Заглянув в ванную, троица обнаружила, что их ждет почти холодная вода, и это, естественно, особого восторга не вызвало. Пришлось вставать на колени и разводить холодную воду горячей.

— Пены добавить?

— Да, — сказала Поппи.

— Нет, — сказала Кэти.

Я посмотрела на Кору.

— Пополам, — решила она.

Пополам? Я думала, так не бывает, пока не увидела, как все трое согнали пену в тот угол ванны, который заняла Поппи, а потом старательно следили, чтобы ни один клочок не нарушил демаркационную линию. Наконец мы отскоблили всех троих, насухо вытерли, проверили, как вычищены зубы, и приготовили ко сну. По-моему, нет зрелища прелестнее, чем три девчушки, с визгом играющие в ванне. Разве что та же троица, уже одетая в чистые пижамы с подвернутыми штанинами и рукавами, внимающая «Кошке и рыбке» в моем исполнении. На мой взгляд, книжка так себе, но девочкам понравилось.

Волшебные сорок минут я вдыхала чистый детский запах и наслаждалась воспоминаниями о том, как меня касались маленькие ладошки. Но когда Поппи оглушительно пукнула и все захихикали, я решила, что пора увозить Кору, пока баловство не довело до беды. Поначалу детские шалости выглядят безобидно, но даже оглянуться не успеешь, как они заканчиваются слезами. Я пожелала девочкам спокойной ночи и взяла на руки Кору — ее до сих пор совсем не трудно носить. Иногда мне даже кажется, что косточки у нее полые. На лестнице мы столкнулись с Каспаром. Я поцеловала крестника, поблагодарила за машину и пообещала в ближайшее время угостить обедом.

Уже у подножия лестницы меня окликнула Франческа, вышедшая из комнаты Кэти:

— Значит, до субботы? Кстати, ты Каспару про браслет сказала?

— Да ладно, пустяки.

Но Фран слишком организованна, чтобы просто махнуть рукой. Ей нравится отыскивать потерянные детали мозаики, даже если на поиски тратится целый день и приходится перерыть весь ящик с игрушками.

— Как он выглядит?

Я попалась.

— Из бус сделан. Коралловых.

— Тесса потеряла браслет у тебя в комнате, — сообщила Фран сыну. Она взялась за дело всерьез. — Где ты искала, Тесс?

Вот черт.

— Вокруг кресла и под кроватью. Застежка плохо держалась.

Врать я совсем не умела, и Каспар знал это. Выражение его лица было красноречивее слов: наврала — в штаны наклала!

— Не находил? — спросила у Каспара Фран.

Он медленно покачал головой, глядя на меня так, что я ежилась от неловкости.

— Что-то я не видел у тебя красного браслета, Тесса, — наконец заметил он. — Помню, в день приезда на тебе был белый.

— Вот это память! — Фран поцеловала сына в лоб. — Хорошо пахнешь, — отметила она, не замечая, как тревожно следит за мной Каспар.

— Каспар, улыбайся! — чирикнула Кора.

Я ведь говорила, от этой девчушки ничего не утаишь. Кора слезла с моих рук и поскакала вслед за Франческой. Мы с Каспаром остались вдвоем.

— Извини, Каспар…

— Ты рылась в моих вещах. Даже предки так не делают.

— Я волновалась за тебя.

— Елки! Я уже не ребенок.

— Ошибаешься.

Это слово вырвалось у меня внезапно, и я сразу поняла, что сморозила глупость.

— Ты бы не лезла не в свое дело, Тесса.

— Забыл, что сам звонил мне? (Ну и кто ведет себя как ребенок?) Я думала, тебе нужна поддержка.

— Типа — шмоны у меня в комнате, что ли?

Он отвернулся и пошел прочь.

— Каспар!

Нет ответа.

— Каспар!

— Отвали, Тесса. Обойдусь без твоей поддержки.

Дверь захлопнулась.

На обратном пути к Билли я слушала Кору вполуха, а думала о Каспаре. Поглощенная мыслями, я даже на вопросы отвечала невпопад. «Отчего волосы вьются?» — «Уже скоро приедем». Когда я что-то ляпнула не в тему во второй раз, Кора обиделась и обвинила меня в том, что я ее не слушаю. И справедливо обвинила. При всей моей любви к девочке даже ее непрерывная болтовня порой здорово раздражает.

