Ирина ушла от ответа на мои вопросы о том, как идет чайный бизнес, что творится с моими собственными пущенными в дело деньгами и что реально происходит на фирме. Похоже, скверные предсказания Семена начинали потихоньку сбываться. Нечего и говорить, как мне было нервно и тошно. А кроме того, я все-таки не могла избавиться от печального осознания того, что мой Леня не сделал ни малейшего усилия, чтобы, вопреки моему решению, все же остаться со мной. Я понимала, что доктор Харикумар сказал правду – услышав, что произошло, он развернулся и ушел… почти убежал. «Ну что ж! – все время повторяла я про себя. – Ушел и ушел! Он должен был уйти! Я сама бы так сделала!» Но веселее от таких размышлений не становилось. Кто угодно должен был развернуться и уйти после рассказа доктора Харикумара. Кто угодно, но только не он, не мой – когда-то мой – Леня!
Кстати! Я вдруг осознала, что мне в Москве придется ночевать в своей городской квартире, где я уже давно не была. Мама не должна знать, что я приезжаю. Последнее время я часто звонила ей и рассказывала, что легко и быстро родила сына. Его имя, правда, вызвало у мамы глубокое недоумение, но она и не такого могла ожидать от своей невменяемой дочери. И она была права! Я давала ей послушать в трубке плач Маленькой Лини, и она была убеждена, что это Тао. Я даже не представляла себе мамину реакцию, когда выяснится, что у нее появился не один внук, а целых двое. Причем внучка, вдобавок ко всему, еще и черная! Но пока, даже звоня из Москвы, я буду притворяться, что нахожусь на Кануе, куда ей с детьми пока приезжать не стоит.
Чрезвычайно огорчало меня и то, что я так и не смогла связаться с Космонавтом. Алексей буквально растворился среди миллиарда индусов. С неимоверным трудом мне удалось связаться с Аркадием Аркадьевичем Шевчуком, который к тому моменту уже месяц как отдыхал на курорте Канкун в Мексике. Меня интересовало только одно – знает ли он, где мне найти Космонавта, у которого должны быть все сведения о его саратовском приятеле. Но перед тем как я получила наконец отрицательный ответ на свой короткий вопрос, мне пришлось выслушать пространный рассказ о постигшем Аркадия Аркадьевича потрясении. Четыре с половиной недели назад он возвратился в Москву с полюбившегося ему Занзибара. Приехав из аэропорта домой, вошел в подъезд и обнаружил, что вместо прежней пожилой интеллигентной консьержки появилась красномордая, не внушающая доверия тетка. Подойдя к ней поближе, Аркадий Аркадьевич убедился, что женщина спит, распространяя вокруг запах дешевого алкоголя. Дрожа от возмущения, он вошел в лифт и сразу почувствовал, что в кабине не просто гадко пахнет, но нестерпимо смердит, а когда он ткнул пальцем в нужный этаж, то тут же ощутил, что вляпался. Присмотревшись, он с ужасом убедился, что все кнопки залеплены зелеными соплями, а возмутившая его естество вонь исходит от большой кучи, наваленной в дальнем углу кабины. Разумеется, уже утром следующего дня белоснежный лайнер уносил потрясенного господина Шевчука в сторону курортов Карибского моря.
Я не стала ничего рассказывать Аркадию Аркадьевичу о своих проблемах, и он, конечно, даже не вспомнил о том, в каком положении я была, когда мы последний раз виделись.
Ну вот, пересадка в Бангкоке – и я снова в воздухе. «Возможно, это последний раз, когда доводится лететь первым классом», – подумала я, раскладывая широкое, как настоящая кровать, кресло. Я использовала обратный билет, купленный еще в прошлой, богатой жизни. Если же мои партнеры и впрямь вышвырнули меня из бизнеса, то придется отныне летать экономом… Если мне вообще придется еще летать…
Измученная беспорядочно мятущимися мыслями и омерзительным процессом сцеживания в тесной туалетной комнате, я наконец вышла из самолета. Багажа у меня было мало, документы оставались всегда при мне.
Я беспрепятственно прошла по зеленому таможенному коридору и направилась к стойке такси. Ирина не знала точной даты моего приезда, и водителя прислать было некому. Звонить Леше сама я тоже не стала. Сейчас лучше всего ни с кем в Москве своими планами не делиться. Я успела сделать лишь пару шагов по залу прилета, как меня дернули за рукав.
