– Но ведь дело мое уже пересматривается!

Мне не ответили и указали на тяжелую железную дверь в одном из ограничивающих тюремный двор зданий. Открывшись изнутри, она пропустила нас в сырой, пропахший масляной краской коридор. Мне стало по-настоящему страшно. Но прокурорский генерал отстал, скрывшись за одной из боковых дверей, а нас с Игорем Борисовичем охранник препроводил в большую неуютную комнатку без окон, с одной голой лампочкой на высоком потолке. Посередине комнаты находились намертво вделанные в бетонный пол стол и два табурета. Другой мебели здесь не было, и мы с Игорем Борисовичем сели друг напротив друга.

– Вот теперь мы с тобой и поговорим! – обратился ко мне Чертков. – Будешь теперь слушаться старших и прекратишь шляться, куда не просят?

В его голосе слышалась не то чтобы угроза, но свойственная этому человеку не всегда добрая ирония.

– Если бы я не оказалась в том месте в ту самую минуту, любимый мой человек погиб бы! А это прекрасный человек, поверьте! Вне зависимости от моего к нему отношения…

– А застреленного тобой мальца тебе не жалко?

Я только развела руками:

– Аллах дал – Аллах взял! Зачем жалеть – он же шахид, по-ихнему! Его сейчас умело ласкают семьдесят две девственницы, не так ли?

Игорь Борисович отрицательно покачал головой и вновь жутковато ухмыльнулся:

– Нет, не так! Ты опять ошиблась! Его сейчас на небесах если кто и ласкает, так это семьдесят два девственника! У меня есть достоверные сведения – пацан был голубой! Поэтому и пытался быть самым бойким, чтобы обелить себя среди друзей-товарищей. У них это, в отличие от российского телевидения, пока в моду не вошло.

Я не стала спрашивать, откуда у Игоря Борисовича столь достоверные сведения о сексуальной ориентации моей жертвы. Признаться, мне было плевать на теологические перспективы сексуальной жизни голубых шахидов в царстве теней.

– А где Семен? Где Даша с мамой и Ромой?

Лицо Игоря Борисовича посерьезнело.

– Отвечаю по порядку: Семена с нами больше нет…

– Как?! – вскричала я в ужасе.

– Успокойся – он жив, здоров и на свободе. Пока… Как и все мы… – Он кивнул в мою сторону. – Тебя я в виду не имею. Ему есть что есть, что пить и где спать… и даже, наверное, с кем…

При последних словах он пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержала этот взгляд. До сих пор я была уверена, что никто, кроме нас с Семеном, ничего не знает о том, что между нами случилось после разборки «У Иссы». Я, разумеется, молчала об этом, а насчет Семена я была уверена еще больше, чем насчет себя самой.

– Семена больше нет на нашей фирме. Он вынужден был уехать. Деньги свои он частично забрал, частично получит после. – Чертков в очередной раз неприятно ухмыльнулся и добавил: – Если вы с ним будете умницами.

– Он тоже помогал меня вытащить?

Взгляд Черткова стал очень жестким.

– Тебе никто не помогал! Все произошло своим путем, по закону и на основании действующих международных соглашений!

– А вы, Игорь Борисович, сейчас со мной – тоже на основании международных соглашений?

Мой собеседник вынул из внутреннего кармана красную книжечку и сунул ее мне в лицо. Разумеется, я даже не пыталась в ней что-то прочитать.

– Беседа с тобой входит в мои обязанности. Это нормальная процедура при моей должности и при твоих обстоятельствах. Понятно?

Я кивнула.

– И проходит эта беседа в соответствующем месте!

– У Семена действительно все в порядке?

– Все в порядке только у того, кого уже закопали! У тебя есть хороший шанс в недалеком будущем его услышать, а может быть, и увидеть. Он сейчас в Европе. Живет там, ездит по миру. Но по миру не пошел! Все, на сегодня эту тему мы закрыли!

– Что с моими домашними?

– Твоя дочь, мать и этот, как его… Рома в Москве сейчас не живут…

– Почему?

– Потому! Или тебе еще раз объяснить, что тебя, может быть, не все в этом мире любят? До сих пор не дошло?

До меня и впрямь только начало доходить, что обложена я, похоже, со всех сторон.

– У тебя теперь вместо квартиры дом в поселке. Как раз неподалеку от аэропорта. Разумеется, все под охраной.

