Война с Германией вынудила СССР на непростой альянс с Великобританией и США. СССР начал пользоваться американской военной помощью, «ленд-лизом»[91]. Необходимость управлять закупками и поставками матчасти ленд-лиза — оружия, авиации, военной техники, оборудования — значительно расширила дипломатическое присутствие СССР в Америке. Среди прибывших в США дипломатов было немало разведчиков НКВД и ГРУ — Советский Союз начал беспрецедентную шпионскую атаку на союзное государство.

Павел Фитин, руководитель Первого отдела НКВД, организовал специальные резидентуры — базы для разведывательных операций — в советском посольстве в Вашингтоне, консульствах в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Вашингтонский резидент, или шеф резидентуры, Василий Зарубин (агентурный псевдоним — Василий Зубилин) прибыл в Америку в октябре 1941 года вместе со своей женой Елизаветой, которая также была агентом НКВД. Сталин лично поручил Зарубину собирать разведданные о планах США относительно Германии.

В конце 1941 — начале 1942 года советского вице-консула и агента НКВД Анатолия Яцкова (агентурный псевдоним — Анатолий Яковлев) и стажера Александра Феклисова[92] (агентурный псевдоним — Александр Фомин) официально направили на работу в советское консульство в Нью-Йорке по адресу Ист 61-стрит, 7, между Мэдисон и Пятой авеню. Работавшего в Нью-Йорке резидента НКВД Гайка Оваки- мяна раскрыло ФБР как шпиона НКВД в апреле 1941 года и выслало из страны. Задачи Овакимяна временно выполнял Павел Пастельняк, пока руководство нью-йоркской резиден- турой не поручили Зарубину.

Позже Феклисов рассказывал, почему его не беспокоила перспектива заниматься шпионажем в стране-союзнике. Он отмечал, что администрация Рузвельта применяла в своей политике двойные стандарты. США рассматривали Советский Союз в качестве союзника лишь временно, и то только потому, что советский социализм представлялся Америке меньшим злом, чем немецкий национал-социализм. Располагая привилегированным доступом к информации по ленд-лизу, Феклисов без труда понял, что США снабжает СССР оружием для обороны, а не для нападения. Он считал, что США и Великобритания стремились к тому, чтобы война с нацистской Германией максимально ослабила СССР, упростив таким образом для Запада контроль над послевоенными событиями

Резидентуру в Сан-Франциско организовали в ноябре 1941 года, ее членами стали вице-консул Григорий Хейфец и третий секретарь Петр Иванов. В их обязанности входило развертывание агентурной сети против Германии, а впоследствии Японии. Хейфец и Иванов активно участвовали в работе местного отделения Коммунистической партии США и других прогрессивных объединений, в частности Федерации архитекторов, инженеров, химиков и техников (ФАИXT).

Когда Курчатов попросил собрать более подробную информацию об американской атомной программе, необходимая разведывательная инфраструктура в США уже была создана. Но советские разведчики не могли напрямую подступиться к американским физикам-ядерщикам. Поэтому Фитин решил создать в Нью-Йорке особую резидентуру под названием «XY» — специально для сбора научно-технических разведданных. Руководителем резидентуры назначили Леонида Квашникова, агента НКВД с техническим образованием. Он прибыл в Нью-Йорк в январе 1943 года и занял пост и. о. резидента.

Фитин дал операции кодовое название «ЭНОРМОЗ»[93], что в переводе с английского означает «чудовищный».

Когда Курчатов указал в качестве основной цели советской разведки радиационную лабораторию Беркли, Хейфец и Иванов сразу приступили к вербовке связных среди радикально настроенных физиков этой лаборатории. Поскольку Оппенгеймер слыл своими «левыми взглядами», разведка неизбежно должна была выйти с ним на контакт.

