Но эти ребята, что стояли сейчас в аудитории напротив него, явно были из другого, из третьего времени. Это было Черчиллю тоже понятно с первого взгляда. В форме курсантов элитного британского колледжа конца девятнадцатого века он видел перед собой какой-то интернационал (словечко из актива Джозефа Сталина). Эти ребята были собраны как бы со всего света: белые, черные, желтые, в общем, разные.

И еще. В глазах этих ребят он видел то, что видел в своей долгой жизни только или у людей очень немолодых, или молодых, но воевавших. Эти ребята явно много успели пережить в своей жизни. Может быть, они даже были на грани смерти и возвратились. В глазах были видны ум и опыт не по возрасту. Но при всем этом они были еще очень молодыми.

Черчилль не мог догадываться, что и ребята тоже несколько обескуражены своим внешним видом. Дело в том, что Близнецы неожиданно для себя оказались на этой встрече примерно такими, какими они были до событий в римской гостинице. Они с интересом вглядывались друг другу в лицо и в свои отражения в стеклах, покрывающих висящие на стенах огромные карты известных военных операций. Для большинства из них было странным и острым чувство какой-то тоски по своему старому виду. Нет, конечно, никому не захотелось стать вновь инвалидом. Но горькое чувство какой-то потерянной индивидуальности шевелилось в эту минуту в головах большинства Близнецов.

Черчилль собрался с мыслями и задумался о том, почему они оказались отнесены именно в этот промежуток времени для своей первой встречи. Детально восстановив в памяти свой недавний мысленный разговор, он быстро вычислил ответ и сразу почувствовал себя увереннее. Все было объяснимо. Во всем была четкая логика. Значит, действительно есть шансы, что все получится. Память незамедлительно подсказала ему то, что, казалось бы, давно забыто. Да, именно здесь, в колледже, перед ним впервые во весь рост стал тот самый вопрос – а в чем, собственно, смысл его жизни.

И он тогда нашел свою первую, на самом деле очень простую, ступеньку на пути поиска истинного ответа.

– Привет, молодые люди, – решил он взять инициативу в свои руки. – Меня попросили попробовать помочь вам в некотором поиске. Ну, рассказывайте смелее.

– Скажите, пожалуйста, а как нам лучше к вам обращаться? – деликатно осведомился Медбрат, привыкший отвечать за распорядок групповых мысленных встреч Близнецов.

– Обращение «сэр» будет уместным. И сядьте все, пожалуйста. Я точно знаю, что сидя общаться лучше. Конечно, если бы можно было прилечь поудобнее, то было бы еще лучше, ну да ладно уж…

Ребята перемигнулись с улыбками и расселись в кружок по аудитории. Медбрат продолжил:

– Спасибо, сэр. Мы тогда начнем высказываться. Ну что, пойдем как обычно, по солнцу? – обратился он к остальным ребятам.

– Я в прошлый раз за всех отдувался, – улыбнулся одними глазами Японец, – дайте передохнуть. Мне кажется, что по-честному будет так. Продолжаем по солнцу, но каждый раз начинает новый, следующий по очереди. Если принимается, тогда сегодня тебе, Китаец, быть от нас первым.

– Справедливо, – согласился Китаец. Он посерьезнел, чуть задумался, формулируя вопрос. – В общем, сэр, если быть краткими, то мы хотим понять, в чем смысл нашей жизни.

– Вопрос понятен, – совершенно серьезно, без малейшей тени иронии ответил Черчилль. – До какой-то степени ответа мы вместе попробуем добраться. Но сначала ответьте мне, пожалуйста, а зачем вам это нужно? Что заставляет вас искать этот самый смысл жизни?

– Ну, это как раз просто, – с явным облегчением продолжил Китаец. – У нас немного необычная судьба, сэр. Так получилось, что нам вдруг многое оказалось дано. Ну, такой подарок небес. Из грязи в князи, как говорит наш Русский брат.

Мы все раньше были, мягко говоря, не очень здоровы и красивы. А потом оказались все в одном месте, ну, участвовали в одном мероприятии, так скажем. И нас там захватили в заложники и чуть не убили. Без всякого преувеличения можно сказать – были мы совсем близки к тому, чтобы умереть. Уже оставались часы какие-нибудь, в лучшем случае. Попрощались мы с родственниками – письма им написали, – ну и между собой. И вдруг случилось настоящее чудо: мы оказались живы, красивы и здоровы.

