– Даже лучше минут, проведенных со Сьюзен?

– Это трудный выбор, – усмехнулся Дент.

– Она дарила вам тот же кайф, что и полет на самолете?

– Сьюзен… нет. Секс… гм. Хотя это близкие по-нятия.

– Вы помните, когда вы пришли в парк?

– Дайте вспомнить. – Дент положил руки на стол и подался вперед: – Слушайте, давайте еще поговорим на другую тему.

– Какую?

– Секс и полеты. Секс и все прочее. Секс и, скажем, написание книг. – Его взгляд переместился на губы Беллами. – Будь у вас выбор, чем бы вы сейчас занялись?

– Вы заигрываете со мной?

– А вы как думаете?

Беллами поняла, что краснеет. Интересно, Дент заметил? Ей не хотелось бы. Увы, улыбка Дента была такой коварной и соблазнительной, что Беллами как будто вновь превратилась в застенчивую, закомплексованную, не уверенную в себе двенадцатилетнюю девчонку.

– Это вряд ли пойдет вам на пользу, – ответила она. – Даже будь я готова сравнить секс с моей профессией, я бы не хотела, чтобы меня сравнивали с моей сестрой.

Улыбка разом слетела с лица Дента, и он вновь посмотрел ей в глаза:

– Я бы не стал этого делать.

– Стали бы.

– Нет, не стал. В любом случае я даже не помню, что чувствовал, когда бывал с ней.

– Потому что после Сьюзен у вас было слишком много других девушек?

– Знаете, я холостяк со здоровым сексуальным аппетитом. Я сразу говорю женщинам, с которыми сплю, что в свою постель силой никого не загоняю. Мы помогаем друг другу регулировать наш гормональный уровень, а потом каждый живет своей жизнью, без всяких обид и претензий.

– Вы уверены? Вы когда-нибудь спрашивали их мнение?

Дент медленно опустился на стул и, секунду помолчав, сказал:

– Давайте договоримся. Так и быть, я расскажу вам о своей сексуальной жизни, но при одном условии: вы признаетесь мне, почему развелись.

Дабы не попасть в расставленные им сети, Беллами вновь перевела разговор в нужное ей русло:

– И все же, в котором часу вы оказались в парке?

– Дайте вспомнить, – усмехнулся ее собеседник. – В котором часу я оказался в парке?

Не знаю. Я и Дейлу Муди точно не смог сказать, во сколько, и, по его мнению, это ставило под сомнение мою невиновность. По пути туда я увидел воронку смерча. И понял, что парк непременно окажется у него на пути. Когда я там оказался, там уже творился кромешный ад.

Это было похоже… Вообще-то, вы сами знаете, на что это было похоже. Люди кричали, как безумные. Многие были ранены. Истерика. Паника. Шок. Как на войне. Такой ужас я видел впервые.

– Вы были на войне?

– Служил в авиации. В Ираке. Нашу базу как-то обстреляли из ракет. Этим негодяям повезло. Часть их ракет попала точно в цель. Тем из нас, кому повезло остаться в живых, пришлось… пришлось убирать останки погибших. – Лицо Дента приняло суровое выражение. – Война с воздуха, когда летишь в нескольких километрах над землей, выглядит совсем не так, чем когда тебе приходится собирать то, что осталось от твоего товарища, члена твоего экипажа.

Дент потянулся за стаканом и сделал глоток. Теперь они избегали смотреть друг на друга и какое-то время молчали. Первой заговорила Беллами, задав вопрос о том, что он увидел после торнадо.

– Вашего отца. Он бежал и вопил, как ненормальный. Сложив руки рупором, звал вас, своих детей. Первым на зов откликнулся Стивен. Он был похож на зомби, да и вел себя как живой мертвец. Говард схватил его за шкирку и встряхнул, чтобы он пришел в себя. После этого появилась Оливия.

Она была… Это был первый и последний раз, когда я видел, что такое женская истерика. Она бросилась к Стивену и обняла его так крепко, как будто не желала никогда и никуда его отпускать. Ваш отец прижимал к себе их обоих. Ваши родители плакали от счастья: ведь их сын оказался жив и здоров. Но их радость была недолгой. Вскоре до них дошло, что вас с сестрой нигде нет.