– Куда едем, подруга? – услышала я хрипловатый женский голос.
Я никогда не пользуюсь услугами бомбил. Даже не обернувшись в сторону назойливой таксистки, я попыталась вырвать руку, чтобы идти дальше.
– Ты что, любезнейшая, сама себя перестала узнавать?
Остановившись, я повернулась в ее сторону. Передо мной стояла Анита Хулиевна Вердагер собственной персоной. В отличие от нашего первого свидания сегодня она была одета в ярко-красную нейлоновую куртку и коричневые вельветовые джинсы.
– Ты уже свободна? – только и вымолвила я.
Анита звонко расхохоталась:
– Это ты уже свободна, голубушка! А я давно свободна! Только откинулась, как у нас говорят, ровно неделю назад!
– Слава богу! – непроизвольно воскликнула я.
Мне стало ясно, что, несмотря на все недоразумения между мной и коллегами, работа по моему «освобождению» была доведена до конца. Впрочем, не исключаю, что однажды запущенный процесс завершился без участия Игоря Борисовича и его друзей. Не знаю.
– Ты что, решила заняться извозом? – Я увидела, что Анита крутит на пальце брелок с автомобильными ключами.
Девушка вновь радостно рассмеялась.
– Нет! Я друга встречаю! – Она внимательно посмотрела на то и дело открывающуюся за моей спиной автоматическую дверь. – А вот и он! – По-детски взвизгнув, недавняя заключенная бросилась мимо меня к только что вышедшему пассажиру. Через долю секунды она уже повисла на шее… Лалита Чатурвэди. Неужели брахман так быстро перестал быть невъездным?
Новенькая «Тойота» Аниты стояла на одной из дальних парковок, и мы с Лалитом минут десять ждали, пока она подгонит ее к терминалу. Мне хватило пяти из них, чтобы в двух словах изложить индусу свою проблему. Под конец моего рассказа он сильно нахмурился, щелкнул золотыми застежками своего роскошного коричневого портфеля и вытащил оттуда какую-то российскую газету. Я ее узнала по первой странице – такую же в точности мне предлагали перед вылетом из Бангкока, но я тогда была погружена в свои раздумья и не взяла ее. Лалит раскрыл газету на второй странице и протянул мне. Четверть листа занимала фотография, на которой Егерев был запечатлен на приеме в Кремле в окружении весьма важных персон. Я опешила, но ошибки быть не могло. Тут же была статья о том, что именно Арсению Натановичу теперь поручено крепить военно-техническое и прочее сотрудничество России со странами третьего мира.
– Так он же полное уе…ще! – воскликнула я.
– Это не всем и не всегда мешает!
– На него нельзя положиться ни в чем! Он – слабоумный говнюк!
Лалит тяжело вздохнул и развел руками:
– Поэтому я сейчас здесь!
– А вы теперь уже можете свободно въезжать в Россию? Ваши проблемы решены?
Индус усмехнулся и протянул мне паспорт. В графах «First name» и «Given name» было написано «Kamal Kapur». Маленькая фотография буквально светилась благородной и спокойной улыбкой Лалита.
– Не поняла!
– Это паспорт на имя моего шофера. Камаль не ездит за границу. И никогда не поедет. То есть в этой жизни – никогда. В следующей жизни, может быть, он станет каким-нибудь Туром, извиняюсь, Хейердалом. В Министерстве внутренних дел никто никогда не станет присматриваться к фотографии, тем более что у него, как и у меня, темная кожа, мы примерно одного возраста и у него, как и у меня, благородные черты лица.
– Вы молодец, Лалит! Впервые вижу поддельный паспорт!
– Почему же поддельный?! Самый что ни на есть настоящий неподдельный паспорт!
– Но это значит, что вы поддельный!
– Нет! И я тоже настоящий. По отдельности все настоящее! Синтетическим является только наше совмещение. Впрочем, думаю, что нам обоим сейчас не до философских изысканий!
– Мне-то уж точно!
Анита лихо подрулила к бордюру. Мы быстро забросили вещи в багажник и залезли внутрь. Лалит сел рядом со своей давней приятельницей, а я развалилась на заднем сиденье.