Черчилль мысленно похвалил себя за проницательность.

– Продолжайте, пожалуйста, – поощрил он Китайца, заранее зная, что тот уже в двух шагах от первого ответа.

– Ну вот, сэр. Начали мы пытаться жить в новых условиях. Все вроде у нас хорошо, а в душе покоя нет. Мы ведь привыкли думать. В той, старой жизни. И над новой жизнью стали мы размышлять. И пришли к одному и тому же. Мы поняли, что нас не устраивает просто так жить и жить. Не получается у нас просто жить, бездумно и бесцельно, как бамбук какой-нибудь. Вот раньше у каждого была какая-то своя понятная цель, а теперь – ничего. – И Китаец замолчал.

– Ну вот, вы сами сказали именно то, о чем, наверное, и нужно вам далее думать, – с удовлетворением усмехнулся Черчилль. – Из ваших слов следует простой вывод. Чтобы ваша жизнь обрела смысл, в ней должна быть цель.

Черчилль встал, за ним поднялись все ребята. Они выглядели одновременно задумчивыми и немного удивленными простотой и очевидностью сказанного.

– Если я правильно понимаю, молодые люди, вы все как-то можете обмениваться мнениями в промежутках между нашими встречами?

– Да, – немного растерянно подтвердил Медбрат.

– Вот и славно. К следующей встрече попробуйте или согласиться с тем, что один из вас сейчас сказал, или опровергнуть его. И меня заодно, поскольку я разделяю его мнение. А сказал он, повторю еще раз, что смысл жизни обретается тогда, когда становится понятна цель. Если искать смысл на всю жизнь, то и цель нужна, наверное, не сиюминутная, а большая, настоящая, на всю жизнь.

До встречи.

Аудитория из далекой юности при этих его словах вдруг растаяла. Куда-то в свое далекое время исчезли двенадцать интересных ребят. Сэр Уинстон Черчилль опять ощутил себя в своей бескрайней постели. Был еще один холодный январский вечер 1965 года. Перед ним лежала раскрытая рукопись. На этих страницах теперь речь шла о другом человеке, искавшем смысл своей жизни, свою цель. И этот человек, эта великая женщина нашла ее.

В огромном зале с окнами на бескрайнее Адриатическое море за длинным богатым столом неспешно ужинали двое. Прислуга закончила подавать горячие блюда и почтительно удалилась по мановению руки пожилой женщины, сидящей по одну сторону стола. Ум и доброта светились в ее удивительно молодых, красивых глазах. Напротив нее сидел красивый широкоплечий мужчина лет сорока. Оба были одеты изящно и дорого, как и следует быть одетыми первому лицу Римской империи и его матери, носящей официальный титул августы.

– Как часто в жизни переплетаются события радостные и печальные, сын мой, – обратилась к императору Флавию Валерию Константину его мать, Елена. – Две даты почти сошлись в одно время. Недавно мы отметили двадцать лет, как ты провозглашен императором. А вот сейчас вспоминаем, что уже минуло десять лет, как в этом дворце навеки сомкнул свои очи твой предшественник, император Диоклетиан. Скромный мавзолей у входа в этот дворец упокоил необычного человека.

Елена поднесла к глазам платок. Многочисленные золотые браслеты негромко застучали и зазвенели, по-своему отражая движение ее тонкой изящной руки.

– Матушка, как вы к нему снисходительны. Кто, как не Диоклетиан, повинен в смерти тысяч христиан?

– Я его не оправдываю. И не обвиняю. Легко критиковать ушедших. Он был сын своего времени. Диоклетиан верил в старых римских богов, поклонялся культу Солнца. Хотел сделать как лучше. Отправился к оракулу Аполлона в Милете за советом. А оракул дал ему пророчество о будущих несчастьях империи из-за христиан. На его месте любой правитель пытался бы запретить новую веру. И ты знаешь, он ведь не призывал к расправам. Это алчные чиновники быстро довели дело до крови. Они жаждали чужой собственности и чинов, а разъярить народ – дело нехитрое.