Жиза не отвечала (и так и не ответила), но он продолжал писать. Однажды дон Педро, явно смущенный, отвел сына в сторонку и сказал, положив ему руку на плечо: «Знаешь, мне на службу звонила Жиза. Она просит тебя больше не писать ей». Пауло проигнорировал эту просьбу и писать не перестал.
Сегодня узнал от старика, что ты не желаешь меня видеть. Узнал также и о том, что ты здорова, работаешь и, хоть пока не оправилась от душевной травмы, — весела. Я только что услышал по радио «Гиту». Думаю о том, вспоминала ли ты меня, когда слушала эту музыку. Еще думаю, это — лучшее из всего, что я сделал. В ней — весь я. Сейчас я не читаю, не пишу, и друзей у меня нет.
Это было одно из проявлений паранойи — жаловаться, что друзья бросили его, боясь общаться с человеком, которого арестовали, а потом похитили органы безопасности. Так ли было на самом деле или только в воображении, — неизвестно, но факт остается фактом: не считая, разумеется, Рауля, лишь двое из тех, кто составлял крут его общения, протянули Пауло руку в те дни. Журналистка Хильдегард Анжел и Роберто Менескал, отец «боссановы» и тогдашний директор «ПолиГрама», вместе с «Фонограмом», «Полидором» и «Эленко» бразильского подразделения транснационального гиганта «Филипс» — одного из основных конкурентов «CBS», «дочки» американской «Коламбии». Хильда, как все ее называли, не порывала с Пауло дружеских связей, хотя у нее были веские основания опасаться повышенного внимания со стороны режима: три года назад ее младший брат, Стюарт Анжел, входивший в группу «городских партизан» MR-8, был зверски убит — задушен — в казармах одного из подразделений ВВС. А его жену, Сонию Мораэс Анжел, тоже активистку левого движения, за несколько месяцев до этого, в конце 1973-го замучили пытками в Сан-Пауло. И словно маю было двух этих трагедий, спустя два года, в 1976-м, мать Хильды и Стюарта погибла в автокатастрофе, по всем признакам — неслучайной.
Именно Хильда, проявив изрядную настойчивость, сумела вытащить Пауло из добровольного заточения: пригласила его принять участие в дискуссии «Женщина и коммуникация», которая происходила в Национальном музее изящных искусств: ее оппонентом была феминистка Роз Мари Мураро. Маниакальная мнительность Пауло в тот день зашкалила бы, узнай он, что среди публики был шпион, полицейский агент Деутерономио Роша дос Сантос, немедленно отправивший «оперативное сообщение» об этом мероприятии и не позабывший упомянуть, что «среди присутствующих находился журналист и писатель Пауло Коэльо, близкий друг Хильдегард Анжел».
Слева от Пауло журналистка Хильдегад Анжел, одна из немногих, кто протянул ему руку после ареста и похищения
Внедренный армейской службой агент в своем рапорте о лекции Хильде называет в числе других присутствующих «журналиста и писателя Пауло Коэльо»
Как только «черная неделя» осталась позади, а Пауло нашел в себе силы ходить по городу, не опасаясь, что его похитят, он прежде всего отправился в О.Т.О. Две причины побудили его обратиться к Фратеру Заратустре: во-первых, он хотел понять, что произошло в его квартире в ту ужасную субботу, а во-вторых, какие бы объяснения ни были ему представлены, — решительно порвать с орденом. Страх перед дьяволом был столь силен, что Пауло сумел уговорить Эуклидеса-Заратустру провести встречу в родительском доме на Гавеа, где он обосновался, а кроме того, пригласил в свидетели Роберто Менескала. И правильно сделал: каково же было его удивление, когда в назначенный час порог переступил сам Парсифаль XI, самопровозглашенный руководитель секты, угрюмый и скверно воспитанный Марсело Рамос Мотта собственной персоной. Пауло решил сразу взять быка за рога. Изложив все, что пришлось пережить в квартире и во время двух арестов, он возмущенно произнес:
— Мне бы хотелось понять, что со мной было, начиная с субботы!
