— Дон Паулете, выручай! Поднимись на сцену, займи публику на минутку, а я хоть умоюсь холодной водой, вдруг поможет.
Представив зрителям своего «дорогого соавтора», он сунул тому в руки микрофон и скрылся за кулисами. Поскольку публика сопровождала музыку ритмичными рукоплесканиями и выкрикивала рефрен запрещенной песни, Пауло ничего не оставалось, как сделать то же самое и запеть вместе со всеми:
Ура! Ура! Да здравствует Альтернативное общество!
Ура! Ура! Да здравствует Альтернативное общество!
По возвращении в Рио он кратко подвел в дневнике итоги уикенда в столице:
Поездка была спокойной. В пятницу был у нас официальный контакт с властями — мы говорили с начальником цензуры и полковником федеральной полиции. В воскресенье впервые общался с большой аудиторией — был захвачен врасплох.
В ту неделю Пауло принял важное для себя решение: оформить свое формальное членство в О.Т.О. в звании «испытуемого», то есть новичка, принеся клятву верности «великому делу». Для адептов сатанизма, для приверженцев дьявола с 19 мая 1974 года перестало существовать «профанное имя» Пауло Коэльо де Соузы, уступив место имени магическому, которое он выбрал для себя сам — «Вечный Свет», или «Стаарс», или совсем коротко — «313». Отослав по почте свою клятву, он записал в дневнике: «Его столько раз заклинали явиться, что где-то совсем близко должен был бы уже ощущаться запах серы». Что ж, он накликал. Утром 25 мая, через шесть дней после вступления Пауло в мир тьмы, состоялась его столь желанная встреча с сатаной.
19 мая 1974 года (по профанному летоисчислению) Пауло меняет имя, полученное при крещении, на «Вечный Свет» — или «313»
16
Пауло ускользает из когтей дьявола и из лап политической полиции, но попадает туда, где хуже, чем в аду
Огромные деньги, перечисленные «Филипс» на банковский счет Пауло, были лишь обещанием грядущих богатств. Вдогонку за долгоиграющим диском (ДЦ), стяжавшим шумный успех, компания выпустила сингл с «Гитой» и «Беги, не стой!» — последняя родилась по дороге из Рио в Баию, когда соавторы на несколько дней завернули в глухое бразильское захолустье, где в городке Диас д’Авила жили родители Рауля. Сингл, который должен был по замыслу продюсеров всего лишь разжечь аппетит публики перед выходом ДЦ, намеченным на июнь, разошелся всего за месяц тиражом свыше 100 тысяч экземпляров и принес соавторам «золотой диск» — первый из тех шести, что они получат за свои произведения. Всякий раз, как на волнах той или иной радиостанции, которые, сами того не ведая, призывали дьявола, звучал рефрен «Да здравствует Альтернативное общество!», в копилке композитора и поэта раздавался сладостный звон. В апреле 1974 года Пауло приобрел 150-метровую квартиру на улице Волунтариос-де-Патриа в фешенебельном районе Ботафого — всего в нескольких кварталах от дома, где родился и вырос, — и переехал туда вместе с Жизой.
24 мая, в пятницу, через две недели после блиц-визита в Бразилиа, Раулю по телефону сообщили, что в понедельник ему надлежит явиться в ДОПС и «представить объяснения». Он, поднаторевший в переговорах с цензурой по поводу запретов на то или иное произведение, не слишком встревожился, но все же для большей уверенности попросил соавтора составить ему компанию. Едва повесив трубку, Пауло обратился к «Книге перемен» — не опасно ли отправляться с Раулем в ДОПС? И поскольку полученный ответ гласил скорее «нет», чем «да», — «скорее» потому, что «И Цзин» не всегда выражается определенно, — он выбросил свои опасения из головы.
В субботу утром; проснувшись, Пауло обнаружил записку от Жизы, которая спозаранку куда-то ушла и обещала скоро вернуться. Развернув просунутую под дверь «Жорнал до Бразил», он обратил внимание на дату, которая была указана сразу под названием газеты — оказалось, что в тот день исполнилось ровно два года их знакомству с Раулем, знакомству, которое ознаменовало столь крутой поворот в его жизни. Пауло выпил кофе, закурил, взглянул в окно на залитую солнцем мостовую — и пошел надевать бермуды для ежедневной часовой прогулки. Ощутив легкий запах гари, он проверил розетки и электроприборы — все было в порядке. Однако запах усиливался. Странно, неисправная проводка или перегоревшая бытовая техника так не пахнут… Однако запах с каждым мгновением все сильнее напоминал ему о чем-то… У него похолодело в груди, когда память услужливо подсказала: запах, пропитавший его квартиру, похож на тот, что стоял в морге Санта-Каза-де-Мизерикордия, куда он на протяжении нескольких месяцев ежедневно наведывался, собирая сведения о покойниках для извещений о смерти в «Глобо». Это был особый запах никогда, очевидно, негаснущих свечей, озарявших процесс распада и тления. Но теперь он ощущался столь сильно, словно загорелись сотни, если не тысячи траурных светильников одновременно.
