Как-то вдруг я осознала, что, хотя я и не прекращаю работать, это уже не воспринимается мной как средство выживания. Во времена торговли компьютерами от каждой сделки зависело мое дальнейшее существование. Сейчас же остался только азарт. Я не знала, хорошо ли это, и не понимала, сколько такое положение может продлиться.

В один из дней, вернувшись с утреннего купания, я обнаружила на скамеечке возле своего дома Семена. Оказалось, что он прилетел буквально на пару часов из Бангкока, где находился в командировке. Я бросилась к нему в объятия. Я знала, что Семен самый близкий и верный мой друг, и безумно соскучилась по нему. Нельзя сказать, что я совсем забыла его холодность и нежелание стать моим любовником, но после встречи с Леней и беременности я уже была ему за это благодарна. Семен выглядел неважно и устало – очевидно, что-то у него шло не так.

– Почему ты не предупредил меня? – спросила я. – Ты специально прилетел сюда, чтобы встретиться со мной?

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, я проталкиваю в Бангкоке контракт на ремонт и модернизацию чешских учебных самолетов. Здесь в ВВС есть эскадрилья «Л-39», и одна из израильских фирм предложила их модернизировать: поставить современную авионику, заменить табло приборов мониторами и ввести автоматический контроль за выполнением учебных программ. Мне поручили решить пару связанных с этой сделкой деликатных проблем, и вот я в Таиланде. Вот и заглянул.

– А позвонить, по крайней мере, чтобы я была дома?

Он опять покачал головой.

– Ничего не хочу говорить по телефону!

– Настолько?

– Да, настолько! Я, конечно, поздравляю тебя с будущим пополнением и догадываюсь о том, почему в этот раз ты так счастлива. Но я предупреждаю – выводи свои деньги из бизнеса и вывози их из России!

– Честно говоря, я не понимаю твоего беспокойства. Только сейчас мы затеяли чаеразвесочное предприятие…

– Вы или ты?

– Ну… как тебе сказать…

– Дорогая моя! Я не все могу сказать, но поверь мне, что ты оказалась в том бизнесе, где, конечно, при известном везении, можно стяжать миллиарды, но можно и потерять голову. Большинство, скажу честно, теряет голову…

– То есть ты предлагаешь мне выйти из нового бизнеса?

– Без резких движений, постепенно.

– А чаеразвесочная фабрика?

– Я считаю, что этот бизнес неотделим от всего прочего. Чай тебе поставляет Гупта. Для него это такое же прикрытие истинной деятельности, как и для Игоря. Если ты станешь лишней, ты не вернешь ни копейки. Да чаеразвесочная фабрика твоя не будет стоить и ломаного гроша без демпинговых поставок Гупты! Ведь он даже не стремится зарабатывать на этом товаре. У него другой бизнес. А тот, кто живет чаем, никогда не даст такую цену.

Слушать все это было тревожно и неприятно.

– Я с тобой в свое время договаривался, что твои деньги – это кредит, который мы возвращаем назад после каждой сделки. Ничего не изменилось? Вы не меняли этой договоренности с Чертковым?

– Сейчас я уже не в состоянии так тщательно отслеживать ситуацию. Но дела идут так хорошо, что пусть деньги крутятся…

– Крутятся?! – раздраженно воскликнул Семен. – Если они крутятся, то ты их никогда не увидишь!

– Так это же общий бизнес! – возразила я. – Мне что, никому не верить?

– У меня была знакомая старушка. Профессорша. Жила она в коммуналке на Котельнической набережной и владела семью иностранными языками. Звали ее Эмилия Михайловна. Так вот, она всегда говорила мне: «Сеня! В наше время нельзя верить даже собственной жопе! Ты думаешь, что она п…, а она уже давно с…!»

– И что?

– Только спустя годы, дорогая моя, я понял, насколько Эмилия Михайловна была права!

Я пожала плечами и постаралась не выдать Семену своего смятения. Мы пообедали морепродуктами в нашем маленьком поселковом ресторане, и я повезла его в аэропорт.

– Я не мог объяснить тебе ничего больше, – сказал Семен на прощание, – но помни всегда, что грош цена богатству, которое требует жертв и риска для твоей семьи!

