Еще не закончив говорить, он поднял свой сверток так, словно в руках у него было смертоносное оружие. Он приблизил сверток к лицу Смита, и в глазах его мелькнула тень смерти, омрачив его и без того измученное бледное лицо. На миг Смиту показалось, что из свертка вырвался невыносимо яркий пучок света, хотя на самом деле ничего такого не было — худые бледные пальцы жреца сжимали обычный сверток, больше ничего.
На мгновение, столь короткое, что оно даже не запечатлелось в сознании, смерть жадно коснулась Смита. Но в тот же миг, когда руки жреца угрожающе поднялись, за его спиной вспыхнуло голубое пламя и раздался знакомый звук выстрела. На миг лицо лунянина перекосилось от боли, но потом резкие черты его смягчились, словно на него нашло умиротворение и необыкновенный покой, и наполненные страданием глаза погасли. Он упал как подкошенный, и квадратная коробка выпала из его рук.
Ярол на секунду склонился над распростершимся на парапете телом, быстрым движением сунул бластер в кобуру и с опаской оглянулся по сторонам.
— Надо сматываться! — беспокойно шепнул он,— Давай-ка двигать отсюда, да поскорее!
Смит слышал, как за его спиной уже раздавались крики и чей-то торопливый топот. Он мельком бросил жадный взгляд на валяющийся рядом с телом квадратный пакет, но времени терять было нельзя; он мощным прыжком перескочил через труп и помчался по наклонному пандусу вслед за мелькающими пятками Ярола. Не прошло и минуты, как они уже были на нижнем ярусе и затерялись в толпе. Так Смит никогда и не узнал, что было в том пакете.
Джулхи
© Перевод В. Яковлевой.
Лучше и не начинать рассказывать про шрамы Смита — получится целая сага. Его смуглая, загорелая кожа с ног до головы была покрыта отметинами — следами минувших схваток. Опытный глаз знатока без труда узнал бы отчетливые следы ударов ножа и звериных когтей, ожогов бластера и глубокие раны от марсианского кринга, тонкие, но заметные шрамы венерианского стилета, крестообразные длинные полосы кнута, применяемого для наказаний на Земле. Но один или два шрама могли бы поставить в тупик даже самого опытного и проницательного наблюдателя. Вот этот, например, очень странный спиралевидный красный венчик, похожий на экзотический кровавый цветок, на левой стороне его груди, как раз в том самом месте, где билось его неукротимое сердце...
В беззвездном мраке беспросветной венерианской ночи взгляд бесцветных стальных глаз Нордуэста был остр и насторожен. Он застыл и не шевелился — двигались только его беспокойные глаза. Он прижался всем телом к стене, к каменной стене, о чем с уверенностью доложили ему его чувствительные пальцы,— каменной и холодной. Но он ничего не видел и понятия не имел, где находится и как попал сюда. Всего пять минут назад он открыл глаза и не увидел ничего, кроме мрака,— о да, он был сильно озадачен. Он с тревогой и беспокойством всматривался в эту непроницаемую мглу, тщетно пытаясь отыскать в ней хоть что-нибудь, за что можно было зацепиться взгляду. Ничего. Полный мрак. Его окружала бесформенная, однородная темнота, и хотя органы чувств говорили ему, что он находится в замкнутом пространстве, в этом чувствовалось какое-то противоречие: воздух был свежим, и откуда-то тянуло ветерком.
Он настороженно пригнулся и застыл без движения, ощущая запах земли и холодного камня, и еще слабый запашок, и этот запашок был ему незнаком; он настороженно и бесшумно подобрал ноги, удерживая равновесие одной рукой, держась за прохладную каменную стену, напрягшись, как стальная пружина. В темноте не чувствовалось никакого движения. Он ничего не видел, ничего не слышал, но шестым чувством ощутил движение, будто кто-то или что-то осторожно подвинулось к нему ближе. Он протянул ногу, ощупывая почву вокруг себя: она была твердой, и он шагнул немного в сторону, потом сделал еще один бесшумный шаг, затаив дыхание. И оттуда, где он только что стоял, прислонившись к стене, он услышал тихий звук: будто чьи-то руки шарили по холодному камню, чьи-то липкие руки, таким был характер этого звука. И к нему прибавился еще один звук: будто кто-то нетерпеливо шептал что-то — или это было частое дыхание? Когда на мгновение ветерок стихал, Смит вполне отчетливо слышал, будто что-то трется о камень, но это не была ни подошва ноги, ни звериная лапа, ни змеиная кожа, а нечто похожее на все три звука вместе.
