— Милочка, — начал он, надеясь добиться еще одного обещания, — прошу тебя, не принимай тех предложений, что тетя Вимла обсуждает с Маджи.

— Не буду, — искренне сказала она, невольно взглянув на боковые ворота бунгало, словно прямо за ними ее кто-то ждал. — Я даже не собиралась.

Ей совсем не хотелось выходить за того, кого выберет мать или брат, ведь оба не обращали внимания на гнев отца, даже если он их бил. Милочка решила сама, собственными силами найти свою любовь. Возможно, она и вовсе не выйдет замуж. Как раз сегодня у нее возник план, вероятно еще непродуманный, но в глубине души Милочка понимала, что время ее истекло. Она тронула ранец на боку. Сердце екнуло.

Она поднесла руки к лицу, потом закрыла глаза, подалась вперед, и их лбы соприкоснулись. Так они и стояли под тамариндом, кишащим духами, которые наблюдали, как юные сердца распускаются, словно цветы на рассвете. «Пусть даже не теперь, но когда-нибудь наверняка», — молча помолилась Милочка.

Нимиш запрокинул ее голову и поцеловал в губы.

Вдруг по лицу Милочки хлестнула ветка, оставив тонкий порез, похожий на выбившуюся прядь.

— Мне пора, — сказала Милочка, отпрянув точно ужаленная. Она натянула на плечи дупат-ту и потрогала расцветающую красную линию на щеке. Кончик пальца окрасился кровью, а все тело напряглось в безжалостной темноте.

— Пожалуйста, не уходи, — взмолился Нимиш. — Извини, я нечаянно…

Но Милочка отвернулась и растерянно побежала не к воротам, а обратно в бунгало. Нимиш попытался ухватиться за край дупатты, но шелковая ткань вырвалась из ладони, лишь скользнув по ней изумрудными листьями узора.

В ту ночь другие домочадцы в семействе Митталов тоже неожиданно проснулись. Гулу. разумеется, терпеливо выгнал из гаража «амбассадор» для ночного бегства Джагиндера и сонно переоделся в сухое дхоти. Кандж и Парвати, разбуженные шумом двигателя, еще раз вяло овладели друг другом под металлическую дробь дождя о крышу гаража, ставшего их домом.

Тем временем призрак бесшумно передвигался по бельевым веревкам: вначале отметился над спящими Мизинчиком и Кунтал, а затем пробрался в комнату мальчиков. Дхир прерывисто храпел, а Туфан метался в постели, точно припадочный. Нимиш вернулся с раскрасневшимися щеками, переоделся в сухую пижаму, а затем лег в постель и уставился в потолок, словно молясь. Призрак почти с тоской смотрел сверху на трех своих почти что братьев, разглядывая их с жадным любопытством. Улыбнувшись, он спрятался в висящей накрахмаленной рубашке. В комнате посвежело. Нимиш потянулся за своей сорочкой.

Дхир с упоением храпел на всю комнату. Вдруг его рот захлопнулся, а ноздри раздулись. Он проснулся, подтянул колени к груди и принюхался к простыням — они отдавали орехами. «Миндаль и кипяченое молоко», — подумал Дхир, и ему сразу захотелось есть. «И тростниковый сахар», — вздохнул он в предвкушении. Но потом примешался еще один запах. Он подогнал его пальцами ближе и смутно припомнил это сладковато-горь-кое сочетание. Копаясь под подушкой, он так усердно обнюхивал простыни, что даже запыхался. Пижама задралась кверху, обнажив пухлые ягодицы, блестящие от пота. Запах усилился. Ноздри Дхира расширились, губы задвигались, ладони сжались, и в мозгу промелькнуло: «Пажитник».

Туфан резко проснулся. Он лежал на спине и тяжело дышал. Вглядевшись в темноту, он услышал непривычное пыхтенье брата и шорох простыней. Туфан тоже почуял запах, но не тот, что выискивал брат. Пахло тело самого Туфана. Глаза его расширились, он ощупал простыни — пусть и не столь дотошно, как Дхир, и рука наткнулась на влагу между бедрами. Со странным удовлетворением Туфан быстро проверил свою пипиську: она сморщилась крохотной гусеничкой от внезапного холода намокшей пижамы. Туфан родился последним из близнецов и был младшим из братьев, так что ему отчаянно хотелось вырасти — стать настоящим мужчиной, чтобы его принимали всерьез, как Нимиша. Поэтому он ощутил прилив энергии: его час наконец настал. Больше не нужно просыпаться и тормошить свою штучку — она справилась сама. Туфан самодовольно поднес палец к носу. Но, вдохнув поглубже, он с ужасом понял, что аромат вовсе не указывает на обретение мужественности, а напоминает о детском кошмаре недержания. Это невероятно: он обмочился в постели!