Я кивнула и крепко пожала руку человеку, с которым, казалось бы, совсем недавно трахалась ночь напролет. Какое счастье, что он остался моим другом! Несмотря на возникшее после этого визита тревожное ощущение, я не стала пока ничего предпринимать, потому что осознавала, что изменить свое положение в бизнесе, находясь в десяти часах полета от дома, я все равно не в состоянии. Не было другого выхода, кроме как только ждать, когда отойдут воды и начнутся схватки!

До родов оставалось порядка трех недель, когда позвонила несколько встревоженная мама и сообщила мне, что и у Даши, и у Ромы краснуха. Чувствуют они себя оба неплохо, но ни о какой поездке не может быть и речи. Я маму успокоила, сказав, что главная ее забота – это Даша, что у меня все прекрасно, а деньги могут решить здесь любые проблемы, тем более что это у меня не первые роды и я даже не волнуюсь. Зато мама обрадовала меня, сказав, что звонил Леня: у него приближаются двухнедельные пасхальные каникулы, и он хочет приехать ко мне в Москву. Как мы и договаривались, ни о моей беременности, ни о том, где я нахожусь, мама не сказала ни слова. Не сообщила она и номер моего нового мобильного телефона. Просто сказала, что сейчас я за границей и перезвоню ему сама. Мама – молодец!

За это время вокруг меня произошло несколько событий. Во-первых, Космонавт умчался на полгода в Гималаи общаться в городе Ришикеш с каким-то скурившимся гуру и изучать мелодику каких-то совершенно особых музыкальных инструментов. Во-вторых, к оставшимся жить в его доме Маше и Василисе присоединился противный китаец, работающий массажистом в одном из близлежащих отелей. Оказалось, это бывший врач, доктор Чен, в свое время заведовавший гинекологическим отделением в пекинской больнице. Василиса работала у него операционной сестрой, и они попались на криминальных абортах. Василисе удалось вывернуться и даже бежать за границу, а доктор отсидел от звонка до звонка, лишился диплома, но по выходе из тюрьмы тоже ухитрился перебраться в Таиланд. Встретились они случайно, прямо у него в кабинете, когда Василиса сопровождала Машу, пожелавшую в очередной раз сделать массаж ног. В общем, двух дней не прошло с отъезда хозяина бунгало, а жильцов у него стало уже трое. Маша заявила, что ей только спокойнее, когда у нее под боком не только акушерка, но и врач. В-третьих, в Москву отбыла Женя, получившая лестное предложение сниматься в многосерийной мыльной опере «Третий не лишний» в роли спивающейся девственницы. С ней вместе умчался и Леонард, сдавший впопыхах два бунгало каким-то мутным и явно неплатежеспособным растаманам. Перед отъездом он оставил мне доверенность и попросил в случае необходимости по его просьбе пересдать или вообще продать эту недвижимость, если для дальнейшей жизни возле обожаемой им Жени ему потребуются деньги. Не знаю, почему я вызвала у него такое доверие, но, по-видимому, других кандидатур в «душеприказчики» у Леонарда просто не было.

У меня для общения оставались только соседи по поселку, но никто из нас к дружеской близости не стремился. Мы вежливо здоровались при встрече, спрашивали друг у друга, как дела, и с улыбкой шли каждый по своим делам. Меня образовавшийся вокруг вакуум не волновал.

Я все чаще говорила со своим ребенком. Он был молчаливым, но очень внимательным слушателем, и, когда я говорила о чем-то особо важном и серьезном, он замирал внутри моего живота, не толкаясь и не пихаясь просто так, как это случалось в другое время.

– Ну что, родной! Мы с тобой уже есть друг у друга! И мы есть у бабушки, и у Даши, и даже у твоего дефективного дяди Ромы! А это значит, что мы уже все равно победили, правильно?

Живот мой чуть-чуть вздрагивал чуть повыше пупка – значит, правильно!

– Теперь у нас есть еще один шанс быть всегда с твоим папой, правильно?!

Еще один деликатный толчок.

– А если этого не получится, то все равно у тебя лучший в мире папа и по-своему неплохая мама!

Чуть более сильный – возмущенный!