— Да, Тереза, не завидую я первой твоей учительнице. У нее был не очень-то хороший класс.
— Это у нашего класса была слишком занудливая учительница, — возразила ему Тереза. — Ребята у нас как раз были очень веселые. Я — самая занудная из всех ее учениц. Можешь мне поверить. Но я однажды чуть было не поучаствовала в одной из самых веселых авантюр, которая произошла в нашем городке.
— И я как раз тоже авантюрист, — сказал Деннис. — Так что можешь рассказать, может когда-нибудь и пригодится.
— Да нет, ты уже слишком стар для этого, Деннис, может быть только твоим детям это понравится.
— Я еще не настолько стар, чтобы иметь детей.
— Можешь смотреть на себя с какой угодно стороны. Однажды наши мальчишки решили проучить сестер Мэйком — двух старых дев. Они жили в единственном на весь наш городок доме с огромным подвалом. Про них говорили, будто они поселились в нашем городке еще в двадцатые годы. Их привычки всех нас удивляли, и никто не понимал, зачем им понадобился такой огромный подвал. Но он им наверно был нужен, и подвал был вырыт. И остаток жизни они только и делали, что выгоняли оттуда новые и новые поколения местных ребят, которые играли там в различные военные игры. Мало того, что по своим привычкам эти сестры были несносными. Они стали к старости ко всему еще и совершенно глухими. Одна из них в этом решительно не хотела признаваться и поэтому жила в мире безмолвия. Но ее сестра была слишком любопытная и завела себе слуховую трубку. И такую большую, что мой брат сказал, а я в это поверила, что эта труба от старого граммофона, который сестры привезли с собой в наш городок в двадцатые годы. Ребята все это знали и помнили. Они помнили все обиды, нанесенные этими старыми сестрами. Настал день всех святых. И вот несколько ребят дождались, пока обе старухи уснули крепким сном. Пробрались к ним в гостиную и потихоньку перетащили оттуда в подвал всю мебель. Наутро весь городок проснулся от вопля старшей из сестер.
«Я их слышала, — кричала она, — грузовик подъехал к самым дверям, и они топали как взбесившиеся лошади. Теперь они, наверное, уже в Аделаиде».
Все, посмеиваясь, смотрели на старуху, ведь всему городку было известно, что она абсолютно глуха. Но ее сестра была уверена, что мебель похитили местные туземцы.
«Они были такие черные», — говорила она.
Была вызвана и местная полиция. Они осмотрели место происшествия и сказали, что это работа своих. И тогда старшая из старух сказала, что да, в самом деле она слышала, как в их доме ночью слышались голоса с местным выговором. Старухи, не доверяя полицейским, потребовали привести на место собак-ищеек. На меньшее они были не согласны. И пришлось бедных собак вести с самой Аделаиды. Когда пустили собак по следу, то они от парадного крыльца сразу же кинулись вокруг дома и стали лаять на дверь, ведущую в подвал. Полицейские три раза проводили их к парадному крыльцу и отпускали. И все три раза, долго не колеблясь, собаки бежали к подвалу. Тогда, наконец, они догадались. К полудню никто из ребят уже не появлялся на улице босиком, и никто не снимал башмаков, пока собак не увезли. Веселье как-то очень быстро закончилось, а мне навсегда запомнилась мебель, которую спрятали в подвале.
— У меня не было такого детства, — сказал Деннис. — Оно прошло слишком чинно.
— А где ты вырос? — спросила Тереза.
— Я в Эдеме.
— Ты спустился из рая? — улыбнулась девушка. — Даже я не настолько проста, чтобы в это поверить.
— Эдем — называется наше родовое поместье.
— Честно говоря, Деннис, ты не похож на светского хлыща.
— А я и не стремлюсь к этому. Вот уже несколько лет, как я поссорился с матерью и не получаю от нее денег.
— Сочувствую, — сказала Тереза. — Но сказать, что ты сильно бедствуешь — я не решусь.
— Я разбогател совсем недавно, — вздохнул Деннис. — А до этого зарабатывал полетами на своем маленьком самолете.
— И откуда же к тебе пришли деньги? С неба что ли свалились.
