Джирел открыла глаза. Ее окружала кромешная тьма. Какое-то время она лежала неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Постепенно к ней возвращалось сознание, она вспомнила, что произошло накануне, закрыла лицо руками и, тихонько выругавшись, всхлипнула. Замок Джори пал. Не в силах поверить в случившееся, она застыла без движения, глядя в темноту.

От мрачных мыслей ее отвлекли чьи-то шаги: кто-то неподалеку ходил взад-вперед по каменному полу. Она приподнялась и прислушалась, пытаясь понять, в какой части замка ее, хозяйку Джори, посадили под замок. Джирел догадалась, что это шаги часового. Должно быть, ее бросили в одну из крохотных камер главной башни. Она осторожно поднялась на ноги, и с губ ее снова сорвалось проклятие: закружилась голова и кровь застучала в висках. В кромешной тьме она ощупала стены камеры. В углу стоял небольшой деревянный табурет. Слава богу, облегченно вздохнула она и, ухватив его за ножку, бесшумно прошла вдоль стены и остановилась у двери.

Часовой потом рассказывал, что из темницы до него донеслись жуткие крики о помощи, которые он вряд ли когда-нибудь забудет. Он хорошо помнил, что отпер дверь. Что было дальше — полный мрак. Его нашли в запертой камере с проломленным черепом.

Джирел бесшумно поднималась по темной лестнице северной башни. Сердце ее жаждало крови. В жизни ей не раз доводилось испытывать ненависть, но сейчас буквально все ее существо содрогалось от бешеной ярости. Во мраке ночи ей все время мерещилось насмешливое, исполосованное шрамами лицо Гийома, его сверкающие зубы, рот, обрамленный бородкой. Она все еще чувствовала на губах его отвратительный, тяжелый поцелуй, тело помнило его мощные объятия. От приступа дикого бешенства у нее даже в глазах помутилось, и пришлось опереться рукой о стену, чтобы устоять на ногах. Она шла, а перед глазами ее плавали красные круги. Но скоро это прошло. Она усмирила свои эмоции, и тогда у нее в голове мелькнула одна замечательная мысль, от которой у нее даже дух захватило. Дрожа от возбуждения, Джирел расправила плечи и, оскалясь, как волчица, продолжила путь.

Взглянув через бойницу в стене на звезды, она догадалась, что близилась полночь. Никем не замеченная, Джирел бесшумно поднялась по лестнице. Ее комнатка на самом верху башни была пуста. Даже служанка, которая всегда спала на соломенном тюфяке, куда-то спряталась этой ночью. Джирел сама сняла с себя доспехи, хоть для этого ей пришлось изрядно потрудиться. Ее замшевая рубаха из оленьей кожи вся была пропитана потом и кровью. Она с отвращением зашвырнула ее в угол. Глаза ее уже не горели холодной волчьей яростью, и лишь в глубине их таилось едва сдерживаемое пламя. Натянув на себя через взъерошенную рыжую голову чистую рубашку, она улыбнулась и облачилась в короткую тунику-кольчугу. Закрепила на ногах наголенники, которые некогда принадлежали одному легионеру,— они достались ей по наследству еще с тех времен, когда Рим правил миром. На ремень повесила кинжал, в руки взяла, вынув его из ножен, свой двуручный меч, вышла из комнаты и снова стала спускаться по лестнице вниз.

Она знала, что этой ночью Гийом со своими воинами будет праздновать победу в парадном зале. Джирел догадалась, что большинство ее врагов наверняка уже мертвецки пьяны и спят без задних ног — в замке стояла гробовая тишина. Она со злостью представила, сколько бочек прекрасного французского вина, должно быть, перевели эти негодяи. В голове ее промелькнула мысль, что такой решительной женщине, как она, да еще вооруженной мечом, ничего не стоит подпортить им праздничное настроение, прежде чем они смогут ее схватить. Но она тут же отбросила эту идею: Гийом, конечно же, повсюду расставил часовых, да и потом, было бы глупо променять только что обретенную свободу на такие пустяки, как простая месть.

Итак, она спустилась по темной лестнице вниз, прошла через центральный зал, где спали сраженные вином воины, и свернула в тускло освещенную часовенку, бывшую предметом особой гордости жителей Джори. Джирел надеялась найти там отца Герваса, и предчувствие ее не обмануло. В своих темных одеяниях он стоял, коленопреклоненный, у алтаря, и звездный свет падал на его тонзуру сквозь узкое окно.

