Еще кто?

Симон назвал трех фрейлин принцессы, а также Адель де Монтальбан, благоразумно умолчав о дочери лурдского лесничего.

— И это все? — усмехнулась Маргарита. — Выходит, впервые ты изменил жене лишь в Наварре? — (Симон утвердительно кивнул.) — Так это же потрясающе!

Она выскользнула из-под одеяла, села на краю кровати и принялась натягивать на ноги чулки. Симон с восхищением глядел на нее, все больше убеждаясь, что Амелина ей в подметки не годится.

— Ты, милок, — сказала Маргарита, — почитай девственник, хоть и женат семь лет. Как раз такие мне нравятся больше всего. Чем старше мужчины и опытнее, тем они неинтереснее для меня. Они слишком ушлые, умелые, чересчур самоуверенные, а подчас до тошноты самонадеянные. Другое дело, ты — такой славный, неиспорченный мальчик, что я… Право же, я твердо гарантирую тебе все эти три недели, а дальше — ведь мы вместе поедем в Рим, — тогда и видно будет.

Глаза Симона засияли:

— Правда?

Маргарита надела поверх полупрозрачной рубашки кружевной халат, затем взяла Симона за руки и устремила на него томный взгляд своих прекрасных голубых глаз.

— Если, конечно, ты останешься здесь. Ты же останешься, не так ли?

— Да! Да! Да! — с жаром воскликнул Симон и привлек к себе Маргариту. — Ой, батюшки! — растерянно добавил он, сжимая ее в объятиях. — Что подумает Амелина? Она и так подозревает меня. Это Филипп и Гастон в своих письмах на меня доносят.

— Ну и пусть подозревает, пусть поревнует чуток. Поверь, тогда она будет больше ценить тебя. Ты пытался растрогать ее своей верностью — и потерпел неудачу. Теперь попробуй досадить ей супружеской изменой — и когда после твоего возвращения она устроит тебе бурную сцену ревности, можешь считать, что ты завоевал если не ее любовь, то, по крайней мере, ее уважение.

— И все-таки, как же мне объяснить Амелине…

— Ради Бога, Симон! Придумай какой-нибудь смехотворный предлог, например, что ушиб колено.

— Точно! — обрадовался Симон. — Так я и напишу. Как это я сам не додумался?…

В этот момент послышался тихий стук в дверь. Принцесса отстранилась от Симона и громко спросила:

— Лидия?

— Да, госпожа, это я.

— Чего тебе?

— Пришла госпожа Бланка с монсеньором Аквитанским и спрашивает вас.

— Уже?! — удивилась Маргарита и покачала головой. — Как быстро бежит время! Воистину, счастливые часов не наблюдают… Где они сейчас?

— Там, где обычно. Я проводила их в Красную гостиную.

— Вот и хорошо. Вели кому-нибудь из девчонок передать им, что я скоро приду, а сама возвращайся — поможешь мне одеться.

— Сию минуту, госпожа. Все будет сделано. — За дверью послышались удаляющиеся шаги горничной.

Маргарита повернулась к Симону. Тот лежал, натянув до подбородка одеяла. Лицо его было бледное, а взгляд — затравленный.

— Что стряслось? — спросила она. — Тебе плохо?

— Филипп! — испуганно проговорил он и выбил зубами мелкую дробь. — Он… Если он узнает, то напишет Амелине…

Маргарита небрежно передернула плечами:

— Разумеется, он узнает. Как не сегодня, так завтра. А завтра наверняка. Завтра вся Памплона будет судачить о том, что у меня появился новый милок. — Она рассмеялась. — И какой милок! Другого такого вовек не найти.

Приблизительно через четверть часа одетая в простенькое вечернее платье Маргарита вошла в Красную гостиную своих зимних покоев, первым делом обняла Бланку и расцеловала ее в обе щеки.

— Я так рада за тебя, кузина. И вас тоже поздравляю, принц. Дети, это большое счастье.

Филипп вежливо поцеловал протянутую ему руку. После произошедшего почти два месяца назад разрыва между ними, их отношения были несколько суховаты и официальны даже в неофициальной обстановке.

— Вы так считаете, принцесса?

— Разумеется, кузен! — В ее доброжелательной улыбке промелькнула затаенная печаль. — Дети всегда в радость. И особенно, если они от вас.

— Благодарю за комплемент, сударыня, — поклонился Филипп.

А Бланка метнула на Маргариту сердитый взгляд. Та вновь усмехнулась, и опять в ее улыбке промелькнула грусть.

— Не гневайся, душенька, за мои невинные слова, — сказала она, садясь в кресло. — Будь снисходительна к отвергнутой сопернице… И не надо морщиться, прошу тебя. Здесь все свои — зачем же лицемерить?

Такие вот реплики, которые время от времени позволяла себе Маргарита, очень льстили тщеславию Филиппа, а Бланку приводили в смятение, вызывая у нее болезненные приступы ревности, вкупе со страхом когда-нибудь потерять Филиппа, как потеряла его Маргарита. И чтобы не поссориться с подругой, Бланка всякий раз спешила переменить тему разговора.

— Боюсь, мы пришли некстати, — заметила она, глядя на небрежную прическу наваррской принцессы. — Ты, наверное, отдыхала?

— И да, и нет. Я только что вышла из спальни, но там не отдыхала, а развлекалась. Наставляла рога Тибальду.

Бланка смутилась и в замешательстве опустила глаза. А Филипп тихо фыркнул.

— Быть может, нам лучше уйти, чтобы не мешать вам? — спросил он. — Только откровенно, принцесса. Ведь здесь все свои, как вы любите выражаться. Отбросьте излишнюю деликатность, и если мы помешали вам, так прямо и скажите. И тогда мы уйдем.

— Э нет, друзья, останьтесь, — покачала головой Маргарита. — С этим делом я давно справилась, даже увлеклась сверх меры.

— И кто ваш счастливый избранник?

Бланка укоризненно поглядела на Филиппа, мысленно упрекая его за бесцеремонный вопрос. Маргарита же улыбнулась им обоим своей лучезарной улыбкой, а в глазах ее заплясали чертики.

— Ах, друзья, это настоящее чудо! Он такой милый, такой наивный, такое очаровательное дитя…

— Прямо как Симон, — вырвалось у Филиппа.