— А я и не собиралась,— выпалила она вдруг с какой-то ребяческой задиристостью: ее стали раздражать все загадки этой страны, высокомерный тон Пава, его постоянная демонстрация собственной силы и могущества, необходимость чувствовать себя в долгу перед ним за то, что он спас ее от чар белой ведьмы,— Гора сама пришла ко мне! Я только на нее посмотрела, как она тут же прибежала.
Смех Пава был подобен реву быка, его раскаты были такими мощными, что, казалось, сами небеса задрожали. Кровь прилила к щекам Джирел.
— Тебе пора узнать, в чем секрет твоей страны по имени Ромн,— сказал он снисходительно.— Эта страна совсем не похожа на тот мир, откуда ты появилась. Со временем, когда я обучу тебя всем приемам и тайнам магии, ты поймешь всю необычность Ромна. А пока достаточно просто понимать, что расстояние здесь — совсем не то, как в твоем прежнем мире. Пространство и материя здесь подчиняются силе мысли, и, если нужно куда-нибудь попасть, достаточно лишь сосредоточенно посмотреть туда, и ты окажешься в этом месте. Как только станешь моей королевой, я покажу тебе Ромн в его настоящем виде, и ты увидишь своими глазами, что это за удивительная страна.
И снова от злости у Джирел перехватило дыхание. Теперь она не слишком боялась его, ведь в руках у нее было оружие, о котором он и понятия не имел. Она знала его уязвимое место.
— Не бывать этому! Скорее я убью тебя! — выкрикнула она дерзко.
Пав только презрительно рассмеялся.
— Куда тебе,— пророкотал он,— Я ведь уже говорил: это невозможно. Или, может, ты думаешь, я ошибаюсь?
Она пронзила его пылающим взглядом своих желтых глаз и... едва не проболталась. С губ ее чуть не сорвалось неосторожное слово, она чуть не похвасталась, что знает его тайну, но вовремя умолкла и лишь отвернулась, сдерживая злость. И вновь раздался рокочущий, издевательский смех такой силы, что ей снова сделалось страшно.
— Ну что, как твои успехи, нашла против меня оружие? — продолжал он снисходительно и вместе с тем высокомерно.
Она помолчала. Что ответить? Ведь чтобы применить оружие, надо снова попасть, причем вместе с Павом, в тот самый зал, где стоит его идол.
— Нет,— дрожащим голосом ответила она.
— Тогда вернемся во дворец и подготовимся к церемонии, которая возведет тебя в сан моей королевы.
Еще не утихла дрожь в ее теле, которая всегда почему-то охватывала ее при звуках его низкого, рокочущего голоса, как скала за их спиной и все остальное окружение растворились, словно мираж, сквозь пелену которого проступило пламя, которое горело над головой идола — того самого гигантского идола в огромном черном зале без потолка, стены которого вдруг с магической быстротой сомкнулись вокруг них. Джирел в изумлении озиралась по сторонам — действительно, трудно поверить, что, не сделав ни шагу, можно вновь оказаться в том же месте, где она очнулась после своего ранения.
Она вдруг вспомнила, как с жаром поклялась скорее умереть, чем подчиниться Паву. Только теперь она выступит против него не с пустыми руками. Теперь ей нечего бояться. Джирел внимательно огляделась.
Вот он, этот огромный черный идол. О, как грозно он возвышается над нею. Джирел внимательно всмотрелась в огненную диадему вокруг головы этого изваяния с лицом Пава. Пока она не очень понимала, что надо делать и как. Но решение ее твердо: она готова на все, лишь бы не подчиниться темной силе этого большого черного человека, стоящего возле нее.
Тяжелые руки легли ей на плечи. Она вдруг оказалась в объятиях Пава, словно кукла, завернутая в бархатную упаковку юбок. Горячее дыхание опалило ей лицо, и, как два черных свирепых солнца, вспыхнули над ней эти глаза, взгляд которых невозможно было вынести. Снова волна ярости поднялась в ее груди, она закричала и попыталась вырваться, обеими руками упершись ему в грудь. И как ни странно, Пав сразу же отпустил ее. Джирел даже немного опешила от неожиданности. Но он железной хваткой схватил ее руку и резко повернул к себе. Джирел задохнулась от боли и беспомощно упала на колени. Над ней прогремел густой, зловещий голос короля Ромна. И даже столь мужественная воительница, как Джирел, не могла не затрепетать от этого исполненного дикой силы рокочущего баса.
