Холодным субботним днем в начале 1944 года Фукс шел по Генри-стрит, расположенной в восточной части Манхэттена. Если бы кто-нибудь обратил на него внимание, то заметил бы, что Фукс выглядит достаточно странно. Выполняя инструкции, полученные от Сони, он шел по улице и нес теннисный мячик. На Генри-стрит стоял ночлежный дом, из которого навстречу Фуксу вышел низкий, смуглый, довольно полный лысеющий американец в толстых очках. Мужчина был в перчатках и, что опять же выглядело странно, держал в руке вторую пару перчаток. Это был опознавательный сигнал для Фукса.
«Скажите, пожалуйста, как пройти к центральному вокзалу?» — спросил этот человек Фукса.
Они обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами. Нужные пароли и отзывы были получены. «Раймонд?» — спросил Фукс.
Раймонд ничего не знал об атомной программе Союзников. Он составил Фуксу компанию, и по дороге Клаус сообщил Раймонду базовые данные о делении ядра, разделении изотопов и газовой диффузии. У Фукса еще не было никаких документов, которые он мог бы передать. Сообщники договорились о следующей встрече.
Фукс никогда не знал своего связного под другим именем — только как Раймонда. На самом деле это был Гарри Голд, еврей родом из Швейцарии, выпускник химического факультета. Его привезли в Америку ребенком, в возрасте всего двух лет. Агентом СССР Гарри стал в 1936 году. Он передавал информацию о химических производствах, которую добывал на заводе Pennsylvania Sugar — там он работал. Посредником было советское агентство торговли с зарубежными странами «Амторг».
Хотя Голд и разделял советское представление о справедливом обществе (или как минимум то представление об обществе, которое навязывалось советской пропагандой), этот шпион никогда не был горячим сторонником коммунистических идей или Советского Союза. Голд так и не вступил в партию. Он не требовал вознаграждения за добываемую информацию. Голд был социально неприспособлен. Возможно, он стал заниматься шпионажем просто потому, что его об этом попросил некто, подсобивший с поисками работы — то есть стал разведчиком из благодарности.
Можно предположить, что Голд постоянно фантазировал о себе и своей жизни. Он жил в Филадельфии, был холост и одинок. Но он мог душещипательно рассказывать о своей жене, о ее измене и о том, как после развода она запретила ему видеться с детьми. Он говорил о своем младшем брате Джо, погибшем во время военных действий на Тихом океане. У него действительно был младший брат Джо, но он не просто жил и здравствовал, но даже имел награду за мужество.
Его доступ к секретным данным достаточно ограничивали, и вскоре польза от него как от шпиона сошла на нет. Голда перевели в связные, пока не дали этого последнего задания. Фукс и Голд несколько раз встречались в людных местах. Когда Фукс начал работать в Манхэттенском проекте, он в очередной раз передал отчеты, которые сам и составил. В основном это были технические статьи об эксплуатации К-25, крупного заводского газодиффузионного комплекса в Ок-Ридж, а также описания работы с применявшимися в то время защитными материалами. Несмотря на все меры безопасности, которые требовал соблюдать Гровс, засекреченные документы ученые часто брали с собой, гарантируя при этом, что не покажут их никому из третьих лиц. Фукс отдавал секретарше для печати свои рукописные отчеты: все отпечатанные отчеты и их копии находились на строгом учете, но рукописные оригиналы никак не контролировались. Фукс вручал свои бумаги Голду в самом конце каждой встречи. Таким образом, если бы их раскрыли агенты контрразведки, засекреченные документы нашли бы именно у Фукса.
В свою очередь, Голд передавал эти статьи, а также собственные отчеты о беседах с Гровсом контактному лицу из СССР. Это был нью-йоркский вице-консул и агент НКГБ Анатолий Яцков.
