В облаке пыли и выхлопных газов подъезжает автобус. Женщина-водитель окидывает меня любопытным взглядом: ей всегда ужасно интересно, кто я и откуда, но вопросов она никогда не задает. Сразу после нападения фенриса местные жители встревожились, однако мама с папашей Рейнольдсом развеяли их опасения, и нас оставили в покое — наверное, если о нас и вспоминают, то думают, что мы под присмотром кого-то из взрослых.

Я сажусь сзади, в салоне всего несколько пассажиров. Через пятнадцать минут высокие травы сменяются свежевспаханными полями и немногочисленными поселками, и наконец, мы прибываем в центр Эллисона. Автобус останавливается, тормоза выпускают воздух, водитель устало обмякает на сиденье. Из распахнутых дверей на разогретую улицу осторожно выбирается старушка, которая сосредоточенно вязала всю дорогу, следом — пара крепких амбалов. Выхожу и я.

Жизнь в городе не то чтобы кипит: семьи гуляют с колясками, пожилые женщины изучают магазинные витрины… Эллисон — то самое место, куда люди едут за кусочком настоящей Америки, хотя после захода солнца здесь становится мрачновато: рестораны-барбекю превращаются в бары, кофейни — в танцклубы, и, конечно, из темноты выходят чудовища.

Для начала я захожу в бакалейную лавку, покупаю яйца, молоко, упаковки китайской лапши, прихватываю пакет муки и плитку шоколада — вечером испеку печенье. Дальше по списку идет видеомагазин, а за ним аптека. Очень хочется взять в прокате «Свадьбу лучшего друга», но я понимаю, что Скарлетт этого не вынесет. В «Принцессе-невесте» ей по крайней мере сцены боя понравятся.

Раньше эллисонская аптека была маленьким семейным магазинчиком, но несколько лет назад сеть «Си-ви-эс» влепила на старый бревенчатый дом громадный красный логотип, и аптека превратилась в мини-маркет с автоматическими дверями и карточками постоянного покупателя. Я привычно сворачиваю в отдел средств первой помощи. Вообще-то странно, что продавец до сих пор не сообщил в полицию: раз в две недели я покупаю одиннадцать упаковок бинтов. Основные материалы в аптечке охотника — это перекись, шовные нитки и много бинтов. Фенрисы целят в самые кровоточащие места на теле, так что главное — вовремя остановить кровь.

Нашариваю в кармане две скомканные двадцатидолларовые банкноты и иду к кассе. Меня настигает волна искристого смеха: в косметическом отделе толпятся девчонки примерно моего возраста, украдкой бросают взгляды на кассира, пробуют розовый и пурпурный лак из стеклянных пузырьков, хихикают и разглядывают на свету ногти. С одной из них, Сарой Уоррелл, мы целый год дружили в средней школе… А потом я ушла, не вернулась на занятия после летних каникул — мне стало стыдно, что Скарлетт в одиночку учится сражаться с волками. Немногочисленным друзьям я сказала, что меня перевели на домашнее обучение, ловко уходила от вопросов по поводу родителей, чудом избегала встреч с инспекторами окружных социальных служб и старалась со всеми поддерживать связь. Впрочем, друзья невероятно быстро становятся чужими людьми, если из разговоров исчезает обсуждение домашних заданий и школьных проказ.

Я задерживаюсь у стеллажа с ароматизированным мылом и прислушиваюсь к беседе.

— …не будет сочетаться с бисером на платье, — тараторит девушка с идеально покрашенными каштановыми волосами.

— Ему и не обязательно сочетаться. Попробуй вот этот. «Второй медовый месяц». Или «Гавайскую орхидею»! — советует Сара, поправляя очки.

Я с минуту пристально слежу за девушкой, пытаюсь представить, как выглядит ее платье и куда она собирается его надеть: на выпускной вроде бы рановато… Вот все четверо в длинных платьях цвета гавайской орхидеи кружат в бальном зале, как в сказке про Золушку. Интересно, если бы все повернулось по-другому, я сейчас тоже обсуждала бы цвет лака?

Сара тянется за «Вторым медовым месяцем» и в ее глазах мелькает проблеск узнавания. Может, стоит что-нибудь сказать? Спросить, как дела, помнит ли она меня, для какого праздника они выбирают лак. Я слегка улыбаюсь и жду, что она завяжет беседу, помашет рукой или что-нибудь еще. Но нет — Сара вежливо улыбается в ответ, как любому встречному, и продолжает разговор с подружками. Я сосредоточенно разглядываю мыло на стеллаже и слушаю их перешептывания.

