Мужчина смотрит на дорогу. Вдалеке виднеются силуэты: на углу переругиваются провинциальные головорезы и мелкая шпана. Так не пойдет — он не будет убивать у людей на виду, а я не хочу драться там, где нам могут помешать. Все мы — и я, и волки — предпочитаем преследовать добычу под покровом темноты, во всяком случае, когда это возможно. Днем я возьмусь за волка только в безвыходном положении.
Мой преследователь делает шаг вперед. Он ненамного старше меня — ему от силы двадцать два. Правда, когда фенрисы изменяются, то перестают стареть, так что трудно сказать наверняка. После трансформации волк практически бессмертен, если, конечно, никто его не убьет.
Преследователь улыбается, белые зубы поблескивают в темноте. Обычной девушке он бы понравился, она захотела бы прикоснуться к нему, обнять и поцеловать. Обычная, глупая девушка…
— Красотке вроде тебя не стоит гулять одной по ночам, — спокойно говорит волк, но я слышу, как тяжело он дышит, и замечаю, как он шарит глазами по моему красному плащу.
Волосы у него на руках превращаются в шерсть: он слишком голоден и не в состоянии сдерживать трансформацию. Я никогда не убиваю фенриса, пока он не перекинется. Не стоит рисковать и заставлять кого-то проходить через те же мучения, которые пришлось пережить нам с сестрой. Не хочу становиться убийцей и всегда жду, несмотря на то, что неизменно оказываюсь права.
Я переминаюсь с ноги на ногу, нервно оглядываюсь по сторонам и шагаю через дорогу, покачивая бедрами.
— Я заблудилась! Мы с подругой собирались тут встретиться… — заученно говорю я.
Еще немного, и ряд крошечных магазинчиков отгородит нас от улицы. Фенрис смеется, издавая низкий, похожий на рычание звук.
— Заблудилась, значит? — повторяет он, подходя ко мне. — Давай я тебя провожу.
Он протягивает руку, и я смотрю вниз — на запястье виднеется черная татуировка, безупречное изображение монеты. Из стаи Монеты? Странно, это не их территория. Делаю еще шаг назад. Теперь я скрыта от взглядов прохожих, а если волк подойдет поближе, то и он скроется из виду.
— Все нормально… — бормочу я.
Он усмехается — думает, что пугает меня, и это щекочет его чувства. Волкам недостаточно просто устроить бойню и сожрать девушку — сначала им надо нагнать на жертву страха. Я поворачиваюсь к нему спиной и быстро иду вперед. Плащ развевается на ветру и дразнит хищника.
«Давай иди за мной. Пора умирать».
— Погоди-ка! — восклицает он.
Теперь голос звучит низко, почти утробно. Он противится трансформации, но голод одерживает верх — я каким-то образом это чувствую. Жажда крови туманом висит в воздухе. Зверь хочет разорвать меня, вонзить клыки мне в глотку. Я останавливаюсь, и капюшон соскальзывает с головы. Подставляю кудри ветерку, слушаю, как преследователь стонет с отвратительным мне наслаждением, и обхватываю привычные изгибы рукояти топорика.
«Погоди, не оборачивайся».
Он еще не перекинулся. Если он разглядит шрамы у меня на лице, все прикрытие пойдет коту под хвост. Нельзя допустить, чтобы фенрис сбежал — его надо уничтожить. Он заслуживает смерти.
— Я тут подумал… — Слова застревают у него в горле, голосовые связки деформируются. — Нечего такой красавице в полном одиночестве разгуливать здесь, на углу. Могут неправильно понять…
Мои губы складываются в усмешку, и я вытягиваю топорик из-за пояса. Одежда фенриса с шелестом падает на землю, когти клацают о мостовую.
— Мне все равно, я ведь не такая, — отвечаю я, не в силах подавить усмешку, и оборачиваюсь.
Передо мной не человек — зверь. Кто-то зовет их вервольфами, но они больше похожи на обычных волков. Шерсть у хищника темная и маслянистая, на лапах переходящая в сизую кожу, покрытую темными пятнами. Он с рыком припадает к земле, потом оскаливается и щелкает пожелтевшими зубами. Свет фонарей выхватывает из темноты его огромную тушу и отбрасывает тень, которая дотягивается до моих ног. Я равнодушно выгибаю бровь, и тогда взгляд фенриса падает на поблескивающий у меня в руках топорик.
Зверь прыгает.
Я готова.