Фукс предупредил Голда, что работы в рамках Манхэттенского проекта надежно изолированы друг от друга, и он предполагает, что его переведут куда-то в юго-западную часть США к концу 1944-го или к началу 1945 года. Фукс был уверен, что недвусмысленно назвал Нью-Мексико, но Голду показалось «куда-то в Мексику». Фукс дал Голду кембриджский адрес Кристель и объяснил, что, если по каким-то причинам их контакт будет разорван, он оставит сообщение Голду у своей сестры. Тем не менее Голд был немало возмущен, когда 5 августа Фукс не явился на заранее назначенную встречу за бруклинским кинотеатром «Колокол». На следующую встречу Фукс также не пришел. Яцков узнал нью-йоркский адрес Фукса и приказал Голду пойти туда и прояснить ситуацию. Голд взял с собой роман Томаса Манна — на одной из страниц были записаны имя и адрес Фукса — и пошел в гости, выдумав для прикрытия повод, что якобы должен отдать Фуксу книгу, которую брал у него почитать. Из квартиры ему никто не ответил. Голд обратился к швейцару. Тот ответил, что Фукс уехал. Яцков приказал Голду затаиться и ждать.
После того как Теллер самоустранился от основных разработок теоретического отдела, Оппенгеймер решил перевести в Лос-Аламос Пайерлса. Бете и Пайерлс знали друг друга много лет (Бете останавливался у него, живя в Англии в 1934 году). И Бете, и Оппенгеймер считали, что Пайерлс лучше, чем кто бы то ни было, справится с работой над теорией имплозии. К лету 1944 года завод в Ок-Ридж уже стабильно работал, поэтому не было острой необходимости оставлять физиков из «Трубных сплавов» в Нью-Йорке для работы над теорией диффузии. Было решено, что Пайерлс и Фукс переедут в Лос-Аламос.
Итак, Фукс не явился на встречу с Голдом, так как уже был в Лос-Аламосе.
Плутоний-240: кризис
В Ок-Ридж действовал небольшой экспериментальный ядерный реактор — Х-10, впервые достигший критической массы в ноябре 1943 года. Х-10 предназначался для производства значительного количества плутония. Это плутоний планировалось применять в опытах, до того как начнутся регулярные поставки больших объемов плутония, крупные реакторы для синтеза которого строились в Дюпоне и Хэнфорде. Но физики из Лос-Аламоса сделали важное открытие, касающееся плутония, синтезируемого в реакторах, и это открытие поставило под сомнение само существование плутониевой бомбы. А без плутониевой бомбы Манхэттенский проект в лучшем случае мог сделать только бомбу на уране-235.
Физики обнаружили, что свойства плутония из уранового реактора значительно отличаются от свойств тех микроскопических доз плутония, которые были получены в циклотроне нейтронной бомбардировкой. Годом ранее Гленн Сиборг предупреждал о том, что плутоний, производимый в реакторе, может содержать небольшие количества изотопа 240Ри, образующегося из 239Ри после захвата еще одного нейтрона. В 1944 году Сегре доказал в созданной им же небольшой лаборатории, что Сиборг был прав. Чем дольше плутоний накапливался в ядерном реакторе, тем выше становилась доля плутония-240. Плутоний, доставленный из хэнфордского реактора, скорее всего, содержал весьма значительный процент изотопа 240Ри.
Проблема заключалась в том, что плутоний-240 оказался очень нестабильным, активно излучал альфа-частицы и был постоянным источником фоновых нейтронов. Сегре заключил, что скорость спонтанного деления плутония, полученного из Х-10, значительно выше, чем в образцах из циклотрона. Это явление можно было связать с очень высокой скоростью спонтанного деления плутония-240. Считалось, что при применении пушечного метода компоненты с докритической массой дают сверхкритическую массу в течение примерно одной десятитысячной доли секунды. Высокая же скорость спонтанного деления 240Ри вызовет попадание целого потока нейтронов в собираемую массу еще до достижения оптимальной конфигурации заряда. При попытке собрать сверхкритическую массу плутония пушечным методом неизбежно случится преждевременная детонация. При этом бомба «займется», но не взорвется, так как попросту невозможно собрать сверхкритическую массу достаточно быстро. Сборка должна протекать примерно в 100 раз быстрее, чего можно достичь только с помощью имплозии.