— Дочь моя! — пролепетал священник, поднявшись с колен.— Дочь моя! Неужели тебе удалось сбежать? Подожди, я сейчас же приведу тебе коня. Если ты проскользнешь незамеченной мимо часовых, к утру уже будешь в замке своего кузена.

Но Джирел, подняв руку, прервала его.

— Нет,— сказала она.— Этой ночью я не стану покидать замок. У меня есть кое-что поинтересней встречи с кузеном. Прошу тебя, отпусти мне мои грехи, отче.

— Что? — Он с недоумением посмотрел на нее.

Джирел опустилась перед ним на колени и нетерпеливо вцепилась в подол его грубой рясы.

— Исповедуй же меня! Сегодня ночью я собираюсь спуститься в ад, чтобы просить у дьявола оружие. И, кто знает, может, обратно мне вернуться не суждено.

Гервас склонился над ней и дрожащими руками обхватил ее плечи.

— Посмотри мне в глаза! — потребовал он.— Ты понимаешь, что говоришь? Ты собираешься...

— Да, я собираюсь отправиться вниз! — твердо сказала она.— Только мы с тобой знаем об этом подземном ходе, отец. Но даже нам не известно, куда он ведет и что таится там, в глубине. Но ради того, чтобы найти оружие против этого человека, я пойду на любой риск.

— Если бы я поверил тебе,— прошептал он,— я бы немедленно разбудил Гийома и передал тебя в его руки. Даже в этом случае участь твоя была бы не столь страшна, дочь моя.

— Я готова пройти через ад, чтобы спастись, ты что, не понимаешь? — сердито зашипела она.— О, всем известно, недотрогой меня не назовешь, я не прочь поиграть в любовь, если мне этого хочется, но неужели ты думаешь, что я соглашусь стать игрушкой мужчины на пару ночей, чтобы потом он сломал мне шею или продал в рабство, а главное, что мужчина этот — Гийом! Неужели тебе это непонятно?

— Эго был бы, конечно, позор,— кивнул Гервас,— но выслушай меня, Джирел! Того, кто смиренно примет позор, ждет искупление и отпущение грехов, того же, кто выберет второй путь,— геенна огненная. И вот еще что, Джирел: если ты спустишься вниз, то можешь остаться там на веки вечные и душой и телом!

Но она лишь пожала плечами в ответ.

— Ради того, чтобы отомстить Гийому, я отправлюсь куда угодно, даже если буду знать, что в наказание мне суждено вечно гореть в адском пламени.

— Джирел, ты не понимаешь, о чем я говорю. Это страшнее адских мук. То, о чем я говорю, несравнимо ни с каким адом. Само пламя Сатаны — райское дуновение по сравнению с теми мучениями.

— Я знаю. Ты думаешь, я бы пошла на такой риск, если бы не была твердо уверена в своей правоте? Где еще мне найти такое оружие, если не за пределами владений Господа Бога?

— Джирел, ты не посмеешь!

— Отец Гервас, я твердо решила. Ты исповедуешь меня?

Ее горящие желтые глаза, сверкнув в свете звезд, встретились с его взглядом.

Он не выдержал ее взгляда и опустил голову.

— Ты — моя госпожа. Я даю тебе благословение Господа, хотя там оно тебе вряд ли поможет.

Она вернулась в главную башню и снова отправилась в подземелье. Долго Джирел спускалась в кромешной тьме по покрытым мхом и пропахшим сыростью каменным ступеням, на которые никогда не падали лучи солнца. В другой раз ей, может, было бы страшновато, но сейчас яркое пламя ненависти в ее глазах, как факел, освещало путь. Джирел словно все еще чувствовала на себе прикосновение рук Гийома, тесно сжавших ее тело, и его губы, впившиеся в ее губы. Она даже пару раз тихонечко всхлипнула, но злость ее была столь сильна, что слезы быстро высохли на щеках.

Долго шла она в кромешной тьме, пока наконец не уперлась в стену. Одной рукой — чтобы не класть меч на землю — она принялась вынимать из стены шатающиеся камни. Камни эти никогда не были скреплены известью, так что вынуть их не составило большого труда. Наконец путь был расчищен, она шагнула в образовавшийся проход и почувствовала, как нога ее поскользнулась, ступив на влажный булыжник. Она отбросила камень в сторону и сделала проход пошире, чтобы при возвращении, если она, конечно, вообще вернется, ей бы ничто не помешало быстро пролезть через дыру.