— Если еще раз посмеешь брыкаться, я тебя так проучу, что запомнишь навсегда,— ты и представить не можешь своим жалким умишком, какой это ужас. И я повторять не стану. Не выводи меня из себя, Джирел, ибо в гневе Пав поистине страшен. Ты не нашла против меня достойного оружия, тебе нечего противопоставить моей мощи, и потому теперь ты должна подчиниться мне, таков наш уговор. Готова ли ты выполнить его, Джирел Джори?
Она склонила голову, чтобы спрятать усмешку — ей не терпелось продемонстрировать свое оружие.
— Да,— тихо ответила она.
И вдруг в лицо ей дунул холодный ветер и на нее пахнуло ледяной пустотой подземелья, а в ушах задребезжал знакомый писклявый голосок, словно эхо, многократно отраженное от сводов невообразимой пропасти.
— Пусть оденет тебя в подвенечное платье. Проси! Проси немедленно!
В памяти ее промелькнул обтянутый белой кожей череп: в пустых глазницах ходят тени, словно эти провалы опутаны паутиной. И бледный рот кривится, усмехаясь глумливо, а может, и коварно, подстрекая ее к действию. Но Джирел не осмелилась ослушаться — слишком много она поставила на карту, заключив с ведьмой сделку. Может, и опасно доверять ей, но куда большая опасность подстерегает ее прямо сейчас — она таится в черных, как ночное небо, глазах Пава. Но вот отзвучал в ее ушах скрипучий голосок, улегся порыв ветра, принесший запах склепа, и она услышала собственный голос:
— Я хочу встать — я готова. Но неужели на собственной свадьбе я буду без подвенечного платья? Черный цвет может принести несчастье невесте.
Скорей всего, голос ведьмы звучал только в ее ушах и Пав не слышал его: на лице его не дрогнул ни один мускул, во взгляде не было заметно подозрительности. Железные пальцы разжались и отпустили ее руку. Джирел проворно вскочила на ноги, потупив глаза, опасаясь, как бы Пав не заметил торжествующего блеска в ее глазах.
— Подвенечное платье,— напомнила она ему все тем же несвойственным ей мягким голосом.
Он засмеялся и повел вокруг себя взглядом. И сколько было величия и властности в этом взгляде и повороте головы! — одного этого было достаточно, чтобы немедленно появилось то, что требуется королю Ромна. И вдруг под горячим, словно черное солнце, взглядом Пава вокруг нее затрепетали голубые язычки пламени.
Голубые огоньки все разгорались, потрескивая и мерцая, все крепли, мягко поглаживая ее тело своими язычками, и вместе с тем она все больше слабела. Смертельная усталость вдруг охватила Джирел, ей казалось, что жизнь вытекает из нее по капле и сгорает в этом ласковом, прохладном пламени. Но она ликовала, зная, что вся ее сила переходит в пламя, которое должно подавить пламя Пава.
Вновь дунул порыв промозглого ветра, будто неожиданно распахнулась дверь, ведущая в могильный склеп. И вслед за этим неуловимым дуновением, не шевельнувшим ни единым волосом рыжей Джирел, откуда-то из немыслимого далека, из запредельных пространств, словно едва слышное эхо, зазвучал голос ведьмы:
— Сосредоточься на пламени — немедленно, немедленно! Скорее! Скорее! О, какая дура!
И холодный насмешливый, колючий хохот, словно тонкая тень, поплыл по бесконечным, не имеющим измерений пустотам. Едва стоя на ногах от слабости, Джирел все же послушалась белую ведьму. Насмешка в ее далеком голосе хоть и рассердила ее, тем более что она не могла понять, над чем смеется ведьма,— эта насмешка придала ей силы, как придают силы уставшей лошади острые шпоры всадника. Как и прежде, Джирел чувствовала в словах ведьмы скрытую угрозу, но оставила это без внимания: она понимала, что ей не будет покоя, пока Пав не умрет, и была готова заплатить любую цену за его смерть.
Джирел до крови закусила губу и собрала все свои силы, чтобы сосредоточить внимание на пламени, горевшем вокруг огромной головы идола. Она понятия не имела, что произойдет после. Голова ее шла кругом, глаза застилал туман, но, сильно закусив губу, она усилием воли направила пламя, мягко бегущее по ее телу, прямо на огненную корону, обрамляющую величественный лоб статуи.