Он наклонился зашнуровать кроссовки — и в этот миг ему показалось, будто деревянные шашки паркета поднялись и летят прямо ему в лицо. Но нет: это от сильнейшего приступа головокружения у него вдруг ослабли и подкосились ноги. Чтобы сохранить равновесие, Пауло подался вперед и едва не распластался по полу. Головокружение усиливалось. Попытался вспомнить, что ел накануне, не отравился ли — но нет, все было как всегда, да и потом он не испытывал дурноты, не чувствовал позывов на рвоту — и вообще ничего, кроме того, что его неодолимо тянет к себе и вот-вот поглотит какая-то пучина, уже овладевшая всем вокруг. В промежутках, в моменты просветления Пауло сознавал, что квартира тонет в темной пелене тумана — словно солнце вдруг перестало светить, а дом заволокли пепельно-серые тучи. В голове мелькнула мысль, что все происходящее — это пугающий всякого наркомана «дурной трип»[33] — путешествие, отправившись в которое, любители ЛСД иной раз не возвращаются. Но это было невозможно — он уже очень давно не употреблял ЛСД. И никогда не слышал, чтобы марихуана или кокаин могли ввергнуть человека в столь тяжкое состояние.
Пауло хотел было открыть дверь, выйти, но страх парализовал его. Там, на улице, могло быть еще хуже, чем здесь. Теперь к головокружению и пелене перед глазами прибавился оглушительный шум — такой, словно какое-то могучее существо крушило все вокруг. Однако мебель оставалась на своих местах. Ослабев от ужаса, не находя в себе сил что-либо предпринять, Пауло как надежду на спасение воспринял трель внезапно зазвонившего телефона. Он взмолился: Господи, сделай так, чтобы это был Эуклидес Ласерда, Фратер Заратустра, который, без сомнения, сумеет положить конец этой муке. Он схватил трубку и тут же едва не выронил ее, осознав, что воззвал к Господу ради того, чтобы поговорить с учеником дьявола. Но это оказался не Эуклидес! Дело обстояло хуже: звонила его подруга Стелла Паула, которую он сам некогда завлек в О.Т.О. Перепуганная не меньше Пауло девушка, захлебываясь рыданиями, просила помощи: ее квартира окутана черным дымом, пропахла смрадом разложения и еще какими-то удушающими миазмами. Услышав такое, неудержимо зарыдал и сам Пауло. Он дал отбой и тут, вспомнив верное средство, всегда помогавшее, если перебирал с марихуаной или кокаином, бросился к холодильнику и начал пить молоко, стакан за стаканом, а потом до отказа открутил кран и сунул голову под струю холодной воды. Никакого эффекта. Запах-мертвечины не исчез, черная пелена перед глазами не рассеялась, голова кружилась а в ушах, как и прежде, стоял такой немыслимый грохот, что Пауло заткнул уши, чтобы хоть немного его приглушить.
И лишь когда из глубин памяти вдруг выплыл древний иероглиф, он начал понимать, что происходит. Полностью разорвав узы, связывавшие его с христианской верой, он в последние несколько лет заряжался негативной энергией, стремясь к цели, которой не сумел достичь сам Алистер Кроули, — к встрече с дьяволом. А в это субботнее утро произошло то, что Фратер Заратустра называл «выбросом магической энергии»: то, о чем Пауло так часто просил, о чем заклинал, пытался добиться с помощью всех своих обрядов, омовений, мечей Святого Георгия, наконец свершилось. Просимое — даровано: Пауло оказался лицом к лицу с дьяволом. Ему захотелось выброситься из окна, однако он сообразил, что, прыгнув с четвертого этажа, может расшибиться, переломать руки и ноги, утратить способность двигаться, но вовсе не обязательно умрет. Рыдая, как заблудившийся ребенок, зажав уши, пригнув голову к коленям, он вспоминал обрывки проклятий, которыми в колледже Санто-Инасио гремел когда-то с амвона падре Руффьер:
