– Я не могу вам помочь, – меж тем продолжает охранник, – потому как сам не знаю где искать этот вход. Впрочем, у вас есть время.

Он демонстративно смотрит на часы.

– У вас есть полчаса для поиска, потом я вынужден вас забрать.

– Хм! – Вера, отстранённо поводит плечом, не переставая раскачиваться. – Если вы не знаете, где вход, то и я не найду. Не будем терять время, пойдём в лифт!

Она решительно поднимается, замечая печальный взгляд Горбоносого, от которого Вере становится не по себе. Словно её жалеют, как умственно отсталого человека, какого-нибудь олигофрена или имбецила.

– Чего вы уставились? – грубо спрашивает она, не считая нужным прятать своё недовольство.

– Вы теряете свой шанс, – отвечает он с мягкостью в голосе. – Попробуйте, вы ничего не теряете.

– Да чего пробовать-то, вы же не говорите.

– Осмотритесь вокруг. Мне не дано обнаружить то, что можете увидеть только вы.

Горбоносый отступает назад, в сторону выхода из лабиринта. Небольшая полянка, где стоит качающаяся скамейка, кажется пустой за исключением окружавших её садовых цветов, яркими вкраплениями оживлявших зелень. На полянке ничего нет, здесь не могло быть никакого входа в другой мир, ни туда, ни обратно.

«Вот идиотка! – возмущается собой Вера. – Какого чёрта я развесила уши, и слушаю этого чудика? Мне же надо бежать из здания, как я могла забыть?»

Она хочет идти, отодвинув рукой мешающего ей стража лабиринта, но что-то заставляет её пойти вокруг дачной качели, безжизненно и одиноко замершей на цепях. Она делает один шаг, другой. С напряжением глядит вниз и ничего не замечает. Ещё шаг, ещё. Так она оказывается позади качелей.

«Ну вот, как я и думала, ничего нет!» Рассерженная Вера собирается повернуться к Горбоносому, хочет съязвить насчёт его глупых историй о сказках, но в траве обнаружился плоский небольшой камень. Он выглядит серым, несколько потёртым, и Вере кажется, что до неё на камень уже становились ноги многих людей, бывавших здесь прежде. «Может, встать? Попробовать? Пожалуй, Горбоносый говорит именно об этом? Да, ладно! Это же чепуха!»

Она недоверчиво улыбается, но всё же подходит, встаёт, ничего не ожидая. Однако лицо Горбоносого вдруг начинает расплываться, делается нечётким и зыбким, точно от ряби по воде.

«Ого! Прикольно!» – весело думает она, не понимая, откуда в её крови взялся алкоголь. Деревья, лианы джунглей, цветы, скамейка – всё внезапно становится белёсым, исчезающим в плотном тумане, как будто художник-абстракционист, которому надоела собственная мазня, взял ведро с белой краской и принялся заливать неудачную картину.

«А как же Ира, Алексей? Я должна им помочь!» – мелькает в её голове запоздалое сожаление и всё, больше ничего.

Город, улицы, дома. Нет, не так!

Большой, огромный мегаполис, в котором легко затеряться. Прямые, длинные, просторные улицы, кипящие жизнью. Высокие дома, небоскрёбы, сверкающие в ночных сумерках искрами огоньков. На них приятно смотреть вечером из окон высотного ресторана, на каком-нибудь тридцатом этаже, сидя с бокалом вина в руке. Тихо, хорошо, уютно. Играет негромко музыка, неслышно летают между столиков официанты.

Это её город, и она это понимает.

У неё есть всё, что пожелает душа: работа, квартира, друзья. Впрочем, она не ограничивает себя только работой, у неё есть увлечения. В прекрасные солнечные дни она берёт краски, холст и едет в машине на природу, рисовать картины яркой и счастливой жизни: далекие холмы, раскидистые деревья, вершины гор в лучах закатного солнца. А ещё ей хочется поехать на море, чтобы написать маслом волны, скалы и корабли. Да, непременно корабли с огромными белоснежными парусами. Правда, пока ей было не до того – хватало сюжетов для картин и рядом, поблизости от её города. Но она обязательно поедет на море. Обязательно!

Итак, чем же она занимается, где трудится?

