Джозеф Вудлиф

8 апреля 1973 г. — 23 июня 1987 г.

Джозеф Вудлиф, сын Рут и Экенера Вудлиф, скончался дома вечером 23 июня. Джозеф был усердным прихожанином, прилежным учеником школы св. Мартина для мальчиков. Отличился в гребле, любил классическую музыку.

По Джозефу горюют его родители, Рут и Экенер, три тетки, семеро дядей, бабушка и дедушка по линии матери, восемь братьев и сестер: Стюарт, Кэтрин, Фарли, Брэдли, Дэвид, Тодд, Бенджамин и младшая сестренка Абигайль. Прощание пройдет в кругу семьи, родственники покойного принимают соболезнования 30 июня начиная с 7 часов вечера.

— Как вам вот это? Ему было четырнадцать. — Я зеваю и показываю пальцем на свой экран.

Фотография выцветшая, ничего не разобрать, но мальчику на ней лет пять или шесть, не больше.

Скарлетт отталкивается от стены ногой и подъезжает на своем кресле ко мне. Она пристально изучает некролог, внимательно вчитываясь в каждое слово.

— Может, и он. Кажется, лицо похоже, — говорит Сайлас у меня из-за плеча.

От его дыхания у меня немеет шея.

— Странно только, что «прощание пройдет в кругу семьи». Если бы он превратился в фенриса, им было бы некого хоронить, — замечает Скарлетт.

Сайлас согласно кивает.

— Как его там? Джозеф Вудлиф? Погодите-ка, мне только что попадалось это имя. — Он отталкивается от пола и прямо на стуле катится обратно к своему аппарату для просмотра микропленок. Несколько секунд гоняет подшивку туда-сюда, а потом указывает на монитор. — За несколько месяцев до смерти, собственно, прямо перед днем рождения, его арестовали… — Сайлас прокручивает запись на следующую страницу. — «За нападение на девушку во время обеда с соседями». Она убежала и обратилась в полицию.

— Да, это еще подозрительнее, чем прощание в кругу семьи, — оживляется Скарлетт. — Душа погибает не сразу. Волк начал подчинять себе тело за несколько месяцев до того, как семья опубликовала некролог.

В зал заглядывает библиотекарша и тепло улыбается нам. Скарлетт отворачивается к стене, прячет шрамы. Как только женщина уходит, сестра снова усаживается в кресло и продолжает напряженно размышлять.

— Так, значит… он был потенциальным фенрисом. Почему?

Мы снова и снова перечитываем некролог. Скарлетт вздыхает.

— Я думала, мы разыщем какую-нибудь подсказку…

— Нам ведь не с кем его сравнивать. Может, о другом фенрисе побольше найдем, — пожимаю я плечами.

Не стоило этого говорить. Лицо сестры темнеет от возмущения.

— Отыскать другого фенриса почти невозможно. Этот, во-первых, очень молод, а таких немного, а во-вторых, сам сказал, откуда он. Все остальные — без имени и места жительства. К тому времени, как мы кого-нибудь выследим, фаза луны закончится.

— Скарлетт, я даже не знаю… Может, никакой закономерности не существует. — Сайлас пожимает плечами. Сестра буравит его тяжелым взглядом. — Может, и вовсе неизвестно, кто станет следующим кандидатом. Может, это судьба или что-то типа того.

— Нет, должна быть какая-то причина, — упрямо возражает сестра.

Я беру ее за руку. В общем-то Скарлетт можно понять: мне бы тоже не понравилось, если бы кто-нибудь предположил, что лишиться глаза — это судьба.

Сайлас смотрит на часы, переводит выразительный взгляд на меня.

— Мы тут уже пять часов сидим.

Это следует перевести как «тебе давно пора». Когда мы с Сайласом успели научиться общаться без слов? Я-то надеялась, что он забыл про кружок, и я больше не попадусь на удочку.

— Не могу уйти. Вот интересно… Правда ли, что фенриса можно убить серебряной пулей? А что, если… если нападение произошло сразу после дня рождения Джозефа? Может, это как-то связано? — Скарлетт, продолжая размышлять вслух, выходит из зала с микропленками и спешит к туалету.

— У тебя занятия, — шепчет мне Сайлас, как только сестра скрывается за дверью.

— Отстань, нам есть чем заняться.

— Рози, ладно тебе! У тебя же урок!

— Это важнее! — Я сурово гляжу на Сайласа.

— Мы со Скарлетт вдвоем прекрасно справимся. Иди отвлекись. Открой для себя жизнь без охоты.

