Фрейд утверждал, что основа структурирования личности и сама личность человека формируется в зависимости от переживания Э. К. Им же, по Фрейду, в значительной мере определяется формирование желаний и позднейшее поведение взрослого человека. В частности, например, в зрелом возрасте человека он оказывает значительное влияние на выбор сексуальных партнеров, который осуществляется по образу и подобию одного из родителей. По Фрейду, Э. К. является источником общечеловеческого сознания вины (в том числе чувства вины, которое часто мучает невротиков) и сопряженным началом религии, нравственности и ис кусства. Фрейд решительно настаивал на том, что признание или непризнание Э. К. является паролем, по которому можно отличить сторонников психоанализа от его противников.
В современной философии идея “Э. К.” подвергается фундаментальному переосмыслению в контексте постмодернистской номадологии (см.) и шизоанализа (см.), обретает новую семантику и в итоге аксиологически отторгается (см. “Анти-Эдип”).
ЭКО (Есо) Умберто (р. 1932) итальянский мыслитель, специалист по семиотике, философ, медиевист, писатель и литературный критик. В течение ряда лет (с 1959) — редактор отдела философии, социологии и литературы в издательстве Bompiani. Генеральный секретарь Международной Ассоциации по семиотическим исследованиям, профессор и заведующий кафедрой семиотики (см.) Болонского университета.
Основные научные работы: “Эстетика Фомы Аквинского” (1956, на основе диссертации, защищенной в 1954), “Искусство и красота в средние века” (1959), “Открытое произведение” (1962), “Апокалиптические и интегрированные” (1964), “Поэтика Дж. Джойса” (1965), “Отсутствующая структура” (1968, рус. пер. 1998), “Знак” (1971), “Теория семиотики” (1975), “Как пишется диссертация” (1977), “Роль читателя” (1979), “Семиотика и философия языка” (1984), “Путешествия в гиперреальности” (1986), “О средневековой теории знака” (1989), “Пределы интерпретации” (1990), “Интерпретация и гиперинтерпретация” (1992), “Поиски идеального языка в европейской культуре” (1993), “Шесть прогулок в нарративных лесах” (1994), “Кант и утконос” (1997) и др.
Главные художественные произведения — романы “Имя розы” (1980), “Маятник Фуко” (1988, рус. пер. 1995), “Остров накануне” (1995, рус. пер. 1998), “Баудолино” (2000, рус. пер. 2003) и др.
Осмыслению творчества Э. в течение последних десятилетий было посвящено более 60 книг на основных европейских языках. Из изданий на русском языке необходимо отметить работу: Усманова А. Р Умберто Эко: парадоксы интерпретации. — Мн.: “Пропилеи”, 2000.
В докторской диссертации (1956), посвященной эстетической концепции Фомы Аквинского, Э. трактовал ее как “философию космического порядка” усматривая в ее основах истоки западноевропейского рационализма с присущим ему упорядочивающим, иерархизи- рующим началом. Св. Фома объединял эстетическую ценность с формальной причинностью: по его мысли, творение искусства прекрасно в том случае, если оно создано в соответствии с правилами формальной гармонии и согласуется с конечными целями бытия. По мысли
Э.,в томистской иерархии средств и целей ценность предмета устанавливается посредством их соотношения: вещь оценивается посредством соответствия сверх- природным целям, а Красота, Благо и Истина выступают взаимообусловленными между собой. Как особо подчеркивал Э., “порядок в томистской теологической системе отражал архитектонический космос соборов, и они оба являлись отражениями порядка в теократической имперской системе”
Отказ современной культуры Запада от моделей рационального порядка, выраженного наиболее ясно в “Сумме теологии” Фомы Аквинского, привел, по мысли Э., к ощущению хаоса и кризиса, которое преобладает в опыте мира 20 —
21 вв. Э. понял это, анализируя модернистскую поэтику Дж. Джойса вкупе с эстетикой авангарда как такового, в которых разрушается классический образ мира, но “не на вещах, а в и па языке” Размышляя о “пределах интерпретации” как о важнейшей проблеме современного литературоведения, Э. подчеркнул, что средство против неограниченного умножения числа возможных истолкований текста (см.) было предложено еще средневековыми схоластами. Последние стремились выработать нормы, содействующие контекстуальному сужению избыточно интерпретируемых смыслов, полагаемых символами. По мнению Э., интерпретаторы средневековья были не вправе трактовать мир как однозначный текст, их же современные коллеги, в свою очередь, не должны интерпретировать текст как бесконечный мир. Согласно Э., текст являет собой человеческий способ сведения мира к управляемому формату, открытому для интерсубъективного интерпретирующего дискурса (см.). Как полагает Э., нечто подвергается интерпретации (см.) в качестве символического лишь до тех пор, пока оно не будет легитимно интерпретировано определенным образом. Символ (см.) в данном контексте понимается Э. как текстуальная модальность, не представляющая собой особый вид знака (см.), наделенный некими мистическими свойствами. Характеристики, которыми наделяется символ, ограничены во времени своего существования; его истолкование приписывает ему несколько разнообразных значений — равноправных и нередко взаимоисключающих. По мысли Э., каждый символ свидетельствует о фундаментальной противоречивости сущего, ибо неисчерпаемое число означающих (см.) необходимо предполагает единственное означаемое (см.) — неисчерпаемость смыслов любого текста.
