«Идти с этими типами? Но что там делать, я же ничего не знаю? – с недовольством думал он. – Может позвонить Главному?»

Несмотря на внутренние переживания, Григорий Алексеевич не сильно боялся человека в чёрном костюме, за время армейской службы насмотрелся всякого. Очки, пистолет – подумаешь, важность! К тому же этот тип не станет стрелять, ведь все подступы к зданию охватываются видеокамерами, нет смысла светиться.

Но как поступить, чтобы не вызвать злобы Бульдога? Для Григория Алексеевича неудовольствие начальства было намного опасным, а последствия более тяжелыми, чем угрозы со стороны сотрудника детективного агентства. В этом смысле, шеф безопасности, как солдат прусского императора Фридриха, боялся больше палки капрала, чем пули неприятеля.

– Я позвоню Главному! – не сдаваясь, сказал он. – Вы превышаете полномочия!

– Это его указание, вы нас задерживаете!

– Как его? Серьёзно? У вас есть распоряжение Главного?

– Есть, есть! – усмехнулся человек. – У нас всё есть!

– Ну, раз он так сказал, тогда поедем! – покорно согласился Григорий Алексеевич.

– Дайте мобильник!

Незнакомец подошёл вплотную и протянул руку.

Люди случается, пропадают. Кто-то потом находится, кто-то исчезает бесследно.

Когда человек пропадает, первыми обычно проявляют беспокойство родственники, и они же становятся первыми подозреваемыми. Полиция в таких случаях не утруждает себя долгими поисками, и, прежде всего, ищет мотивы преступления у близкого окружения пропавшего.

Чаще всего пропадают либо муж, либо жена, гораздо реже исчезают дети. Потом выясняется, что муж застукал жену с любовником или жена увидела мужа с любовницей, запускается длинная цепочка действий, приводящих, в конечном итоге, к плачевному финалу для обеих сторон.

И вот, чтобы избавиться от лишней работы, полиция советует не торопиться с подачей заявления – подождать день, два, три. И если у американцев интенсивный розыск пропавших ведут в течение первых сорока восьми часов, а дальше вероятность найти человека живым падает почти до нуля, то в России надеются на русское «авось».

В этом есть своя логика, поскольку жизненные обстоятельства российской действительности значительно отличаются от забугорной реальности.

Русский человек может заболеть и попасть в больницу без телефона и документов, и никто из персонала не озаботится идентификацией личности. Он может напиться до потери пульса или внезапно уехать в другой город, не подумав о спокойствии родных. А может и уйти к любовнице или любовнику, никого не предупредив, как в рассказе Чехова «Шведская спичка» пропал отставной гвардии корнет Марк Иванович Кляузов, оказавшийся потом у чужой жены.

Другое дело, когда человек бесследно исчезает в офисе, не дойдя лишь несколько шагов до своего кресла, стола с компьютером, своих коллег. Это выглядит странно и подозрительно, особенно если знать об обстоятельствах того, что произошло перед этим с Ирой. А Вера их знала.

Кого бы она ни спросила, никто не видел её подругу – та, как будто сделалась человеком-невидимкой. Была здесь минуту назад, была там секунду назад, но уже нет, упорхнула.

– Куда это Ирусик запропастилась? – с недоумением поинтересовалась Вера у своих спутников после длительных бесплодных поисков. – Все её видели, но никто не знает где она.

– Фигаро здесь, Фигаро там! – усмехнулся Курасов. – Не переживай, найдётся! Она же, как метеор, хвост подняла и понеслась.

Алексею не понравилось такое сравнение, и он бросил хмурый взгляд в сторону Петра.

– Смех смехом, но я за неё волнуюсь. Как бы с ней чего не приключилось! – заметила Вера.

– Да чего ты разволновалась? Пойдем в бар, и там встретитесь, – Пётр беззаботно улыбался.

– Надо бы у охраны спросить, – предложил Алексей, мучимый виной за утрату ключа. – Они, должны были что-то видеть, у них везде камеры.

– А нам скажут? – засомневалась Вера. – Придётся писать запрос за подписью начальника отдела, а Иван Андреевич обязательно спросит нафига мне это надо. В общем, один геморрой.