Деннису хотелось рассказать про сокровища, поднятые со дна океана. Про смерть Сильвии. Про Роберта. Но он понял, что та не воспримет сейчас его рассказ. Ведь они сидели на балконе двадцатого этажа современного отеля. Под ними пылал огнями ночной Мельбурн. Ведь даже самому Деннису казались нереальными его недавние приключения. Казалось, что Сильвия погибла очень давно, что с Робертом они говорили в последний раз с полгода тому назад. Не меньше. Можно было пройти вновь, набрать не глядя кнопки телефона и на том конце провода отозвалась бы мать.
Но Деннис не хотел сам первым преодолеть тот барьер, который разделял их. Можно было позвонить Роберту. Но что бы это изменило в его жизни? Ровным счетом — ничего. Оставалось только ждать и надеяться, что новая авантюра увлечет его, закружит, наполнит жизнь смыслом.
— Это в самом деле рай, — сказал Деннис, — настоящий Эдем.
— Ты можешь его мне описать?
— А попробуй сделать это сама, — предложил ей Деннис.
Тереза задумалась.
— Я бы хотела видеть его таким: мраморные фонтаны, широкие аллеи, множество диких, но ручных зверей, гуляющих на свободе. И все аллеи ведут к дому. Он большой, с огромными окнами. Сверкающее стекло. Красная черепица. Такая же как на домах колониальных времен. А возле дома обязательно должен ждать меня ты. Обязательно на черной лошади верхом. В этом саду никогда не идут дожди, разве что по ночам, чтобы стучать по крыше, убаюкивая людей. В этом доме никогда не говорят о грустном и о делах. Там звучит музыка. Тропинки там никогда не зарастают травой, а деревья не нужно подрезать.
Тереза задумчиво смотрела поверх головы Денниса на ночной город.
— Там всегда на деревьях горят гирлянды цветных лампочек, таких как на Рождество, — продолжала Тереза. — Там, Деннис… Я даже не знаю, что еще может быть там… Скорее всего там есть небольшая спальня, а в ней мягкая и уютная кровать с балдахином. И я когда-нибудь, Деннис, приеду туда к тебе на несколько дней. Но я вижу, ты недоволен?
Тереза замолчала.
— Нет, я только сейчас понял, что сам не могу вспомнить Эдем в деталях. Я помню только звуки, запахи. Там всегда пахнет эвкалиптами и кипарисами. Этот запах вошел в мою жизнь с детства. И я только теперь понял, почему мне сейчас сделалось так тоскливо. Ты чувствуешь, снизу от сада идет этот запах? Этот сад с запахом хвои и эвкалипта, разогретый городом, остывая, посылает его нам.
Тереза глубоко втянула в себя немного прохлады ночного воздуха.
— Нет, Деннис, я ничего не чувствую. Наверное, слишком много курю в последнее время.
— Я тоже курю не меньше твоего, — возразил ей Деннис. — Но этот запах я чувствую.
— У вас, наверное, большая семья? — спросила Тереза.
— Да. У меня есть сестры, братья, — говорил Деннис. — Мне казалось, как только я разбогатею и вернусь к ним, между нами уже больше никогда не будут деньги камнем раздора. Но теперь я понял, деньги, которые у меня сейчас есть — это еще один барьер между мной и ими.
— Тогда не возвращайся, — предложила Тереза.
— Это слишком легко сделать, — возразил Деннис.
— Если хочешь, я сама напишу письмо твоей матушке, — предложила Тереза. — Скажу, что ее сын спивается, что связался с какой-то подозрительной особой — актрисой-неудачницей…
Тереза обняла себя за плечи.
— И вообще, Деннис, я начинаю мерзнуть.
— По-моему, не я предложил сесть на балконе.
— Я совсем о другом. Я начинаю мерзнуть от наших разговоров. Они все увлекают нас в прошлое, не дают думать о настоящем.
— Будущее — это иллюзия, — промолвил Деннис Харпер, — его не существует.
— Какие замогильные темы у наших разговоров? — вздохнула Тереза и лениво потянулась. — Честно говоря, я бы с большим удовольствием спала здесь на балконе, чем в спальне.
— И тогда утром тебя бы покусали какие-нибудь страшные насекомые. Представь себе, как бы ты выглядела бы с утра с опухшим глазом и вздутой губой.
— Ты что, Деннис, сюда до двадцатого этажа не доберется ни одна тварь.