Акцент средневековья на жанре “суммы” — труде исчерпывающем и универсально-систематическом отражает, согласно Э. демонстрацию всеобщего ощущения единства и завершенности мира, выражение идеи его всеохватывающей обозримости. Труды Аристотеля христианизированные усилиями Фомы Аквинского включали в себя знания из области логики, физики, психологии, этики, политики, риторики, метафизики, астрономии и психологии. Весь этот информационный массив, по Эко, обрел форму синкретичной энциклопедии как наиболее знакового произведения той эпохи. Закрытая единая концепция последнего должна была отобразить системные представления о космосе (см.) как иерархии жестко зафиксированных предписанных порядков. Истолкование классических текстов было возможно лишь в формате комментариев (см.) к ним. Как отмечал
Э.,ссылки на авторитет древних мыслителей и современных иерархов позволяли “открывать” текст посредством инкорпорации в него собственных идей. Тем самым делалась возможной “интеллектуальная контрабанда” нового, куль- турно-Иного.
Благодаря Э? понятие “открытое произведение” прочно обосновалось в современном литературоведении, оно предвосхитило программный плюрализм в искусстве и эстетике, интерес постструктурализма (см.) к читателю (см.), тексту, интерпретации. По мнению Э., в той же мере, в какой принятое ныне структурирование художественных форм отражает способ, посредством которого современная культура воспринимает реальность, модель “открытого произведения” должна утверждать ранее не существовавший культурный код (см.).
Э. явился одним из первых, открывших перспективу для участия читателя в процедурах порождения текстуального смысла. Во вступительной главе к книге “Роль читателя” Э. писал, что особо подчеркивая роль интерпретатора, он не допускал мысли о том, что “открытое произведение” это нечто, что может быть наполнено любым содержанием по воле его эмпирических читателей, независимо от свойств текстуальных объектов. Напротив, согласно Э., художественный текст включает в себя, помимо основных свойств, подлежащих анализу, также и определенные структурные механизмы, которые обусловливают сопряженные с ними стратегии интерпретации. По Э., “сказать, что интерпретация [...] потенциально неограниченна, не означает, что у интерпретации нет объекта и она существует только ради себя самой” Отстаивая поэтику “открытого произведения” и “открытой” интерпретации, Э. подчеркивал, что подобная деятельность стимулирована, в первую очередь, самим текстом.
В работах первой половины 1990-х “Пределы интерпретации” “Шесть прогулок в нарративных лесах” Э. рассматривал ряд способов ограничения интерпретации, формулируя собственные критерии их приемлемости. Критически оценивая понимание интерпретации в стратегиях деконструкции (см.), Э. пишет, что опасно открывать текст, не оговорив с самого начала его права. По убеждению Э. перед тем, как извлекать из текста всевозможные значения, необходимо признать, что у текста есть “буквальный смысл” первым интуитивно приходящий на ум читателю, знакомому с конвенциями данного естественного языка.
