В конце 1975 года вышел очередной альбом Пауло и Рауля под названием «Новый Аэон», где они были авторами четырех из тринадцати композиций. Альбом демонстрировал, помимо прочего, насколько Рауль в то время еще был связан с сатанизмом, сколь глубоко был укоренен в нем: бесцеремонный грубиян Марсело Мотта сочинил слова пяти песен («Попробуй еще раз», «Яблоко», «Я эгоист», «Пейшуша — приятель рыб» и «Новый Аэон», давшей название альбому). Рауль и прочие считали эту работу подлинным шедевром, однако коммерческий успех оказался несопоставим с предыдущими — было продано всего 40 тысяч экземпляров.

Итак, материальные условия для создания семьи имелись, однако подобная скоропалительность при принятие столь ответственного решения могла объясняться лишь пламенной страстью, которая оказалась не взаимной, что выяснилось лишь со временем. Для Пауло эта пассия была идеальной: одним выстрелом он убивал двух зайцев — получал подругу жизни и возможность «остепениться», о чем мечтал по выходе из тюрьмы, да вдобавок становился зятем человека, умевшего вносить мир в его смятенную душу. И вечером 16 июня 1975 года, выкурив двойной «косячок», Пауло пришел к выводу, что пора решать. Он позвонил Энеиде и попросил сообщить родителям о том, что намерен официально просить ее руки — причем незамедлительно:

— Я только заеду домой и захвачу родителей. Скоро будем у вас.

Родители, спавшие уже крепким сном, всполошились, когда полоумный сын сообщил о своем безотлагательном решении устроить помолвку. То ли под воздействием марихуаны, то ли оттого, что он впервые оказался в такой роли, но когда настала минута обратиться к будущему тестю, у Пауло пересохло во рту, он запнулся, стал заикаться и не смог выдавить из себя ни единого звука. Зато адвокат, чувствуя на себе умоляющие взгляды будущих родственников, также потерявших дар речи, обнаружил присутствие духа и спас положение:

— Мы все знаем, что ты хочешь сказать. Ты делаешь Энеиде предложение, не так ли? Если так, то мы согласны отдать ее за тебя.

Пока на скорую руку отмечали знаменательное событие французским шампанским, он достал из кожаной сумки, переброшенной через плечо, кольцо с бриллиантом для невесты. Наутро Энеида, в свою очередь, преподнесет жениху свадебный подарок у него дома она вручит ему техническую новинку, предмет вожделения всех журналистов и литераторов, — электрическую пишущую машинку «Оливетти», которой Пауло будет пользоваться до 1992 года, пока не освоит компьютер. Но не прошло и трех недель, как в дневнике появляются записи, свидетельствующие о том, что жених жалеет о своем поспешном решении:

У меня с Энеидой — серьезные проблемы. Я ее выбрал потому, что этот шаг давал мне чувство уверенности и эмоциональную стабильность. Я ее выбрал потому, что искал душевное равновесие, которого так не хватает мне от природы. А сейчас осознал, чем придется заплатить за него. Кастрацией. Все прежнее — поведение, привычки, разговоры, сумасбродства — будет отсечено. Я не могу это принять.

Нечего было даже думать о том, чтобы «отыграть назад» и расторгнуть помолвку — это означало бы не просто потерять Виейру, но и обзавестись в его лице врагом, а при одной мысли об этом у Пауло начинало сосать под ложечкой. Однако он чувствовал, что и нареченная мало-помалу начинает тяготиться его безумствами. В сущности, она не имела ничего против того, что жених продолжал курить марихуану, но сама вовсе не собиралась пробовать наркотики, Пауло же настаивал на этом. В отношении секса она со всей определенностью заявила: никаких menage a trois (брак втроем)! Энеида не собиралась допускать на свое супружеское ложе подружек мужа. Чем все это должно было завершиться, сомнений уже не вызывало. На 40-й день после помолвки Пауло отмечает в дневнике, что все пришло к концу:

Энеида просто-напросто бросила меня. Мне это было очень трудно, просто очень… Я выбрал именно ее в возлюбленные и товарищи, но она не выдержала и внезапно исчезла из моей жизни. Я безуспешно пытался связаться с матерью Энеиды, но и родители тоже недоступны. Боюсь, она рассказала им про мои штуки в стиле Кастанеды и сексуальные игрища. Уж насчет последнего — не сомневаюсь, рассказала. Разрыв был тяжким, гораздо более тяжким, чем я предполагал. Мои старики ошеломлены известием о расторжении помолвки. Трудно будет добиться, чтобы новую они приняли так же, как Энеиду. Трудно, я знаю, но что я могу сделать? Вот и отправляюсь на поиски новой подруги.

