Время замедляет ход. Альфа открывает засов, дверь распахивается, и я за какую-то долю секунды успеваю разглядеть сотни волков, которые неотрывно смотрят на меня голодными красными глазами. Слюна из распахнутых пастей стекает на пол.

«И тогда бабушка вывела своих внуков на яркий-преяркий свет».

Фенрисы кидаются вперед. Я приседаю на корточки, подношу зажигалку к потоку горючего. Солярка вспыхивает в мгновение ока, языки пламени взлетают вверх и высвечивают граффити. Огонь обжигает руку. Я отбрасываю зажигалку и отталкиваюсь, как спринтер на олимпийском старте.

«У них сразу же заболели глаза, потому что они долго жили в пещере и ни разу не видели солнца».

Волки, ослепленные огненным сиянием, пытаются прикрыть глаза лапами. Мой глаз — тот, который остался открытым, — уже привык к свету. Пламя лижет мне плащ и ноги, на коже вздуваются волдыри ожогов, но я проскакиваю мимо волков, которые, закрыв глаза, щелкают зубами у моих лодыжек. Мне нужно пройти через море огня и острых клыков. Альфа выкрикивает приказы, и фенрисы пытаются бежать в погоню, но слепо мечутся кругами и падают в огонь. Вокруг звучит скулеж и вой — единый, оглушительный вопль агонии.

«Вперед, вперед! Не останавливайся!»

Уже виднеются ступеньки, но фенрисы у двери не так пострадали от огня, и их глаза адаптировались к свету. Я кидаюсь по лестнице, ноги горят от усталости и ожогов, а волки, объятые голодом и яростью, мчатся ко мне, раскрыв пасти. Через одного я перепрыгиваю, другого пинаю ногой в челюсть, уворачиваясь от клыков. Когтистая лапа раздирает мне бок…

«Ничего страшного! Вперед, вперед!»

Прорываюсь через последнюю линию волчьей обороны, и прохладный ночной воздух омывает кожу, облегчая боль от ожогов. Хватаю повязку и передвигаю ее на другую сторону лица, открывая тот глаз, который пребывал в темноте: теперь я в состоянии различить что-то после огненной бури, неожиданная перемена мне не страшна, все отлично видно. Гулкий звук моих шагов по мостовой наполняет пустую улицу. Из задымленного тоннеля вырываются фенрисы — из ослепительного света в ослепляющую темноту.

Не важно, куда бежать, надо убраться подальше, пока волки не опомнились. Между домами эхом отдается яростный волчий вой.

Пора.

«Беги, Рози! Только ты одна можешь себя спасти».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

СКАРЛЕТТ

До обмена остался час. Нам скоро выходить.

— Готов? — спрашиваю я Сайласа.

— Потерять Рози и, может быть, свою душу? — Сайлас качает головой и вымученно улыбается. — Не совсем.

— А если серьезно?

— Готов. — Он поднимается на ноги, берет топор и пристегивает ножи к поясу.

Я затачиваю лезвие своего топора, надеваю плащ и на всякий случай беру пояс с ножами сестры. Кому-то из нас пригодится пара лишних ножей. Надеюсь, что Рози.

Она выйдет оттуда живой. Сестра для меня на первом месте. Я буду защищать Сайласа, буду за него драться, но если придется делать выбор между ним и Рози… Сестру я спасу. Сайласу я ничего не говорю — и без того понимаю, что с приоритетами у меня все в порядке. Напарники все друг о друге знают. Я до сих пор злюсь на Сайласа: если бы он не влюбился в Рози, ее бы не похитили. Если бы она не влюбилась в него, то сосредоточилась бы на охоте…

Рози не подверглась бы опасности, если бы была такой же, как я, если бы сестру питала та же одержимость, та же потребность отомстить за гибель бабули Марч и изуродованное шрамами тело, та же жажда остановить волков любой ценой.

Почувствует ли Рози все это, если Сайлас погибнет? Если его отнимут у Рози, станет ли охота ее страстью, как и у меня?

