— Господи Иисусе! — бледнея от ужаса, произнес Симон.
Маргарита пробормотала что-то насчет Пречистой Девы Памплонской, наградив ее весьма нелестными эпитетами.
— Это правда… кузен? — спросила она у Фернандо, с трудом выговорив последнее слово.
— Я не собираюсь комментировать слова этой сучки, — злобно огрызнулся тот, неизвестно, кого имея в виду — Бланку или Жоанну.
Филипп встал с кресла, подошел к Фернандо и наотмашь ударил его по лицу.
— Это тебе за сучку, — спокойно произнес он и возвратился на свое место.
Фернандо было вскочил на ноги, но Эрнан тут же толкнул его обратно на диван.
— Все в порядке, приятель, не петушитесь. В дальнейшем, чтобы не утруждать Филиппа, я буду сам давать вашему высочеству по светлейшей образине за каждое бранное слово в присутствии дам… Итак, моя принцесса, — повернулся он к Бланке. — Прошу вас, продолжайте. Княжне известны какие-нибудь детали заговора?
— Нет. Это все, что она узнала от брата.
Фернандо снова подхватился.
— От брата?! — в неописуемом ужасе вскричал он. — Так он сам ей рассказал?! Она ничего не подслушала?!
Эрнан опять усадил его и испытующе посмотрел ему в глаза:
— Ну? Теперь вы поняли, монсеньор, как жестоко вас надул ваш же сообщник? Может, начнем понемногу раскалываться?
Однако Фернандо плотно сжал губы и промолчал.
— Ладно, — сказал Эрнан. — Госпожа Бланка, у меня к вам еще один вопрос. Вы, случайно, не спрашивали у княжны, когда брат поведал ей о заговоре дона Фернандо?
— На следующий день после вашего приезда.
— Так, так, так. Ясненько. И как он преподнес ей свой рассказ?
— Дескать, Фернандо доверился ему, рассчитывая на поддержку, но он не намерен впутываться в это грязное дело и собирается убедить Фернандо отказаться от своих планов.
— И, конечно же, взял с нее слово молчать?
— Да. Александр сказал, что покушение намечено на ноябрь, и если к концу празднеств ему не удастся отговорить Фернандо, он сам сообщит обо всем Альфонсо.
— И княжна поверила ему?
— Ну, разумеется! Вы просто не знаете Жоанну — она так доверчива.
— И кроме того, — веско добавила Маргарита, — Жоанна явно преувеличивает достоинства брата, приписывает ему какие-то несуществующие добродетели… Ну все, хватит об этом. Теперь ваш черед, господин де Шатофьер. Что вы обнаружили в покоях Фернандо? Есть ли у вас объяснение всему происходящему?
— Да, пожалуй, есть. Но я попрошу у вас, сударыни, еще минуту на размышления. Мне нужно согласовать новые факты с моими предположениями и кое-что уточнить для себя. — Поскольку дамы не возражали, Эрнан немного помолчал, собираясь с мыслями, затем заговорил: — По-моему, все сходится. Более того, рассказ госпожи Бланки и реакция на него дона Фернандо позволяют мне уже не предполагать, но утверждать. Итак, не подлежит никакому сомнению, что дон Фернандо сговорился с Инморте убить своего брата, чтобы занять его место на престоле. Несомненно также и то, что он поведал графу Бискайскому о своих планах.
— Но зачем? — спросила Маргарита.
— Зачем? — повторил Эрнан, вопросительно глядя на Бланку. — Если я не ошибаюсь, дон Фернандо, хоть и редкостный интриган, человек, в сущности, наивный, не отличается особым умом и не умеет держать язык за зубами.
Бланка кивнула:
— Это не лестная, но очень меткая характеристика, господин граф. Фернандо таков. Разумеется, он не стал бы поверять свои тайны первому встречному, но они с Александром сдружились еще в прошлом году в Толедо…
— Я подозреваю, — добавил Филипп, — что граф Бискайский еще и соратник Фернандо по тайному братству иезуитов.
— Это как? — недоуменно отозвался Симон. — Ведь они оба женатые. Как они могут быть иезуитами?
Бланка и Маргарита одновременно взглянули на него — одна с изумлением, другая с мрачным умилением.
— Будь здесь Гастон, — вымученно улыбаясь, произнес Филипп, — он бы сказал: «И за кого только я выдал свою единственную сестру!»
Бланка взяла Симона за руку и терпеливо объяснила:
— Филипп просто-напросто имел в виду, что они оба каким-то образом связаны с Инморте.