Мощные мышцы вскидывают его в воздух и несут прямо на меня; хищник рычит, и звук похож на скрежет камней. Я пригибаюсь и скольжу ему навстречу. Он почти пролетает у меня над головой, но разворачивается в прыжке. В самый последний миг я вскидываю топорик, и лезвие царапает переднюю лапу волка. Затем я раскручиваю оружие влево и на лету вспарываю заднюю лапу. На меня обрушивается поток крови.
Фенрис, повизгивая, падает, на землю у меня за спиной. Ну, давай, волк! Только попробуй сбежать! Если уж он ввязался в драку, ни в коем случае нельзя дать ему уйти. Голодный и истощенный хищник опасен вдвойне. Нет, схватка должна закончиться смертью волка. Впрочем, сегодня мне попался экземпляр не из пугливых.
Он все еще рассчитывает меня слопать: с клыков стекает слюна, глаза прищурены. Фенрис расхаживает передо мной, под шкурой перекатываются мышцы. Он растягивает черные губы, обнажает клыки и кидается вперед. Отступаю в сторону, взмахиваю топором, пытаюсь достать противника — промахнулась! Он бросается снова. Нет времени вскидывать топор. Я загораживаюсь лезвием как щитом и позволяю телу расслабиться. Фенрис врезается в меня, и я падаю на тротуар, а волк напарывается грудью на топор, и собственный вес насаживает его на острие. Упираюсь ногами в живот зверя и отбрасываю тушу себе за спину. Вскакиваю на ноги. Морщусь, почувствовав, как кружится голова, а по плечам стекает струйка крови — я поранилась, когда упала на асфальт. Давай, соберись!
Моргаю. Волк исчез. Нет, не исчез — я чувствую его запах. Прислушиваюсь, затаив дыхание.
Фенрис врезается в меня с мощью автобуса — с правой, слепой стороны. Клыки вспарывают мне кожу на боку. От острой, пронизывающей боли уцелевший глаз начинает слезиться, все плывет. Я снова падаю на мостовую и выпускаю из рук топор. Волк давит меня всем весом, я слышу его тяжелое дыхание. Я не сопротивляюсь — это было бы ему только в радость. Кровь из раны на его груди стекает мне на живот. Чудовище прижимает морду к моему лицу, и я различаю неистовый взгляд хищника.
Спокойно. Он расслабится. Допустит оплошность. У меня будет всего одна возможность вырваться, надо быть начеку. Клочья шерсти забивают нос и рот, грязь со шкуры смешивается с моим потом. Хочется дотянуться до охотничьего ножа на поясе, но обе руки заняты — удерживают оскаленную пасть. Хищник давит все сильнее, и я начинаю задыхаться. Он сдавливает мне легкие, из его пасти вырывается зловонное дыхание. Меня начинает подташнивать.
Затем ночную тишину неожиданно нарушает четкий, мерный звук. Шаги? Ни я, ни фенрис не успеваем среагировать, и тут сильный удар сбоку отбрасывает зверя с моего тела. Судорожно глотаю воздух, будто вырвавшись из-под толщи воды. «Вставай, вставай! Живо!» Я перекатываюсь на живот, краешком глаза различаю мужскую фигуру, полускрытую тенью, узнаю знакомую походку. Мой спаситель поворачивается к фенрису, который скорчился в нескольких ярдах от меня.
— А я-то думал, за столько лет ты научилась не подпускать волков со слепой стороны, — замечает пришелец.
Я с улыбкой встаю. Хищник рычит и кидается ко мне. Я отклоняюсь, вонзаю охотничий нож ему в переднюю лапу. Волк неуклюже отпрыгивает, но успевает разорвать мой плащ.
— Я бы его достала. Просто ждала подходящего момента.
Парень смеется, глаза поблескивают серо-голубым огоньком в полутьме улицы.
— И что, этот твой момент наступил бы сразу после того, как мы вырезали «Скарлетт Марч» на могильном камне? — подначивает он.
Фенрис с рычанием пятится, зная, что бежать поздно: он убьет или его убьют. Я поднимаю с земли топор и присоединяюсь к юноше. Мой спутник нервно облизывает губы. Похоже, он от такого отвык — наверное, давно не охотился.
— Вот что, — начинаю я с ухмылкой, — я тут сама разберусь. Ну, если ты еще не дорос.
Он прищуривается, уголки тонких губ изгибаются в улыбке. Мы поворачиваемся к фенрису: волк, припав к земле, яростно буравит нас взглядом. Парень вытаскивает из-за пояса пару ножей. Я раскручиваю в руке топорик.