Эти ребята бьют без промаха! Из пистолета ли, из автомата — стреляют строго в голову! Бьют и не мажут! А дети! Детишки, боже мой, смотрят на все это! Школьники классами приходят в тир ФБР, чтобы увидеть, как те защищают родину! Какой тяжелый труд, любовь моя! Агент рассказал мне, что требования к поступающему на работу в ФБР таковы: рост — не ниже 180 см, хорошая меткость и согласие на полную проверку всех данных кандидата. И более ничего. Никакой тебе проверки интеллекта, только — меткость. Я сейчас в самой передовой стране мира, в государстве полного комфорта и совершенного общественного устройства. Так отчего же здесь происходит столько преступлений?

Трепетно относясь к тому, каким он желал бы выглядеть в глазах других людей, Пауло в конце почти каждого письма просит Кристину никому их не показывать. Она может, конечно, рассказывать, о чем они, но показывать — нет. «Они очень личные, а я пишу, как Бог на душу положит, — объяснял он. — Пересказывай содержание, пожалуйста, но читать не давай». После недельного марафона сменяющих друг друга экскурсий по Вашингтону он купил билет на поезд до Нью-Йорка, чтобы там решить, куда ехать дальше. Пауло удобно расположился в красно-синем вагоне второго класса компании «Амтрак». Но едва поезд тронулся, его охватил леденящий ужас: до него дошло, что стоявшие вдоль железнодорожной линии бетонные пакгаузы, на стенах которых намалеваны желтой краской английские слова «Fallout Shelter», — не что иное, как ядерные бомбоубежища. Именно сюда в случае атомной войны поспешат люди… Поток тревожных мыслей прервался — кто-то похлопал Пауло по плечу. Поезд уже подходил к первой станции в городе Элизабет, штат Нью-Джерси. К нему обращался контролер в синей форме, с желтой кожаной сумкой на поясе:

— Hi, guy, can you show me your ticket?[27]

Перепугавшись и не понимая, что надо всего лишь предъявить билет, Пауло ответил по-португальски.

Но служащий спешил и, похоже, был не в настроении:

— Don’t you understand? I asked for your ticket! Without a ticket nobody travels in my train[28].

Только теперь Пауло в отчаянии понял, что все усилия Веры сделать из него безупречного знатока английской речи пошли прахом. Одно дело — читать тексты на английском когда ты всегда можешь спросить жену или залезть в словарь, и совсем другое — говорить самому и понимать, что тебе говорят другие. Жестокая правда заключалась в том, что он оказался в Соединенных Штатах один, а по-английски не мог произнести ни слова. Даже самого простого.

«Беспечный ездок» Пауло Коэльо в Соединенных Штатах

12

«Пауло, да у тебя эта штука — квадратная!»

Первое впечатление от Нью-Йорка было кошмарным. В отличие от той чистоты и тех ярких красок, к которым он привык по фильмам и книгам, Нью-Йорк, появившийся за окнами вагона, едва состав вылетел из Бруклинского тоннеля и покатил по острову Манхэттен, показался ему наводненным нищими уродливыми оборванцами угрожающего вида. Но не это обескуражило Пауло. Он намеревался пробыть в городе несколько дней, а затем достичь цели, ради которой и затевалась, собственно говоря, эта поездка: побывать в Большом каньоне, в Аризоне и в магических пустынях Мексики, столь впечатляюще воспетых в грудах его гуру Кастанеды. Первые навыки выживания в «каменных джунглях» преподал ему в поезде один пассажир, испанец по происхождению — это он помог будущему писателю в трудную минуту объясниться с контролером. У Пауло было с собой всего триста долларов (около полутора тысяч нынешних или две тысячи семьсот реалов по курсу 2008 года), и он собирался за два месяца «пересечь Соединенные Штаты из конца в конец», поэтому для начала следовало поменять вид транспорта: пересесть с поезда на автобус фирмы «Грейхаунд». Автобусы эти ему доводилось часто видеть в кино: они колесили по дорогам через пустыни. Каждую машину украшал рисунок элегантной борзой. Приобретя за девяносто девять долларов билет, пассажир имел право на поездку в течение сорока пяти суток в любую точку, куда ведет линия фирмы «Грейхаунд», — то есть мог объехать более двух тысяч городов, разбросанных по США, Мексике и Канаде. А если Пауло собирался эти два месяца провести в движении, оставшихся денег ему могло хватить лишь на то, чтобы останавливаться в общежитиях Христианской ассоциации молодых людей (ИМКА), где ночлег вместе с завтраком и ужином обходился в шесть долларов.