— И это очень существенно, — отметил Эрнан. — В противном случае моя теория окажется несостоятельной. Впрочем, я уверен, что не ошибаюсь — таким типам, как граф Бискайский, прямая дорога в соратники Инморте. И кстати. Габриель де Шеверни рассказывал мне, что когда на турнире Хайме де Барейро вызвал графа на поединок, у того было такое удивленное выражение лица, точно он не мог поверить своим глазам: дескать, как же так, друг Хайме хочет сразиться со мной! А граф де Барейро, по моему мнению, просто выбрал себе самого слабого противника, чтобы без особого труда победить его и занять его место… Но ладно, перехожу к делу. Итак, дон Фернандо прибыл в Памплону в тот же день, когда прибыли мы, и тут же похвастался графу Бискайскому, что месяца через три он станет королем Кастилии и Леона.
Бланка устремила на брата такой пронзительный взгляд, что тот весь съежился.
— А на следующий день, — продолжал Эрнан, — граф пригласил дона Фернандо прогуляться с ним на ристалище и там сообщил ему, что княжна Жоанна якобы подслушала их вчерашний разговор и теперь угрожает разоблачением. Она, мол, требует, чтобы дон Фернандо сознался во всем дону Альфонсо, и дает ему время на размышление — предположительно, до окончания празднеств…
— Постойте, — перебила его Бланка, не отводя глаз от побледневшего, как полотно, Фернандо. — Держу пари, что вы правы в своих догадках. Но с чего вы взяли, что этот разговор состоялся на следующий день и именно на ристалище?
— И к тому же разговаривали они на арабском, вернее, на мавританском языке, — с важной миной добавил Шатофьер. — Однако все предпринятые меры не помогли им, ибо в шатре, возле которого они вели столь милую беседу и который они считали пустым, находился человек, достаточно хорошо знающий арабский язык, чтобы понять, о чем они говорят.
— И это были вы?!
— Да, я. К сожалению, тогда я как раз вздремнул и не слышал начала их разговора. Первое, что я разобрал, проснувшись, было: «Она должна умереть, хочешь ты этого или нет. Я уже вынес ей смертный приговор». Так сказал дон Фернандо.
— Но ведь там его не было! — озадаченно произнес Симон. — Там были граф Бискайский и виконт Иверо.
— Молчи, Симон! — щелкнул пальцами Филипп. — Молчи. Кажется, я понял, в чем дело.
Эрнан виновато склонил голову.
— Друзья мои, должен вам покаяться: я ошибся. Я был слишком самоуверен, слишком убежден в своей правоте, в своей непогрешимости, и эта моя ошибка едва не привела к роковым последствиям. Мне страшно подумать, что случилось бы, выбери граф Бискайский на роль козла отпущения не виконта Иверо, а кого-нибудь другого. Это будет мне уроком на всю жизнь — проверять, перепроверять и еще перепроверять. Я не распознал беседовавших по голосам, и не только потому, что еще не был с ними знаком. Плотные стенки шатра, арабский язык, на котором они говорили с грехом пополам, чмокая и хрюкая, расстояние, наконец, — все это не позволило мне определить индивидуальные особенности их голосов. Содержание разговора заставило меня уверовать, что это были Александр Бискайский и Рикард Иверо, но я был просто обязан проверить свою догадку, расспросив рабочих на ристалище, слуг во дворце… Увы, я этого не сделал. Несколько услышанных мною фраз прямо таки заворожили меня, и я не видел никакой необходимости искать дополнительные подтверждения тому, что и так было для меня яснее ясного. Вы только послушайте, о чем они говорили дальше! Граф Бискайский: «Боюсь, мне придется смириться с этим». Дон Фернандо: «Тем более, что она поступила с тобой по-свински…»
— Жоанна поступила с Александром по-свински? — удивилась Маргарита.
— Минуточку, сударыня, вскоре я изложу вам свои соображения по этому поводу. А пока продолжу. Итак, граф Бискайский: «Да, ты прав». Они немного помолчали, затем дон Фернандо спросил… — Слово за словом Эрнан принялся пересказывать подслушанный им разговор. На реплике Фернандо: «В конце концов, она отступилась от тебя — так что же ты колеблешься?» — он остановился. — Вот это, пожалуй, больше всего прочего ввело меня в заблуждение. Если бы речь шла о госпоже Маргарите, эти слова могли быть адресованы лишь одному человеку — Рикарду Иверо. Как, собственно, и упоминание о том, что она поступила с ним по-свински… Вы уж простите меня за откровенность, сударыня.
