Ночь. На горизонте — там, куда полдня скакать на коне, с горного склона исчезла тень от замка. После того как убиваешь Огненного Демона, стены рушатся и вся долина пестрит — и не только цветами, папоротниками и деревьями, но и мышами — полевыми и летучими, червяками, лягушками, лебедями и утками, оленями и лошадьми, которые появляются из угла твоего глаза, все разом, в серебристой чаще света, где туча отступает и выходит луна.
ТЫ ПОДХОДИШЬ К КОНЦУ ПРИКЛЮЧЕНИЙ, ДЖЕД! ТЕБЕ ОСТАЛОСЬ ПОБЕДИТЬ ВСЕГО ОДНОГО ВРАГА! Ее глаза мерцают вместе с рекой, вспыхивают ярче, а потом тускнеют, как метеор. НО ЭТО БУДЕТ САМАЯ СТРАШНАЯ БИТВА. МНЕ БЫ ОЧЕНЬ ХОТЕЛОСЬ БИТЬСЯ РЯДОМ С ТОБОЙ. НО, ДЖЕД… СЕРДЦЕ — ЭТО ДВЕРЬ В ДРУГОЙ МИР, И КОГДА ОТКРЫВАЕШЬ ЕГО, ОНО НИКОГДА БОЛЬШЕ ПО-НАСТОЯЩЕМУ НЕ ЗАКРЫВАЕТСЯ. ПОЭТОМУ, ХОТЯ ТЫ НЕ БУДЕШЬ ВИДЕТЬ МЕНЯ… Я ВСЕГДА БУДУ С ТОБОЙ.
И тут опять ее голограмма как-то оживает, хрупкий образ отделяется от поверхности воды, бледная рука поднимается и тянется, чтобы коснуться его щеки…
Стоп: коснуться его щеки?
Скиппи, сидящего на полу своей комнаты, сотрясает новый, более слабый толчок, пробегая ледяными искрами по рукам, доходя до кончиков пальцев.
Что произошло только что?
ДО СВИДАНЬЯ, ДЖЕД. УДАЧИ ТЕБЕ. Принцесса снова безмятежно смотрит на него из воды, окруженная плавающими локонами золотых волос. Скиппи собирается с силами, закрывает рот, еще раз берется за пульт; ее грустные глаза с длинными ресницами еще миг глядят на него, и она медленно пропадает, растворяется во тьме.
В следующий же миг в дверь стучат. Мотнув головой, Скиппи идет открывать.
На пороге, заполняя собой весь дверной проем, стоит тренер.
Дэниел, говорит он. Я хочу с тобой переговорить.
Лицо у него не сердитое, оно вообще лишено выражения. В руке у него сложенный белый листок бумаги.
Можно войти?
Из комнаты отдыха доносится стук-стук мячика по теннисному столу, слышно, что по телевизору показывают повтор “Спасенных колоколом”. А потом дверь закрывается, и тренер оказывается внутри.
Эта комната слишком мала для него, он здесь смотрится странно. Он медленно крутит головой, оглядывая кровати, столы, книги, компьютер. Наверное, ему все должно казаться маленьким и хрупким, как игрушечные предметы в детской игре.
Ты сегодня не пришел на тренировку, говорит тренер.
Скиппи глядит в пол.
Тебе нельзя пропускать занятия, Дэниел, ведь до соревнования осталось совсем мало времени. У нас только два дня на подготовку. Ты нехорошо себя чувствовал? Да? Тебе было плохо?
Пол, пол, пол, пол.
Тело тренера поскрипывает и меняет положение. Дэниел, я сегодня получил вот это. Хруст разворачиваемой бумаги — будто звук лезвия падающей гильотины.
Уважаемый мистер Рош, с сожалением сообщаю вам, что по личным причинам я больше не смогу приходить на тренировки и участвовать в соревнованиях по плаванию. Приношу извинения за доставленные неудобства, искренне ваш, Дэниел Джастер.
Бумага снова складывается. Пальцы тренера снова и снова разглаживают ее, двигаясь туда-сюда вдоль складок.
Это ты написал, Дэниел?
Я не сержусь на тебя. Откровенно говоря, я совершенно сбит с толку. Но это действительно ты написал?
Если ты сейчас не опровергнешь этого, я решу, что это письмо написал ты.
Хорошо. Мы выяснили хотя бы это. Теперь встает вопрос: почему? Почему, Дэниел? После такой подготовки, после всей этой работы? Когда до соревнований остается всего три дня? Почему ты хочешь так поступить со своими товарищами по команде? Почему ты хочешь так поступить с собой? Да как только…
Извини, извини. Обещаю: я не буду сердиться. Я просто… Ну как ты не понимаешь? Неужели тебе невдомек? У меня просто в голове не укладывается — как это один из моих лучших атлетов вдруг выпадает из команды в последний момент, да еще и без всяких объяснений?
За дверью, в коридоре, слышен шум шагов. Тренер поворачивается и ждет, пока шаги стихнут. Вдруг он видит крестик на календаре. Этот крестик — что он помечает? День соревнований?
Значит, когда ты ставил этот крестик, ты собирался поехать на соревнования. И это было еще не так давно. Хорошо. Теперь нам нужно выяснить, что произошло между тем днем, когда ты поставил крестик, и тем, когда ты написал это письмо.
Мне нужно объяснение, Дэниел. Если таково твое решение, обещаю уважать его, но только если ты дашь мне какое-то объяснение. Уж хотя бы это ты должен сделать.
“Личные причины”, о которых ты пишешь… Ты можешь сказать мне, что стоит за этими словами?
Это же я, Дэниел, я, твой тренер. Не забывай: я твой друг. Ты можешь со мной поговорить.
Что у тебя на уме, дружок? Тебе кажется, что тренировок слишком много? Они утомляют тебя, мешают заниматься другими предметами?
Тебя обижают другие ребята? Сидхарта и Гаррет?
Что-то дома не в порядке?
Что-то с твоей мамой?
Дэниел, если у тебя правда есть какая-то серьезная причина, ты должен мне сказать. Когда держишь все в себе, это ни к чему хорошему не приведет. Я за тебя беспокоюсь.
Или это из-за меня?
Дэниел, признаюсь тебе, что твое молчание тяготит меня. Мне делается очень, очень нехорошо от твоего молчания.
Ты хоть слушаешь меня?
Может быть, это из-за чего-то, что произошло в Терлсе?
Да, из-за этого?
А что там произошло, Дэниел?
Что, по-твоему, там произошло?
Секунды проходят одна за другой, тебе странно, что они вот так просто пробегают, но они пробегают себе, а ты все еще на прежнем месте, вы двое в этой крошечной комнатке, секунда, еще секунда, еще, еще…
Вдруг на столе начинает звонить и вибрировать телефон.
Оставь, потом ответишь!
Положи телефон. Лицо у тренера совсем побелело.
Скиппи кладет телефон обратно.
Дэниел (загибая и разгибая пальцы), если ты не хочешь разговаривать, я не могу тебя заставить. Но мне кажется, что ты сейчас совершаешь серьезную ошибку — ошибку, о которой ты потом еще горько пожалеешь. И вот что я предлагаю сделать. Я предлагаю порвать это письмо…
Вжик, вжик, вжик, и на пол падают длинные белые треугольники.
…а мы продолжим с того самого места, где остановились. Завтра ты придешь на тренировку, в субботу ты примешь участие в соревнованиях, которые мы запланировали еще несколько месяцев назад, а потом, когда мы немного передохнем, — потом мы разрешим любые трудности, с которыми ты столкнулся.
Что скажешь на это, Дэниел?
Могу я истолковать твое молчание как “да”?
С трудом согнув колени, чтобы сесть на корточки и взглянуть тебе в лицо снизу: послушай, дружок, я не знаю, что у тебя творится в голове. Только догадываюсь, что что-то серьезное, раз ты так поступаешь. Но что бы ни случилось, я надеюсь, ты все равно сможешь… Надеюсь, ты знаешь, что ты всегда можешь мне довериться, можешь рассказать обо всем… о чем тебе трудно рассказать другим.
Глаза: хлоп, хлоп…
Хорошо. Голова тренера на миг опускается, а потом поднимается вместе с телом. Хорошо.
Дверь за ним закрывается. Триллионы частиц закипают в голове у Скиппи, рубашка липнет к спине — насквозь мокрая от холодного пота, словно он только что плавал в арктических водах, словно он проплыл тысячу миль, настолько изнурены его мускулы. Таблетки под подушкой — уже устаревшие, а на стене — Рупрехтова карта Луны: миллион достопримечательностей, куда хорошо бы попасть. А потом:
Лори?
Привет, диджей, я только что тебе звонила.
Знаю, извини, я просто разговаривал с учителем. А ты что делаешь?
Да так, ничего особенного. Голос Лори звучит на фоне уютных домашних звуков: шум телевизора, теплые комнаты с открытыми дверями. Это Дэниел, говорит она кому-то в сторону. Папа говорит, было бы неплохо, если бы ты зашел к нам на следующей неделе, снова в трубку сообщает Лори. Он вспомнил еще какие-то скучные истории из своего школьного детства. А ты что сейчас делаешь?