Таковая вскорости отыскалась в лице стажерки Сесилии МакДауэлл, работавшей в пресс-бюро «Филипс». Однако прежде чем открыть ей свое сердце, Пауло пережил скоропалительное увлечение журналисткой Элизабет Ромеро, которая брала у него интервью для одного музыкального издания. Стали встречаться, сблизились. Бет привлекала к себе внимание, рассекая по Рио на звероподобном мотоцикле «Кавасаки-900». Роман, хоть и вышел кратким, дал ей возможность впоследствии утверждать, что той несостоявшейся встречи Пауло с его кумиром Хорхе Луисом Борхесом, о которой Коэльо говорил десятки, сотни раз в интервью газетам и журналам всего мира, — действительно не было. С приближением рождественских каникул он пригласил возлюбленную в Буэнос-Айрес, где намеревался посетить великого аргентинского писателя.

Пауло не сразу отважился направиться в ДОПС за разрешением, то бишь визой, на выезд в соседнюю страну, опасаясь, что этот поход может кончиться арестом. Все обошлось, и пара, ни с кем предварительно не договорившись, не имея в Аргентине ни одного знакомого, а ориентируясь только на адрес Борхеса — улица Майпу, 900, — погрузилась в автобус и двое суток спустя высадилась в столице Аргентины. Пауло, бросив вещи в гостинице, отправился по этому адресу. Консьерж сообщил ему, что дон Луис находится в старом отеле напротив своего о дома, пьет кофе. Пауло перешел на другую сторону и в холле на стеклянной двери против света увидел силуэт, который ни с кем нельзя был спутать: автор «Алефа», в ту пору уже 76-летний, в самом деле сидел в полном одиночестве за столиком с чашечкой эспрессо. Пауло охватило столь сильное волнение, что он не решился подойти. Крадучись, он вышел из отеля тем же путем, что и вошел, не осмелившись даже поздороваться с великим слепцом или сказать, как счастлив его видеть, — и всю жизнь горько об этом сожалел.

Впервые за свои 28 лет он встречал Рождество не дома Уже вступив на стезю нового воцерковления, он пригласил Бет на рождественскую мессу в собор Нуэстра-Сеньора-де-Пилар, находившийся неподалеку от Розового дома — резиденции аргентинского правительства, и, удивленный отказом девушки, которая предпочла в эту ночь побродить по улицам Буэнос-Айреса, порвал с ней. Позвонил в Рио Сесилии МакДауэлл — Сиссе — чтобы пожелать счастливого Рождества, и немедленно объяснился:

— Я люблю тебя. Через три дня буду дома. Если пообещаешь встретить меня в аэропорту — прилечу, чтобы как можно скорее увидеться с тобой.

Миниатюрной, под стать Пауло, кареглазой, с орлиным носом Сесилии МакДауэлл было тогда девятнадцать, она училась в Папском католическом университете в Рио. Дочь американки Патрисии Фэйт и столь же известного, сколь и процветающего врача-фтизиатра Афонсо Эмилио де ла Роке МакДауэлл, владевшего крупной туберкулезной клиникой в Жакарепагуа, Сисса училась в Колежио Бразилейро де Алмейда, созданном и руководимом Нилзой Жобим, матерью знаменитого композитора Тома Жобима. Нравы в доме МакДауэллов царили пуританские, благо отец происходил с Северо-Востока, где свято чтут традиции, а мать получила строгое протестантское воспитание. Однако родители с распростертыми объятиями встретили этого хиппи, влюбившегося в их младшую дочь, а еще несколько месяцев спустя закрывали глаза даже на то, что она проводила уикенды у него (Пауло к тому времени сдал квартиру на Волунтариос-де-Патриа и переехал на шумную Барата-Рибейро). Через тридцать лет Сисса, оглядываясь назад, с жестокой иронией объяснит подоплеку подобного либерализма:

— Поскольку мои старшие сестры так и не вышли замуж, полагаю, что требования, предъявляемые к будущим зятьям, сильно понизились. И лучше уж было не отпугивать возможных кандидатов в женихи.