Рука Смита инстинктивно дернулась к бедру — но не нашла чего искала. Куда он попал, как он здесь оказался — об этом у него не было ни малейшего представления, но ясно было одно: оружие, которое всегда было при нем, исчезло, и он понимал, что это не случайно. Существо, которое теперь преследовало его, вздохнуло, потом еще раз, и снова звук этот показался Смиту странным; шорох по каменной стене раздался снова, на этот раз он был неожиданно, ужасающе быстрым, и вдруг что-то коснулось Смита и ударило словно электрическим разрядом. На него опустились чьи-то руки, но он уже не понял этого, не понял, что руки эти не принадлежали человеческому существу, ибо странный трепещущий удар погрузил его сознание во мрак.
Когда Смит снова открыл глаза, он почувствовал, что опять лежит на холодном камне и опять, как и тогда, когда он очнулся в первый раз, беспредельный мрак окружает его со всех сторон. Он лежал, должно быть, там же, где упал, когда преследователь настиг его, но он не был ранен. Он подождал немного, чутко вслушиваясь, пока уши его не заболели от напряжения и полной, абсолютной тишины. Насколько его острые, как лезвие бритвы, чувства говорили ему, он был здесь совершенно один. Ни единый звук не нарушал этого совершенного безмолвия и мрака, ни шороха, ни звука осторожного подкрадывания, ни даже постороннего запаха. Он снова с большими предосторожностями встал на ноги, опираясь на невидимые глазу камни, размял члены и ощупал себя со всех сторон, чтобы окончательно убедиться, что он не ранен.
Пол под ногами был очень неровный. Ему вдруг пришло в голову, что он находится, должно быть, в развалинах какой-то древней постройки, поскольку запах сырого камня, холод и заброшенность этого места не оставляли возможности думать иначе, а кроме того, сквозняки гуляли по всему помещению, значит, где-то есть большие щели, или проломы, или что-нибудь в этом роде. Он на ощупь стал пробираться вдоль неровной и кое-где разломанной стены, спотыкаясь о валяющиеся куски камня и напрягая все свои чувства, стараясь уловить хоть что-нибудь в этой абсолютной тьме вокруг. Тщетно Смит пытался вспомнить, как он попал сюда. В памяти всплывали лишь отрывочные и смутные видения: безымянная забегаловка, много, слишком много сегира, приглушенные голоса, шум, смятение... потом темнота, провал в памяти — и вот он очнулся здесь, в полном мраке. В виски наверняка что-то добавили, оправдывался он перед самим собой, но эта мысль уже начинала его потихоньку сердить: кто это такой смелый выискался, что не побоялся поднять руку на Нордуэста Смита?
И вдруг он застыл как камень, не успев опустить поднятую ногу: совсем близко что-то почти беззвучно зашевелилось в темноте. В голове у него одно за другим побежали смутные видения: кто же этот невидимка, который захватил его и держит тут? Что это за чудовище передвигается как змея, скользя по земле, а руки у него оснащены странным устройством, которое наносит оглушительные удары немыслимой силы. Он стоял, застыв на месте и размышляя: интересно, а оно само видит меня в этом мраке?
Рядом с ним по камню прошуршали чьи-то ноги, и кто-то быстро, торопливо задышал ему в ухо и провел рукой по его лицу. Раздался короткий вдох, а потом Смит выбросил обе руки вперед, чтобы схватить это невидимое существо. И тут же от удивления у него перехватило дыхание, а потом он не смог удержаться от сдавленного смеха: в его руках оказалась явно какая-то девица — вряд ли в данном случае осязание его обманывало.
Резким движением он притянул ее к себе, но увидеть ее лицо в этой темноте не было никакой возможности, зато по округлым и упругим формам он сразу понял, что девица молода и очень даже женственна. А по тому, как она дышала, он догадался, что от страха она вот-вот потеряет сознание.