И тут они увидели меня. Оливия сразу бросилась ко мне. Видел ли я Сьюзен? Где она?

Она кричала мне в лицо какую-то чушь, винила меня, что я потерял Сьюзен, что это я виноват, что ее нигде нет. Короче, обвиняла во всех смертных грехах.

– Полагаю, она была вне себя от горя.

Дент какое-то время сидел молча, глядя куда-то в пространство.

– Наверное. Но позднее, когда тело Сьюзен нашли, я задумался над ее словами.

По-своему она была права. Будь я, как и собирался, в тот день со Сьюзен, она бы не отправилась в лес с Аланом Стриклендом. Она могла бы получить увечья или даже погибнуть, но по крайней мере не стала бы жертвой убийцы, задушившего ее.

– Мне кажется, и вы, и я оба терзались чувством вины за то, что мы живы, а она нет.

– Пожалуй. Но я не признался бы в этом Дейлу Муди. Он бы истолковал такое признание на свой лад. С меня хватило того, что я находился в двадцати-тридцати метрах от тела Сьюзен, когда его нашел пожарный. Я вместе с пожарными прочесывал лес. Кроме меня, там был еще с десяток людей, но только я попал под подозрение. Только я один. Муди договорился до того, что заявил, будто я вернулся на место преступления, как обычно поступают убийцы. Это надо сморозить такую чушь, – добавил Дент, немного помолчав. – В любом случае, когда я понял, что Сьюзен мертва, а не просто потеряла сознание, меня вырвало. Потом я отправился на поиски ее родителей, но, когда нашел их, жутко перетрусил.

У меня язык не повернулся сказать им правду. Я лишь махнул рукой в направлении того места, где ее обнаружили.

Дент замолчал, и, когда стало ясно, что говорить дальше он не намерен, Беллами решила уточнить:

– И что же было дальше?

– Ничего. Я был потрясен тем, что моя девушка мертва, но знал, что ваши родители не захотят слышать моих соболезнований. Они вообще не пожелают со мной общаться.

Поэтому я отправился домой и завалился спать.

На следующее утро пришел Муди. Остальное вы уже знаете. Он уже успел поговорить с вашими родителями и вбил себе в голову, будто убийца Сьюзен – это я. У него не было никаких доказательств моей вины, никаких вещдоков, никаких улик, но со мной стали обращаться как с преступником. Несколько недель мое имя гремело в заголовках газет и в вечерних выпусках теленовостей. Я стал «подозреваемым в убийстве Сьюзен Листон». Черт побери, я даже не смог прийти на ее похороны! Опасался, как бы надо мной не устроили суд Линча. – Пальцы Дента машинально сжались в кулак, и он со злостью стукнул по столешнице. – И это, мать их так, продолжалось до тех пор, пока Алана Стрикленда не посадили за решетку, – со злостью добавил он. – Знаете, уважаемый автор, как это бывает?

Даже если с вас официально сняты все подозрения, пятна на вашей репутации вам уже не смыть. Оно, как зловоние, пропитывает вас, и от него никогда не отмыться. Люди вынуждены принять факт вашей невиновности, но сомнения все равно остаются, и от них никогда не избавиться.

Я понял это во время расследования Национального совета по безопасности на транспорте. Какой-то умник вытащил на свет божий старые газетные вырезки обо мне и развесил их по всей конторе. И что же? Руководство авиакомпании устыдилось, что я в ней работаю. Ведь для него это черный пиар – иметь в штате человека, который когда-то проходил подозреваемым в деле об убийстве.

Беллами стало неуютно под его неприязненным взглядом, но она была вынуждена признать его правоту:

– Простите, Дент.

– Вы не могли бы уточнить, за что просите прощения? За ту старую кучу дерьма, в которую я когда-то вляпался, или за свежую, в которую мне еще предстоит вступить?

Неужели вы заранее извиняетесь за то, что завтра во все киоски поступит газетенка ван Дарбина и моя скромная персона вновь окажется в центре внимания?

– С чего вы это решили?

– Вы еще спрашиваете? Прежде чем тиснуть свою мерзкую статейку, ван Дарбин обязательно наведет справки, что это за «ковбой», с которым он вас видел. И уж точно обделается от счастья, когда узнает, что я не кто иной, как «бывший главный подозреваемый».

– С которого в свое время сняли обвинения.