Парсифаль XI поглядел на него с нескрываемым презрением:
— Тебе известно, что у нас действует закон сильного. Разве ты не помнишь, как я учил тебя этому? А ты сдрейфил и показал себя слизняком. Вот и все. Точка.
Менескал, прислушивавшийся к разговору на некотором отдалении, в этом месте поднялся и двинулся к гостю. Над хрусталем и фарфором Коэльо-старших нависла реальная угроза, ибо Роберто занимался айкидо, а последователь Кроули имел черный пояс по джиу-джитсу. Пауло успел остановить друга и впервые обратился к первосвященнику по его «профанному имени»:
— Значит это и есть О.Т.О.? Да, Марсело? В субботу у меня дома появляется дьявол, в понедельник меня арестовывают, в среду — похищают. Так действует сила О.Т.О.? Да? В таком случае, мой дорогой, я больше в этом не участвую.
Избавившись от сатаниста, Пауло испытал неимоверное облегчение и, словно сбросив с плеч тягчайшую ношу, немедленно сел за машинку и написал формальное отречение от таинственного Ордена Восточного Храма. Его драматичное погружение в потусторонний мир продлилось меньше двух месяцев.
Рио-де-Жанейро, 6 июля 1974 года
Я, Пауло Коэльо де Соуза, принесший клятву) в статусе «испытуемого» в год LXX, 19 мая, когда Солнце находилось в созвездии Тельца, ныне прошу об исключении меня из Ордена по причине полной непригодности к исполнению тех задач, для которых был предназначен.
Заявляю, что настоящее решение принимаю, пребывая в здравом уме и твердой памяти.
93/93/93 с подлинным — верно
Пауло Коэльо
Однако то, что он счел разрывом с дьяволом, не означало избавления от паранойи. Он чувствовал себя в безопасности лишь когда находился дома, при родителях и надежно запертых дверях. В этот период он был близок к отчаянью, так что идея покинуть Бразилию — хотя бы на то время, какое потребуется, чтобы рассеялись его страхи, — овладела им всецело. С Жизой они фактически расстались, и его ничто не удерживало на родине. Продажи долгоиграющего диска «Гита» превосходили самые смелые ожидания, и авторские отчисления постоянно пополняли его текущий счет.
Поворот, произведенный в его жизни сотрудничеством с Раулем, ознаменовался еще одним весьма значительным (в перспективе) событием: еще когда они были вместе с Жизой, Пауло выпустил свою первую книгу. Правда, он еще не мог бы назвать ее «великим творением», о каком мечтал. Опубликованная в 1973 году издательством «Форенсе», которое специализировалось на учебной литературе, книга под названием «Театр в образовании» представляла собой систематизированный курс лекций, которые Пауло читал в муниципальных школах Мато-Гроссо. Но хвалебная рецензия, подписанная Жизой и опубликованная на их с Пауло полосе в «Трибуне», ажиотажному спросу не способствовала: при тираже в 3 тысячи экземпляров за год было продано всего пятьсот. Пауло, хоть и предвидел, что книга останется незамеченной в литературном мире, все же решил отпраздновать рождение первенца. Когда Жиза откуда-то пришла, на столе стояли две рюмки и бутылочка бенедиктинского ликера, который пятнадцатилетний Пауло пообещал откупорить, когда издаст первую книгу. Однако ни неуспех «Театра…», ни обрушившаяся на него слава текстовика не смогли поколебать его давнюю мечту, ставшую, по его собственному признанию, чем-то вроде навязчивой идеи — стать всемирно знаменитым писателем. Даже теперь, когда их с Раулем композиции сделали его широко известным, наедине с собой он чувствовал, что эта мечта живет в нем, не слабея. Если бегло пролистать дневники, по встречающимся тут и там фразам можно видеть, что признание не заставило его оказаться от грандиозных планов: он хотел быть писателем — да не просто, а «таким, чье имя в буквальном смысле было бы у всех на слуху». Он сетует на то, что в его возрасте «Битлз» уже покорили мир, но не теряет надежды, что сбудутся и его мечты. «Я подобен воину, который ждет, когда придет его час вступить в бой, — пишет он, — и мой удел — слава. И мое главное достоинство — умение сражаться за нее».