Возможно. На секунду пытаюсь представить себе, как мы с Рози охотимся вдвоем, без Сайласа. Мы с сестрой, бок о бок, в равной степени одержимые, сосредоточенные, непоколебимые. Я погружаюсь в мечты…

«Скарлетт, сосредоточься! — приказываю я самой себе. Во рту становится горько от чувства вины, и злость на время отступает. — Не думай об этом. Важно спасти Рози. Все остальное не имеет значения — ни твоя ярость, ни Сайлас, ни месть хищникам, ни потенциальный фенрис. Думай только о Рози».

Мы спускаемся по ступенькам, старательно скрывая, что от волнения у нас дрожат руки. Я кидаюсь вперед, распахиваю дверь — и мы выходим в ночь.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

РОЗИ

Я чувствую, как они крадутся за мной, как сжимается кольцо, хотя, оглянувшись, никого не вижу. Легкие наполнены дымом, но адреналин гонит меня вперед. На дороге наконец-то начинают попадаться признаки жизни: бездомные бродяги, редкие машины. Неужели никто не слышит воя? Не видит опасности?

Не могу больше бежать. Волдыри ожогов лопаются, раны саднят под порывами ветра, обгоревший плащ едва прикрывает спину. В горле пересохло, хочется пить. Преследователей мне не обогнать. Может, фенрисы потеряют мой след: я пробегаю через все попадающиеся на пути лужи, срезаю путь по переулкам и парковкам, но силы иссякают, придется остановиться и передохнуть. Волчий вой постепенно смолкает — то ли погоня отстала, то ли небоскребы блокируют звук. Вдали виднеется купол нашего дома.

«Туда? Сейчас? А куда же еще?»

За одним из заколоченных зданий находится парковка, на которой Сайлас впервые поцеловал меня. Подныриваю под сгнивший забор с табличкой «Вход запрещен», пробегаю по заброшенному двору, мимо изборожденного трещинами фонтана и засохших растений. Рассудок по-прежнему подгоняет вперед, однако осознание того, что можно пролезть под забором, перейти улицу и вернуться в квартиру, заставляет меня двигаться медленнее.

«Дыши. Ты в безопасности».

Проскальзываю между проржавевшими машинами и пытаюсь не обращать внимания на лай собаки, которая охраняет свалку.

А потом слышу их.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

СКАРЛЕТТ

Звук, сорвавшийся с губ сестры, я узнаю даже в многотысячной толпе. Поэтому, как только мы открываем дверь и выходим из дома, я сразу же понимаю, что слабый стон, принесенный ветром — это всхлип Рози. Делаю знак Сайласу, и мы спешим к заброшенной парковке, протискиваемся через высокую траву и забор-«сетку». Незримое присутствие сестры манит нас.

Она стоит к нам спиной, обгорелые лохмотья плаща развеваются на ветру. Ноги Рози, обычно гладкие и незагорелые, покрыты волдырями ожогов. Повязка стягивает ее длинные волосы и закрывает один глаз.

Рози выглядит как я.

Из моего горла вырывается нечто среднее между мольбой и криком радости: сестра жива! Страх сменяется гордостью — Рози сбежала от фенрисов, и теперь они идут за ней по пятам, прижимая к забору, за которым спрятались мы с Сайласом. Руки у сестры не дрожат, как бывало обычно, если она разволнуется. Рози дышит медленно и ровно, пытается сосредоточиться.

«Славно сработано!» — думаю я.

Хотя с чего бы мне так удивляться? Она ведь охотник.

Глаза Альфы горят темным охряным пламенем. Он делает шаг к Рози. Остальные волки — с десяток, не все стая — толпятся у вожака за спиной и взрывают землю лапами, как скаковые лошади перед стартом. Пес на соседнем участке бросается на забор. Зловещую тишину нарушает только истерический собачий лай и тяжелое волчье дыхание; все бродяги и наркоманы попрятались кто куда, как горожане перед перестрелкой в вестерне.

— Летт? — напряженно окликает меня Сайлас.

В его голосе звучит не предупреждение, а вопрос: он понимает, что план уже сложился у меня в голове и теперь неостановим как лавина, сходящая с горы.

— Нас трое, — бормочу я себе под нос, подсчитывая волков у вожака за спиной.

— Мы справимся. Нам уже приходилось драться в такой ситуации.

— Тебе нельзя попадаться им на зуб. С волками Альфа, и ему нужен ты.

— Ты ведь знаешь, что делать, если меня заденут, — серьезно напоминает Сайлас.