Хейфец был дружелюбным, располагающим к себе человеком и хорошо говорил по-английски. Он знал многих физиков, представителей научных кругов и когда-то, будучи в 1930-е годы резидентом в Риме, планировал завербовать Ферми и Понтекорво. В декабре 1941-го и в 1942 году он пару раз встретился с Оппенгеймером на мероприятиях по сбору средств (Оппенгеймер знал Хейфеца только под именем «Мистер Браун»). Вскоре после первой встречи с Оппенгеймером Хейфец доложил в Москву об их частном разговоре за обедом, в ходе которого Оппенгеймер упомянул о письме Эйнштейна, адресованном Рузвельту, и о своей обеспокоенности недостаточно быстрым продвижением работ. Хейфец счел, что речь идет о секретном атомном проекте.

Позже, в 1942 году, с Джорджем Элтентоном, английским инженером-химиком, сблизился Иванов. Некоторое время назад Элтентон работал в Ленинградском институте химической физики вместе с известными советскими химиками Юлием Харитоном и Николаем Семеновым. Живя в СССР, Элтентон и его жена Долли стали убежденными коммунистами. Теперь Элтентон работал в лаборатории Shell Development в Эмеривилле, всего в километрах тринадцати от Беркли. Здесь он организовал ячейку ФАИХТ. Иванов рассказал ему, что по имеющимся данным работа в радиационной лаборатории Беркли связана с изучением атомной энергии. «Знаете ли вы кого-нибудь, кто участвует в этих работах?» — спросил он Элтентона. Элтентон вызвался найти подход к Оппенгеймеру через их общего друга, Хаакона Шевалье.

Шевалье, уроженец Нью-Джерси, франко-норвежец, был профессором французской литературы в Беркли, талантливым переводчиком, автором биографии Анатоля Франса. После визита во Францию в 1933 году и начала гражданской войны в Испании в 1936 году он стал приверженцем коммунистической идеологии. С Оппенгеймером Шевалье познакомился на собрании преподавательского совета, и они стали хорошим друзьями.

«Элтентон немного смущался, — вспоминал Шевалье. — Казалось, он не уверен в себе. Он говорил вокруг да около, и постепенно мне стало понятно, кто за ним стоял и в чем эти люди были заинтересованы — в секретном проекте, которым занимался Оппенгеймер». Позже Шевалье признавался, что не захотел шпионить в пользу СССР, но решил рассказать Оппенгеймеру о попытке Элтентона выйти с ним на связь.

Такая возможность представилась во время приема, который Оппенгеймер и его жена Китти организовавали у себя дома в Игл-Хилле[94]. Семья Оппенгеймеров готовилась к переезду из Беркли в Лос-Аламос и хотела провести прощальный

ужин с самыми близкими друзьями. Когда Китти и Барбара, жена Шевалье, стали дуэтом играть на фортепиано, Опп^н- геймер направился на кухню, чтобы приготовить свое прославленное мартини. Шевалье пошел за ним.

Свидетельства о том, что произошло далее, разнятся. По словам Шевалье, он просто описал свою беседу с Элтентоном и его предложение. Оппенгеймер ответил, что Шевалье правильно поступил, сообщив ему об этом сейчас, и, как показалось, был достаточно потрясен. Больше ничего они тогда не сказали.

Оппенгеймер же позже заявлял, что, по словам Шевалье, «через Элтентона можно передавать техническую информацию советским ученым». Это было откровенное предложение разглашать секреты, связанные с атомным проектом, Советскому Союзу.

В то время в браке Шевалье уже начались не лады, и спустя 40 лет озлобленная Барбара, уже бывшая жена Шевалье, писала о мотивах, которыми ее муж руководствовался тем вечером: «Конечно, я не была на кухне, когда Хаакон говорил с Оппи, но я знаю, что он собирался ему сказать. Я полностью уверена, что Хаакону было выгодно узнать, чем именно занимается Оппи, и сообщить об этом Элтентону. Кроме того, я думаю, что Хаакон вполне рассчитывал склонить Оппи на сотрудничество с русскими. Я знаю, так как у нас уже задолго до того были большие споры по этому поводу».

По версии, которую через много лет сообщила секретарь Оппенгеймера Верна Хобсон, Китти не хотела оставлять Оппенгеймера и Шевалье наедине, она вошла в кухню и также слышала предложение Хаакона. Китти сказала, что передача информации советской стороне — это предательство.