Дхир задышал с трудом, едва горький запах пажитника набился в нос, вызвав удушливый приступ тошноты. Он помнил эту горьковато-сладкую смесь ароматов по одному давно забытому случаю в ванной: тогда Дхир не сумел отвести взгляд от нежных грудок Мизинчика, проступавших сквозь сорочку, и почуял запах пудры у нее на коже. В тот миг ему стало стыдно, он разозлился, даже возбудился и в отместку совсем перестал общаться с сестрой. Но теперь, хватая ртом воздух и яростно растирая нос, Дхир понял, что ошибся. «О господи, это что-то другое!»

— Дхир? — Нимиш вышел из задумчивости. Он привык, что братья неестественно шумят во сне, Дхир даже порой бродил лунатиком, но сейчас его одышка встревожила Нимиша. — Все в порядке?

Туфан не шелохнулся, перепугавшись, что братья могут узнать о его «аварии». Едкая вонь уже поднималась вдоль по хребту.

— Не-ет, не-ет, — застонал Дхир и разревелся.

Нимиш выпрыгнул из постели и включил свет. С веревок на пол косым проливным дождем хлестала вода, хотя белье тщательно отжали и повесили еще утром.

— Что случилось?

— Я… за… задыхаюсь.

— Туфан! Утхо! Мигом за мамой и папой!

Но даже настойчивый голос Нимиша и мысль о том, что Дхир может погибнуть, не вытолкали Туфана из постели. Он крепко зажмурился, надеясь, что Нимиш каким-то чудом оставит его в покое.

— Туфан, вставай, охламон! — Нимиш запустил книгой, и та глухо стукнулась в Туфана.

— Чертов… — Туфан рывком сел.

— Ой, как… х-холодно, — застонал Дхир.

— Наверно, кондиционер заклинило! — закричал Нимиш, выпустив клуб пара изо рта, вырубил прибор и закутал Дхира в одеяло. — Успокойся! Дыши медленно.

Дхир вновь застонал. Запах был невыносимый, плотный, молочный, горький. Дхир закатил глаза.

— МАРШ! — заорал Нимиш на младшего брата.

Решив, что теперь-то Нимиш ничего не заметит, Туфан выпрыгнул из постели и помчался к шкафу, а потом на ходу натянул свежую курту.

Он со всех ног побежал к спальне матери, громыхая через столовую, и шаги его отдавались эхом от восточного коридора до самой комнаты для пуджи, куда Маджи удалилась, после того как Савита отвергла ее помощь.

— Ой! — воскликнула Маджи, в изумлении выйдя из молитвенного транса. — Кто там?

— Мама! Мама! Мама! — Туфан ворвался в спальню и закричал с порога: — Что-то случилось с Дхиром!

Савита открыла глаза, надеясь, что события сегодняшнего вечера были всего лишь кошмаром. Затем она обнаружила, что перед блузки намок: молоко больше не брызгало, но еще сочилось. В глазах у нее потемнело.

— Мама!

Из последних сил Савита сосредоточилась на сыне.

— Ну, что опять? — отозвалась она, не желая открывать дверь.

— Мама, пошли! Дхир задыхается!

Савита тотчас встрепенулась, точно ее окатили холодной водой. «Нечисть из ванной, — подумала она, — уже и до нас добралась». Крепко прижимая руку к груди, она распахнула дверь и побежала в спальню мальчиков — мимо Маджи и недавно проснувшейся Кунтал.

Дхир посинел. Нимиш стучал его по спине, будто он чем-то подавился.

— Дхир! — вскрикнула Савита. Мгновенно забыв о сочащейся груди, она схватила сына и затрясла его.

Туфан оцепенел в углу, в страхе поглядывая на свою кровать. В комнату примчались Кандж и Парвати, разбуженные Кунтал.

— Да сделайте же что-нибудь! — запричитала Савита.

— Переверните его вверх тормашками! Быстро! — приказала Маджи, наконец приковыляв в спальню.

Дхира подняли за ноги втроем. Нимиш стучал его по спине.

Нестерпимый запах вареного пажитника, который слышал только Дхир, проник за его скулы, просверлил виски, и кровь в голове застучала так сильно, что мальчика в конце концов вырвало. Изо рта хлынули целые литры рвоты, воняющей горьким пажитником и простоквашей. Всех затошнило, и они заткнули носы.