Я притормозила возле кирпичного дома на Кенсол-Райз, где на первом этаже жила Билли. Она открыла дверь раньше, чем мы прошли по заросшему бурьяном саду. Билли похожа на балерину. У нее длинные темные волосы, которые унаследовала Кора, только уже с проседью, тонкие руки и такие же, как у дочери, карие глазищи. С тех пор как мы познакомились в коридоре дома, где снимали квартиры, Билли почти не изменилась — она и тогда походила на цыганку славянских кровей. В ее широкие юбки можно завернуться раз десять, топики обтягивали крепкое тонкое тело. За время нашего знакомства они входили и выходили из моды раза четыре. Только при Кристофе она отказалась от привычных нарядов. Кристоф предпочитал мини и шпильки, в которых Билли была похожа на несовершеннолетнюю гимнастку из-за «железного занавеса», наряженную секретуткой в угоду судье-педофилу. Украшения, в основном этнические и минималистские, наглядно свидетельствовали о социально-экономическом статусе Билли — а значит, со своим положением она примирилась.

Билли улыбнулась дочери.

— Ты моя самая большая удача! — Она схватила малышку в объятия.

Адвокат ничем не порадовал, заключила я, глядя, как Кора прижимает ладошки к щекам матери. Билли ищет утешения у Коры. Лучше бы она искала его в окружающем мире, но Билли считает, что в нем ей нет места. Кристофу она отдала так много, что порой становится страшно: осталось ли у нее хоть что-нибудь?

— Хорошо съездили? — спросила Билли.

— Здорово! Пекли в саду пирог с волшебными кристаллами, от которых попа зеленеет.

Билли удивленно посмотрела на меня, я пожала плечами.

— Ты все равно не поймешь, — важно добавила Кора и направилась к двери квартиры, где они жили с матерью и помощницей по дому, полькой Магдой.

На троих у них всего две спальни. Раньше у Коры была своя комната, а Билли нанимала дорогих приходящих нянь, поэтому каждый месяц с трудом сводила концы с концами. Зная, что Билли спит одна. Кора каждую ночь прокрадывалась к ней в комнату и пристраивалась рядом. Все твердили Билли, что девочка должна спать в своей постели. Но Кора научилась пробираться к матери так тихо, что Билли даже не просыпалась, потому и не могла унести ее обратно. Наконец я предложила Билли найти другое применение пустующей детской — нанять помощницу, чтобы та готовила завтрак, забирала Кору из школы и присматривала за ней, пока сама Билли на работе. При этом платить няне пришлось бы на треть меньше, а ребенок был бы под присмотром. Мы подсчитали месячные затраты и поняли, что укладываемся в бюджет. Билли не склонна к излишествам, поэтому скоро сумела расплатиться с долгами. Магда — ее спасение. У нее и приятель есть, поэтому вечерами Билли остается с дочерью наедине, хотя и не очень часто. И все довольны. Даже Кора, которая спит вместе с матерью и роется в шкафу с ее одеждой. Жизнь Коры началась в реанимации, затем последовало несколько месяцев в обычной палате. Она может уснуть где угодно и когда угодно. Билли ложится, встает, выходит в туалет, красится, а ее малышка мирно спит, свернувшись клубочком. Если меня сейчас утешала чужая фотография в рамочке, то утешением Билли всегда служила ее дочь.

Этим вечером я удостоилась чести уложить Кору в кровать Билли, но последний поцелуй девочка приберегла для матери. Притворив дверь, Билли повела меня в кухню, достала бутылку вина, два бокала и штопор. Мы устроились на диване, и я кивнула Билли:

— Ну, рассказывай.

— Придется снова тащиться в суд, — сообщила она безучастно.

— Зачем?

— Изменился порядок учета доходов. Я должна получать семнадцать процентов.

— Это много?

— Если он будет и дальше скрывать доходы — нет. Он строит яхты для какой-то шишки за границей, там же остаются и деньги. Если верить ему, он зарабатывает гроши, значит, имеет право требовать снижения алиментов. В худшем случае — на десять процентов.

— Что же тогда достанется тебе?! — Я очень старалась не заводиться. Разговоры об алиментах мы вели с тех пор, как появилась Кора.

— Ноль. Он не говорит, что ничего не зарабатывает, просто не декларирует доходы, поэтому у меня один выход: подать в суд. Если бы не взяточники и не зарплата в конвертах! В общем, что будет — неизвестно.