– Я знаю Григория Алексеевича, – деловито сообщил Алексей. – Спрошу у него, и он быстро её найдет. Не парься, давай к нему сгоняем!

– Давай! – с охотой согласился Курасов.

– А ты причём? Мы и одни справимся, – отсёк его Алексей. – Чего толпой ходить, дело ведь пустяковое.

– Ты серьезно, Лёха? – упрекнул Пётр, недовольно прищурив узкие глаза.

– Коллективные походы, Петро, не мой стиль! От них обычно пользы, как от козла молока.

– Ты меня что, теперь на хохляцкий манер зовешь?

– А тебя от чего прёт? Хочешь, буду звать Пётруччио, как итальянца?

Вера посмотрела на них с укором. Сейчас надо искать подругу пока с ней не случилось чего худого, а не сводить какие-то мифические счеты! Ох уж эти мужчины, всегда ведут себя как петухи!

– Народ! – решила она стоять на своём. – Я пойду к нему одна, а вы топайте в свои офисы. Мне помощь не нужна, Григория Алексеевича я и сама знаю. Окей?

– Окей – хоккей! – сердито пробурчал Курасов. – Но держи меня в курсах.

– Я буду у себя, – не глядя на него, пробурчал Алексей. – Если что – звони!

Они ушли, а Вера постояла немного в коридоре.

Идти к Григорию Алексеевичу? По большому счету ей не хотелось привлекать внимание посторонних к сомнительным приключениям на двадцать пятом этаже. Возникнут вопросы: что они там делали, зачем пошли, для чего взяли чужие документы. Вопросы есть, а ответов на них у Веры не было и, честно говоря, она не знала, что делать – впереди густой лес, позади тоже, полная неизвестность. Куда идти, если стёжка-дорожка неприметна?

Выросшей в многолюдном большом городе, Вере не были ведомы переживания заплутавших путников. Она не испытывала их горькое отчаяние, утрату надежды, мучительные поиски дороги домой. Весь её жизненный опыт ограничивался такими простыми понятиями как семья, учеба, работа.

Семья у неё была нормальной: папа с мамой, бабушки и дедушка. Её баловали, как и других детей – покупали подарки, возили на море, иногда потакали маленьким прихотям. Как и других детей её пытались приучить к спорту в виде фигурного катания или к музыке, записав к учителю игры на фортепиано. И то, и другое, она затем бросила, впрочем, не испытав сурового родительского гнева. На неё вообще никогда не давили, не принуждали делать противные ей вещи, поэтому она росла спокойным ребенком, который любил самозабвенно играть, погружаясь в увлекательный мир фантазий.

Учеба и работа тоже не особенно напрягали. Задаваемый ими определенный, размеренный ритм жизни, хорошо укладывался в её миросозерцание и создавал прочную основу для душевного спокойствия.

Но сейчас, в данной обстановке, она не знала, что делать, как поступить и находилась в полной растерянности. От неё требовалось принять решение и сейчас многое зависело исключительно от неё. На самом деле, ей всегда казалось это сложным делом. Даже в их паре, когда она только начинала дружить с Ирусиком, такую прерогативу взяла на себя подруга и Вера просто следовала за ней, как утлый челнок, следует на буксире за крупным надёжным кораблем.

Правда, существовала одна проблема – бездумное следование за Иркой могло здорово навредить. Собственно, это и произошло из-за их спонтанного посещения двадцать пятого этажа.

Теперь она стояла посреди коридора и копалась в своей голове, чтобы привести разнообразные мысли в порядок. В сущности, её растерянность являлась следствием въевшейся под кожу несамостоятельности, как въедаются и становятся несмываемыми краски татуировки. Эта неуверенность в собственных силах, робость, боязнь жизни, порождали стремление переложить всё на плечи других.

Но Вере не нравилась её внутренняя слабость. Наоборот, хотелось быть сильной, целеустремленной, спортивной, сексуально привлекательной, а ведь ничего этого не добиться, если воспитывать в себе офисную мышку.