— По-моему, она раньше с нами училась, — тихонько говорит блондинка слева от Сары.

Подружки взволнованно шушукаются.

— Точно не помню. Вот бы мне такие волосы! Интересно, она пользуется шампунем для придания объема?

— Наверное… А с одеждой ей бы совет не помешал — ну кто так розовый носит? А, вспомнила, это сестра изувеченной девочки! — бормочет Сара в ответ на чей-то тихий вопрос.

Изувеченная девочка и ее сестра. Хочется обидеться за Скарлетт — ей достался ярлык похуже, — но меня охватывает жалость к самой себе. Отворачиваюсь и перестаю прислушиваться. Какое мне дело до того, что они думают? Их интересуют шмотки, вечеринки и всякие девичьи глупости. Я провожу рукой по стопкам мыла и бросаю в корзину коралловый брусок с цветочным ароматом. Мыло падает на бутылочки с перекисью и упаковки бинтов. Фенрисов притягивают сильные, сладкие запахи, манят их к добыче, будят голод. «„Второй медовый месяц“ на ногтях волку погоды не сделает, — звучит в голове голос, похожий на Скарлетт. — Пустая трата времени».

Я набираю еще цветочного мыла, и вдруг меня окатывает волна свежего древесного аромата. Он знаком мне, этот запах, который не привлекает фенрисов. Я задерживаю дыхание, боясь заговорить первой.

— Эти девчушки сестрам Марч и в подметки не годятся! — Сайлас так близко склоняется ко мне, что я чувствую на плече его дыхание.

Я восторженно поворачиваюсь, и моя корзина с покупками бьет юношу по боку. На пол вываливаются эластичные бинты. Девушки на минуту отвлекаются от обсуждения лаков. Раздаются смешки. Ай да Рози! Поднимаю бинты и случайно касаюсь ноги Сайласа. Лицо заливает румянец, вниз по шее бежит жаркая волна.

«Успокойся! Это всего-навсего Сайлас», — уговариваю себя я, по-дурацки усмехаясь.

Он улыбается мне в ответ и берет у меня корзину.

— Запасы на неделю?

— Может, и месяц протянем, — отвечаю я и шагаю к кассе.

Сайлас следует за мной с корзиной в руках. Я медленно дышу, стараясь заставить сердце вернуться к нормальному ритму. Кассир неторопливо считывает штрих-коды с упаковок бинтов.

— Ты что делаешь в городе? — спрашиваю я.

— Если честно, беру уроки игры на гитаре, — объясняет Сайлас. — Увлекся, пока жил у Джейкоба. Хотел даже записаться в гитарный класс, но отложил на потом. Так что, когда вернулся, первым делом этим и занялся. Вот, первый урок только что посетил.

— Ничего себе! — восклицаю я, протягивая кассиру две двадцатки. — Ну и как успехи?

Сайлас смеется — вкусно и глубоко. Сара с подружками вовсю пялятся на нас, словно Сайлас — десерт, а я — враг, с которым предстоит вступить в бой. Мой друг даже не смотрит в их сторону, его взгляд сосредоточился на мне.

— Не то чтобы очень, — говорит он. — Через полтора часа пальцы распухли, а сыграть я только и могу, что «Светит звездочка с небес». Причем медленно.

Сайлас забирает у кассира пакет с покупками, и мы выходим из магазина. Народу на улицах прибавилось. Люди в футболках с надписью «Эллисон» развешивают на фонарях красные и зеленые вымпелы — идут приготовления к Яблочному фестивалю, который состоится в выходные.

— Здорово, что ты записался на гитару! Хотелось бы и мне чем-то таким заняться.

— Чем? — спрашивает Сайлас, когда мы останавливаемся на переходе.

Я пожимаю плечами.

— Ой, не знаю… Чем-нибудь — ну, кроме охоты и игры в дровосеков.

Сайлас опять смеется.

— Да, конечно… Я и сам не стремлюсь стать дровосеком, просто в нашей семье это вроде как само собой разумеется. А охота… Я умею охотиться, но это ведь не значит, что ничего больше не существует. Я охочусь, потому что это правильно. Гитарные уроки и все остальное — для развлечения.

— Если честно… — начинаю я, но в голову никак не приходит аргумент, который не выставлял бы Скарлетт с невыгодной стороны.