— Если ты еще раз посоветуешь мне «открыть для себя жизнь без охоты», я тебя ножом пырну.

Сайлас усмехается.

— Иди уже, я тебя прикрою. И даже зайду за тобой, если понадобится немедленно что-то предпринять. Ты собираешься всю жизнь просидеть на привязи?

Я смотрю на микропленку, потом перевожу взгляд на Сайласа, а затем — на кресло, в котором сидела Скарлетт. Я хочу на занятие в центр досуга, хочу целый час не думать об охоте, хочу представить себе жизнь обычной шестнадцатилетней девушки…

— Если Скарлетт узнает…

— Не узнает, если ты сама ей не скажешь. Иди! — Он легонько касается моей руки кончиками пальцев.

Улыбается, рассматривая свою руку на моей коже. Мне так хочется перевернуть руку вверх ладонью, переплести наши пальцы…

Он прав. Мне пора. Я плотно сжимаю губы, стараясь сдержать улыбку, потом подскакиваю, мимолетно коснувшись плеча Сайласа, и выбегаю из зала. Выхожу из библиотеки через главный вход, стиснув зубы и ожидая, что Скарлетт вот-вот окликнет меня, тревожно и растерянно.

Четверть часа спустя я бегом влетаю в центр досуга, где на меня встревоженно смотрит толпа беременных — только что закончилось их занятие йогой в танцевальной студии напротив регистрационной стойки.

Поверить не могу, что я решилась. Перечитываю расписание, хотя нужды в этом никакой: я давно затвердила все наизусть.

«Будь проще, Рози. Выбери что-нибудь непритязательное. Не увлекайся — это всего лишь занятия».

Едва отдышавшись, подаю свою карточку пожилой женщине за стойкой.

— На какое ты занятие, милочка? — спрашивает старушка. Ее рука чуть заметно дрожит, как будто мой пропуск слишком тяжел.

— Оригами для начинающих.

Старушка удивленно смотрит на меня и прокатывает карточку через аппарат. Оригами. Просто и без затей. Скарлетт не будет злиться из-за дурацкого оригами…

Беременные раскланиваются со своим тренером и уходят, волонтеры из центра расставляют в той же комнате складные столы и стулья. Мы садимся. Женщина с седеющими каштановыми волосами манит меня и еще семь-восемь других человек.

— Вижу, у нас сегодня новенькие, — мягко и спокойно отмечает она.

Она раздает идеально ровные, безупречные квадраты разноцветной бумаги.

На протяжении следующего часа я складываю розу, журавлика, балерину… Я думала, что это покажется мне глупым и скучным занятием, но меня как будто что-то наполняет… Нет, не любовь к оригами, а необыкновенное осознание собственной нормальности. Слушаю размеренные объяснения преподавательницы: здесь согнуть, там свернуть. Бумага скользит у меня между пальцев — только потому, что я так хочу, и ни по какой другой причине. Мне кажется, что я стала кем-то еще, не просто охотником. Теперь я сделалась чем-то дурацким, бесполезным и прекрасным. Я занимаюсь делом, которое не входит в мои обязанности, потакаю своим желаниям. Я теряюсь в сгибах, каждое новое движение стирает тяжесть, которую принесли мне годы охоты, и я чувствую себя обновленной и открытой.

Возвращаюсь домой и тут же нахожу глазами Сайласа, словно он притягивает мой взгляд. Он едва заметно улыбается мне. Скарлетт отрывается от кипы записок и библиотечных книг и смотрит на меня.

— Привет, Рози, — отрывисто произносит она. — Слушай, я в курсе, что ты ходила за продуктами, но я так проголодалась, что… Короче, мы заказали китайскую еду. — Сестра указывает карандашом на кухонный стол, заставленный десятком маленьких коробочек. — Ты уж извини. Постой, а где же продукты? — Она удивленно смотрит на мои пустые руки.

Сумок с покупками нет.

— Я…

«Давай, Рози, думай!»

— Я деньги забыла… Выставила себя полной идиоткой на кассе.

Скарлетт раздраженно вздыхает, но все же улыбается мне и возвращается к своим записям.

— Ходила за покупками? — беззвучно уточняю я у Сайласа.

Он пожимает плечами, включает радио и крутит ручку настройки, пока не останавливается на какой-то поп-станции. Я вскидываю бровь, Скарлетт сдавленно хихикает. Музыка нелепая, но она дает нам временную передышку от новостных станций, на которых ведущие трещат об убитых девушках и как бы призывают нас поспешить, поспешить, поспешить!