– А как к этому отнеслась мама?

– Мать твою спрашивать не стали, сказали, что для твоего блага. Дом купили на твои же деньги, отремонтировали и обставили. Дарья здорова, ничем, кроме соплей, за все это время не болела. Пруд там какой-то есть, сосняк вокруг. Пусть воздухом дышат!

– Спасибо, Игорь Борисович! Я очень вам благодарна!

Он холодно кивнул.

– Теперь ты должна кое с кем познакомиться. – С этими словами он поднялся, и мы направились к двери, которую уже открывала нам мрачная толстая дама в форме.

– Все готово? – спросил ее Чертков.

– Так точно!

– Старший следователь прокуратуры Кеменкова, – вроде бы представил мне прокуроршу Игорь Борисович.

На мое «очень приятно» никто не отреагировал. Выпустив нас в коридор, следовательница подозвала стоящую в пяти шагах охранницу, и та с характерным лязганьем затворила за нами дверь. Мы двинулись по коридору.

Я была уверена, что, пока дело мое не будет пересмотрено по месту совершения преступления, мне предстоит провести в стенах этой тюрьмы не один месяц. Но это не так тревожило меня, как полное отсутствие связи с Леней и его семьей. Однако я решила все же не поднимать этот важнейший для меня вопрос прямо сейчас, а выбрать более подходящий момент.

– И с кем же я должна сейчас познакомиться? С паханшей?

– Я вижу, ты тщательно готовишься к новой отсидке – слова учишь! – хмыкнул Игорь Борисович.

– Обижаете, начальник!

– Ты идешь знакомиться с собой, дорогая, с самой собой!

– Меня переводят в психушку?

Чертков не посчитал нужным отвечать. Мы несколько раз повернули и оказались, очевидно, в женском отделении этого чудесного учреждения. К сопровождающей нас тетке присоединилась вторая, весьма крупная женщина с грубо выбеленными перекисью водорода стрижеными волосами. Судя по всему – охранница. Я не поняла – считалось ли, что они меня конвоируют, или я уже шла сама? Мы подошли к одной из камер, и все сопровождающие по очереди приложились к глазку. После Игоря Борисовича настала моя очередь. Эта камера тоже явно предназначалась для допросов. Размером она была меньше предыдущей, но стульев возле стола было не два, а три. На одном из них сидела молодая, одетая в тюремную робу женщина и неподвижно смотрела перед собой. На запястьях ее красовались такие же наручники, с какими я рассталась меньше часа назад.

– Ну как тебе… ты? – негромко поинтересовался Игорь Борисович практически мне на ухо. – Похожа?

– Не знаю… Через глазок не разберу…

– Что ж, зайдем в гости? – то ли спросил, то ли приказал Чертков теткам.

Дверь в камеру была немедленно открыта.

– Только поосторожнее с ней! – предупредила нас охранница. – Она у нас девушка с норовом! – И тут же рявкнула, обращаясь к заключенной: – Встать!

Женщина медленно поднялась. Не будь у нее такого тяжелого, мрачного взгляда, ее можно было бы назвать красавицей. Игорь Борисович не шутил – сходство со мной и впрямь имело место. Она была лишь немного смуглее меня. В камеру мы вошли втроем: Чертков, следовательница прокуратуры и охранница.

Прозвучала команда «Садись!», и женщина, так же нехотя, как и встала, опустилась на свой стул.

– Знакомься с собой! – еще раз произнес Чертков, и я поняла наконец, что это не шутка.

– Здравствуйте! Очень приятно! – произнесла я и протянула заключенной свою ладонь, но стоящая рядом следовательница прокуратуры резко отбросила мою руку.

Незнакомка повернулась ко мне, и взгляд, и все выражение ее лица мгновенно переменились. Она улыбнулась мне ослепительной улыбкой.

– Извините, дорогая! К сожалению, я не имею возможности поприветствовать вас достойным образом! Сами видите мои обстоятельства! – Она подняла вверх руки, чтобы продемонстрировать, что запястья ее скованы.

Речь женщины совсем не соответствовала моим представлениям о грубых и опустившихся узницах российских тюрем. Тембр голоса ее также был очень приятен, хотя и несколько высоковат. Она повернула голову в сторону наших с Игорем Борисовичем спутниц.