Ей хочется делать что-то полезное людям, нужное, как поступает у Чернышевского Вера Павловна, её тёзка. Но Вера не превратила себя во владелицу швейной мастерской или директора, или коллективного совладельца. Она… она руководит дизайнерским центром, который состоит из одного человека – её самой. Ей не хочется, чтобы на неё кто-то работал, это не для неё.

Ей хочется иного.

Она желает быть свободной от обязательств перед другими, и перед самой, ведь настоящая свобода только в этом и заключается – в отсутствии обязательств. Она не тратит свои дни на пустяки, к которым относит, всё, что ей неинтересно. Дни – это хрупкий хворост, сгорающий в топке времени, их отпущено слишком мало.

Сейчас она сидит в ресторане отеля-небоскреба «Негреско», наслаждается вечером – пьёт красное вино, слушает джаз или блюз. Это играют одетые в клетчатые песочные костюмы и соломенные шляпы старые негры, называющиеся теперь афроамериканцами. Впрочем, негры это или афроамериканцы – лучше них никто джаз не играет и Вере всё равно, она слушает.

Поначалу её смущает мысль, почему именно негры играют в этом ресторане, а не какие-нибудь утонченные европейцы, но затем приходит догадка, что название отеля, расположенного в Ницце – «Негреско» и оно ассоциируется с неграми. В «Негреско» играют негры. Это логично!

Она потягивает вино и думает о том, что вот сейчас, сию минуту, к ней может подсесть мужчина. Он ничего плохого не сделает – она же не хочет себе плохого, а это её мир, её герои. Как только она поставит бокал на стол, он появится.

Вера ставит пустой бокал на скатерть.

Она чувствует, даже не глядя в сторону, что рядом двигается стул, кто-то тихо присаживается. Она может позволить себе шутку и строго говорит, не поворачиваясь к своему неожиданному гостю:

– Не сопите так, музыки не слышно!

Рядом затихает. Кажется, что никого нет, но Вера знает, что есть, он сидит тихо и неслышно. Она чувствует тонкий аромат французского парфюма – мужская туалетная вода, веющая свежестью мяты и цедрой цитрусовых. Запах ей нравится, он влечёт в мир фантазий и грёз, и она представляет себе сидящего рядом с ней мужчину.

Он, этот мужчина, непременно должен быть брюнетом с голубыми глазами, загорелым и слегка небритым. Открытый взгляд его будет прямым, но не дерзким и наглым, как у типичного альфонса, в этом взгляде она обнаружит нотки нежности, чувственности. Так смотрит возлюбленный на обожаемую избранницу.

Сидящий рядом незнакомец не знает, как начать разговор. Он должен нерешительно вращать опустевший бокал вина, держа его за тонкую ножку. Вера желает ему помочь.

Она поворачивает голову и… испытывает разочарование. Присевший рядом незнакомец, оказывается почти точной копией Горбоносого, немного модифицированной, омоложенной, но всё же странно похожей на охранника лабиринта.

– Я же говорил, что вы найдете вход, – напоминает он, и глядит на Веру, однако взгляд его не кажется ей таким нежным и чарующим, каким она себе воображала, этот взгляд, скорее, изучающий, пристальный.

– Это вы? – спрашивает Вера, разочарованная в своём соседе. – Я представляла другого мужчину. Откуда вы взялись? А думала, что вы только наблюдатель. В одном из американских фантастических сериалов были такие персонажи – абсолютно лысые наблюдатели.

Горбоносый загадочно улыбается, стрелки его усов вместе с губой поднимаются вверх, обнажая ровные зубы.

– Я не лысый и не наблюдатель, это вы вызвали меня. Вы думали обо мне – вот причина моего появления.

– Как это? – не понимает Вера. – Я думала не о вас!

– Ваши фантазии зациклены на одних и тех же лицах, вы не видите многообразия мира. Посмотрите вокруг и заметите множество похожих людей.

Скользнув взглядом по сторонам, Вера поначалу видит только человеческие фигуры, сидящие за столиками, лишь контуры, некие туловища в одежде. Таким же безликим является и обслуживающий персонал в ресторанной униформе.

Однако приглядевшись, она замечает, что Горбоносый прав: все эти люди похожи друг на друга, как близнецы. Она обнаруживает всего четыре-пять различающихся женских лиц и примерно столько же мужских физиономий, словно некая гигантская матка в недрах города выводила популяцию клонов по гентотипам.