Уже двух дней в Нью-Йорке было достаточно, чтобы разочарование Пауло рассеялось. Для начала его порадовали общежития ИМКА: комнаты — хоть и небольшие, вдвое меньше его жилища у деда, и без туалета, телевизора или кондиционера — были отдельными и сияли чистотой, причем постельное белье меняли ежедневно. Обслуга оказалась внимательной, а на стойке кафетерия, вдоль которого он двигался с подносом, выставлены были если и не деликатесы, то во всяком случае хорошо приготовленная и вкусная пища. Не смущал Пауло и один душ с туалетом на весь коридор. Он понял, что способен жить в гостинице сколько угодно. Серьезной проблемой, однако, оставался языковой барьер. Адские муки повторялись ежедневно — всякий раз, когда приходилось выбирать блюда в столовой. Когда стоишь с подносом в руке, нервничая, ибо сзади напирает очередь нетерпеливой и проголодавшейся молодежи, нелегко быстро и правильно выговорить названия блюд. Больших трудов стоило уразуметь, что в Америке многие слова произносятся иначе, и сначала его отказывались понимать вовсе. Выход нашелся, когда Пауло уразумел, что вкуснейшая фасоль, которой потчуют в столовых ИМКА, называется «порото».

Это слово произносилось без особых запинок и проблема была решена: пока не овладеет языком в совершенстве он будет есть только фасоль. Дело пошло на лад.

За считанные дни, благодаря не только приятному обхождению в общежитии, но и духу терпимости и свободе нравов, что царили в Нью-Йорке, Пауло освоился. И очень скоро обнаружил, что здесь вполне доступны и секс, и марихуана или гашиш, главным образом — в окрестностях Вашингтон-сквер, площади, где целыми днями слонялись, сидели, лежали, бренча на гитарах и наслаждаясь первыми весенними лучами солнца, кучки хиппи со всех концов света. Однажды вечером он пришел в столовую общежития за пять минут до закрытия. В зале было пусто; Пауло взял поднос и уселся напротив девушки лет двадцати, худенькой, белокожей, с длинными руками, одетой, можно сказать, в официальный костюм всех хиппи — разноцветный индейский хлопчатобумажный балахон до пят. Ее веснушчатое лицо осветилось улыбкой, и Пауло, убедивший себя, что для галантного разговора его английского хватит, произнес:

— Excuse me?

Девушка не поняла:

— What?

Сообразив, что он не в состоянии правильно произнести даже банальное «простите», Пауло расслабился и засмеялся над собой. Раскованность облегчила знакомство, и уже в одиннадцать ночи бразилец и Джанет — так звали девушку — отправились бродить по городским улицам. Чем настойчивее допытывался Пауло, чем занимается его новая подруга, тем меньше понимал смысл ее ответов. Что такое «бэлей»? Именно так назывался курс, который она изучает в университете. Что значит изучать «бэлей»? Джанет отошла в сторонку и вдруг, раскинув руки, взмыла вверх и в воздухе повернулась вокруг своей оси — то есть исполнила пируэт. Подскочила на кончиках пальцев еще два-три раза под любопытными взглядами прохожих и грациозно склонилась перед ним в реверансе. Так вот оно что! «Бэлей» — это балет, а она — балерина! Под утро, возвращаясь в общежитие, где парни и девушки спали в раздельных корпусах, парочка остановилась попрощаться в укромном уголке на Мэдисон-сквер-гарден. Объятия сменились поцелуями, в какой-то момент рука Джанет скользнула ниже пояса Пауло… Однако вскоре девушка перестала поглаживать штаны своего нового друга и зашептала ему в ухо — очень четко, чтобы ему было понятнее: