А потом все прекратилось. След простыл. Может быть, слишком много было смертей вокруг — может быть, в этом причина? Быть может, наука, посвятившая себя в течение двух мировых войн совершенствованию новых методов уничтожения, больше не желала слышать то, что могли бы поведать уничтоженные? Каковы бы ни были причины, ученые отвернулись от сверхъестественного и целиком сосредоточились на том, что находилось по эту сторону завесы. Они придумали компьютеры, чтобы создать новое царство логики; они разработали полимеры, которые способны были менять форму, угождая мимолетным человеческим прихотям; скрытые измерения, как и попытки их обнаружить, были старательно забыты: ну разумеется, дурень, они были забыты, потому что Лодж ошибался, они все ошибались, ведь не существует никакого эфира, не существует волшебной связующей материи, которая соединяла бы высшие измерения с нашим, нет никакой двери, нет никакого моста! И ты стучишься головой о кирпичную стену!

Издав крик, чем-то напоминающий козлиное блеянье, Рупрехт выскакивает из-за стола, и осколки истины со свистом ударяются друг о друга внутри его головы, будто зловредные мячики в страдающем бессонницей автомате для игры в пинбол. Вокруг него плавает ночь, в школе слышен смутный хор из храпа. Рупрехт отправляется в туалет — отчасти еще и для того, чтобы сменить обстановку.

Будь он не так поглощен своими мыслями, предательский запах дыма, стелющийся из-под двери, скорее всего, заставил бы его вовремя остановиться и пойти в уборную этажом ниже. Но он, ничего не заподозрив, толкает дверь и оказывается лицом к лицу с Лайонелом. Тот томно развалился на стульчаке, глубоко затягиваясь сигаретой; его явно нисколько не беспокоит — напротив, быть может, ему даже нравится, — резкая вонь мочи, которую он вдыхает вместе с каждой затяжкой; словно какой-то Черный Принц в своем вонючем мраморном дворе, он дожидается, когда же появится какой-нибудь бедолага, который поможет ему разогнать скуку.

— Ну-ну, — весело приветствует Лайонел Рупрехта и швыряет окурок в писсуар. — Ну-ну, отлично.

Отсутствие представителей власти радует и говорит Лайонелу о том, что торопиться незачем; кроме того, в его распоряжении целый ряд из шести отдельных кабинок, поэтому он избавлен от докучного ожидания — когда же бачок снова наполнится. Единственная помеха на пути к тому, что могло бы стать Смертельным Сортирным Душем, — это изрядный вес Рупрехта, ведь его Лайонелу приходится перебрасывать от одного толчка к другому. Однако он мужественно справляется с этой задачей, и вскоре Рупрехт уже напоминает новорожденного младенца: весь в слезах, с пунцовым лицом, с крошечными глазками, невидящими и отчаянно моргающими, с ртом, растянутым в крике от соприкосновения с жестокостью мира, куда его вытолкнули.

— Что-что? — Лайонел якобы вслушивается в лепет Рупрехта, который ловит ртом воздух. — Твой ингалятор от астмы? М-м-м, не знаю, где он, наверное, там, внизу…

Рупрехт, снова нырнув под ватерлинию, чувствует, как его легкие и горло смыкаются, быть может, в последний раз; но вот водопад из вонючей воды и дезинфицирующего раствора медленно затихает, уступая место какой-то беззвездной черноте, которая тянет к Рупрехту свои сумрачные руки, стискивает своими чернильными пальцами его сердце, легкие, стискивает и давит, давит…

А потом где-то вдалеке — будто поднявшись из этой черноты — он слышит что-то. Секунду спустя ему перестают давить на затылок, и раздается топот быстро удаляющихся шагов. Собрав остатки сил, Рупрехт поднимает голову из унитаза и, задыхаясь, приваливается к двери кабинки. По коридору разлетается немелодичный свист: это мистер Томмз совершает один из своих редких ночных обходов. Рупрехт прислушивается: сначала звук становится громче, потом затихает. И вдруг его осеняет.

Музыка.

