Как подобает, она взмахнула рукой, и возник мираж. Перед глазами довольных друидов появилось озеро Ломонд{105}, а на нем — триста шестьдесят островов. У самой воды стайками прогуливались барды, извлекали жалобные звуки из маленьких арф и напевали стихи, затверженные наизусть, не понимая их смысла. Внезапно прилетели орлы, и каждый из них опустился на свой каменистый островок, потом орлы взлетели и, собравшись в стаю, исчезли за горизонтом. Мираж рассеялся. Тогда друиды обнялись, радуясь своему могуществу ясновидцев, а сладострастная фея посмеивалась над их легковерностью.
Бог дровосеков и богиня молнии,
О чем полет орлиный говорит?
О том, что та, чьи груди мы запомнили,
Сегодня чародея умертвит.
Пусть за орлом, летящем к солнцу в темени,
Следит тот бог, что покарает нас, —
А мне желанней ворон, что на темени
Сидит во тьме и склевывает глаз.
О черный ворон, прядающий в сторону,
Нашел ли ты холодный свой менгир
{107}?
А в тесной яме что желанней ворону,
Чем этот труп гниющий, этот пир?
Мой дом на море, твой на горной тверди, и
Теперь мы разойдемся по домам,
Но прежде, брат, мне поклянись в бессмертии:
Мертв чародей, любовь осталась нам.
Друиды распрощались друг с другом; Моргана все окликала Мерлина, и чародей, который был мертв, но чья душа оставалась живой, сжалился над своей подругой. Он заговорил, однако озерная дева, по-прежнему неподвижно сидящая на могиле, не услыхала ни звука.
Голос мертвого чародея
Я мертв и хладен. Но твои миражи могут сгодиться и для покойников; прошу тебя, оставь на моей могиле запасы еды, чтобы мой голос мог ею насытиться. И пусть она будет разной — та на день, а та на ночь, та на зиму, а та на лето, та одного цвета, а та другого, той крошка, а той кусок. Возвращайся в замок Безвозвратный на горе Гибел — и прощай! Потешь себя вволю, а когда на своих кораблях приплывут к тебе мореходы, расскажи им о моей славе. Расскажи им о моей славе, ведь ты знаешь, что я был волшебником и пророком. Не скоро теперь появятся на земле чародеи, но времена их вернутся.
Моргана услышала Мерлина. Не смея ему отвечать, она сотворила над его могилой миражи разнообразных яств, невидимых озерной деве. А потом вернулась на гору Гибел, в свой замок Безвозвратный.
Торжественная речь первого друида
очень далеко, на берегу Океана
Про все, что на слуху, я этой арфе вслед
Спою — про вас троих на берегу, про сходство
Менгира с божеством: восстав, глядит на свет
Бог, без тестикулов познавший детородство.
Я от коровьих губ прибоя ослабел,
Как бедра, берега им распахнули устья,
И воткнуты дубы в сухую плоть омел;
Трех жриц на берегу один познать берусь я.
Крестясь, к вам моряки плывут в недобрый час,
Крещенные, они — как дикий рой без улья.
Пловцы скорей умрут, но не достигнут вас,
Их руки над водой, как символы безумья
{108}.
Сумерки уже охватили весь лес, глухой и темнеющий. Однако за лесом ночь была светла, а небо покрыто звездами. Второй друид шел на восток, направляясь к высокой горе. И, поднимаясь на нее, он увидел вдали город, окруженный стенами и сверкающий огнями. Тогда с горной вершины взлетел орел и стал парить над этим пылающим городом. На арфе друида лопнула струна — это был знак, что один из богов умер. Другие орлы присоединились к первому и, подобно ему расправив крылья, застыли над далеким сверкающим городом.
Торжественная речь второго друида
очень далеко, на полпути к вершине горы, на отвесной тропе
Бледнеют в небесах поддельные богини,
Зенит одной звездой свинцовой оперен.
Львы Мавритании рычат в своей пустыне,
И клювами пробит орлиный аквилон
{109}.
Внизу ползет, как плющ, расплющенное солнце
Большого города, где заполночь светло.
Что ослепленному тем светом остается?
Ждать, чтобы истинное солнце все сожгло.
Между тем в лесу по-прежнему искали Мерлина. Порою доносился пронзительный и в то же время стройный звук — это бог Пан играл на флейте, погоняя стадо прелестных сфинксов.
Стадо сфинксов
Ночь в этом лесу подобна киммерийскому мрак{110}у. А мы загадыватели загадок, все ищем. Мы усмехаемся. Один требует разделить радость на двоих, а получается третий. Отгадывай, пастух!
Несколько сфинксов
А если он падает, уже ничего не поделать — ни наслаждаться нельзя, ни страдать. Отгадывай, пастух!
Сфинксы
Едва ее ранишь, как она начинает испытывать настоящий голод. Отгадывай, пастух!
Стадо сфинксов
Кому по силам умереть? Отгадывай, пастух, чтобы у нас было право умереть по собственной воле.
И они удалились.
Сова
в дупле дерева
Да-да, я узнала этих сфинксов. Они пришли из прошлого. Им должны быть больше по нраву оливковые рощи, в которых я долго жила, почитаемая всеми. Когда-то брали за образец мою мудрость, а мое изображение даже чеканили на монетах. Я хорошо вижу в темноте, я узнаю старинные вещи не хуже антиквара. И я рада, что еще не оглохла: я слышала очаровательные загадки этого стада, которое вечно на грани смерти.
Появилось чудище на драконьих лапах, с кошачьей головой, конским торсом и львиным хвостом.
Однажды я его видел и не удивлюсь, если он умер. Он был очень стар. Я ищу его, потому что он все знал и мог бы меня научить, как иметь потомство. Однако мне и одному неплохо. Я умею мяукать. Хорошо, если он придет, надеясь, что я покатаю его на спине. Хуже, если он умер, но я не собираюсь из-за этого лезть вон из кожи.
Летучие мыши
тяжело взлетая
Плевать на чародеев! У них отравленная кровь. Нам больше по нраву обжоры, которых разом хватил удар. К сожалению, не часто они объявляются здесь, в лесу. Мы так нежны, наши засосы так сладострастны, и мы влюблены друг в друга. Мы следуем предначертанному, похожи на ангелов, созданы для любви. Неужели нас можно не любить? Разве что комары да пиявки готовы строить нам козни. Мы влюблены друг в друга, и нет ничего более поучительного, чем видеть, как вечерами, при луне, мы летаем парами, мы, подлинные образцы земного совершенства.