Четверг: до поднятия занавеса на концерте в честь 140-летия остается два дня. Вся школа в радостном возбуждении, только в ужасных Копях Мифии все идет как обычно. С недавних пор к крепкой команде — Блюдигер Эксехенд (В. Хироу), Тотонатотон Могучий (Б. Шэмблз) и Барг-Карлик (Г. Лафайет) — примкнул, включившись в охоту на легендарный Ониксовый Амулет, сумасбродный новый товарищ, Меджисто-Эльф (Дж. Спроук), обладатель знаменитого Щита Стикса, который способен переносить своего хозяина через самые бурные потоки. Сегодня неустрашимый отряд вскрыл таинственную Кварцевую Каску, но внутри обнаружился неприятный сюрприз — целая свора Адских Червей, изголодавшихся по мясу, которые набрасываются на незадачливого Меджисто-Эльфа!

— Так кто эльф?

— Ты — эльф, — хором отвечают четыре рассерженных голоса.

— А, ну ладно.

Тотонотатон, Блюдигер и Барг доблестно приходят на помощь своему злополучному другу-эльфу, предав Адских Червей смерти ударами алебарды (орудие поражающего действия 2d6), палаша (1d10) и кремневой пики (3d4). Но на пути нашей доблестной команды — новое препятствие: подземная река, слишком яростная, чтобы можно было переправиться через нее обычными средствами, да еще с подвесным мостом, поднятым на другом берегу!

— Ого! А как же мы ее перейдем? — удивляется Меджисто-Эльф.

— Река слишком бурная, пересечь ее обычными средствами не удастся, — повторяет Вальдор Властитель Подземелий (Л. Рекстрот).

— Ого, — снова говорит Меджисто, качая головой.

— Обычными средствами, — выразительно произносит Вальдор.

Остальные члены группы обмениваются молчаливыми взглядами.

— М-м-м, — произносит Меджисто.

Барг-Карлик проводит ладонью по лицу и трет себе виски.

— Щит! — выкрикивает наконец Блюдигер Эксехенд, надеясь продвинуться хотя бы на десять шагов вперед в своем поиске, пока не закончился обеденный перерыв. — Щит Стикса! Вся надежда только на него — он ведь способен перенести нас через любой поток!

— Отлично, — говорит Меджисто. — У кого же он?

Похоже, что неразлучные товарищи вот-вот если не расстанутся, то, по крайней мере, выскажут кое-что, о чем, возможно, потом пожалеют, — но тут дверь распахивается, и врывается Рупрехт Ван Дорен. Джеф давно уже не видел, чтобы Рупрехт куда-нибудь врывался, но, пожалуй, он не слишком удивлен: в глубине души, где затаился крошечный амулет надежды, он всегда знал, что когда-нибудь его тучный друг стремительно ворвется или в эту, или в другую дверь, с маниакально поблескивающим лбом, говорящим о том, что что-то готовится. И в то же время — кто бы мог подумать, что его первыми словами будут:

— Нам нужно найти Денниса — живо!

По дороге в парк Рупрехт излагает свой новый план. Маниакальный блеск и на этот раз не обманул: это большой, просто колоссальный план, с таким множеством сложных научных элементов, что Джеф почти сразу же перестает понимать, о чем речь. Но он слишком взволнован, чтобы расстраиваться из-за этого, потому что все это очень напоминает прежние времена; и когда они спускаются по склону холма к озеру, где стоит и курит Деннис с приятелями-курильщиками, он чувствует, что внутри него бурлит и шипит какое-то большое, желтое, теплое предвкушение, совсем как таблетка витамина C в стакане воды.

Но Деннис совсем не рад их видеть.

— Чего вам нужно? — спрашивает он.

— Послушай, Деннис. У Рупрехта потрясающий план!

— Да? А я даже слушать о нем не желаю, — заявляет Деннис, вытаскивая из кармана новую сигарету и вставляя ее в рот.

— Но ты тоже участник этого плана! И весь ваш квартет!

— А мне плевать! — орет Деннис. — Оставьте меня в покое! Вы что, не видите, я курю?

— Я думаю, мы сумеем передать сообщение Скиппи, — говорит Рупрехт.

Деннис делается мертвенно-бледным и опускает руку с зажигалкой.

— Что? — переспрашивает он.

— Музыка, — поясняет Рупрехт. — Есть свидетельства, говорящие о том, что музыка различного рода проникает в высшие измерения…

— Деннис, он собирается использовать Волновой Осциллятор Ван Дорена!

— Да я не о том, — перебивает и перекрикивает его Деннис. — Что вообще за херня?