Проектируемая Логиным модель общественного устройства восходит к утопическому роману американского писателя Эдварда Беллами (1850–1898) «Золотой век» (или «Через сто лет»), в русском переводе книга выходила трижды под разными названиями: «В 2000 году» (1889), «Будущий век» (1899), «Золотой век» (1905). Роман оказал влияние на социальные представления Сологуба, и, очевидно, он переадресовал герою собственные идеалы.

Разочарование Логина в возможности устроения рая на земле наступило без промедления (он отказывается от организации разумной жизни в Глупове с помощью плетения «благотворительных корзин», сбора «благотворительных грибов» и создания общества взаимопомощи). «Наука, прогресс и народное благо» — святыни народников, о которых суконным языком твердит учительница Ивакина, — возбуждают у него презрение и иронию.

Излагая историю Логина, автор «Тяжелых снов» обращался не только к пережитым событиям, но и к своему внутреннему опыту, стремился отметить основные вехи на пути героя в поисках истины, общие для людей его поколения: теория общественного прогресса, народное благо, наука, разум, красота, вера в Бога. Все эти ценности последовательно нивелируются в романе или подвергаются сомнению[349].

Собственные разочарования Сологуб описал (1894) в стихотворении, оставшемся ненапечатанным при жизни (вероятно, оно было забраковано поэтом по причине излишней риторики, не свойственной его зрелой манере):

«На роман г. Сологуба следует смотреть как на субъективное излияние автора, как на его лирический дневник; с этой стороны в нем откроется своеобразно-искреннее содержание: он представляет как бы иллюстрацию стихов того же г. Ф. Сологуба»[351]; «Логин — автопортрет Сологуба: таким, по крайней мере, он представляется нам по своим лирическим произведениям»[352]; «Как в Лире каждый дюйм — король, так в Сологубе каждая строка, каждое слово — Сологуб»; «Он давно сравнивал свою душу с зыбкими качелями, и об этих колебаниях своей психики, о тоске и порывах своей поздней молодости рассказал в „Тяжелых снах“», — отмечали критики[353]. Ф. Шперк предсказывал: «…я думаю, что в недалеком будущем литература романов и повестей заменится литературой дневников, писем и проч. Это тем более вероятно, что современное поколение художников, помимо своей отрывочной впечатлительности, отличается еще крайней субъективностью духа. Никогда еще, ни в жизни, ни в литературе, не было столько говорено „о себе“, о своем „я“, как нынче, в наше болезненное время»[354].

Автобиографический пафос и поэтический дар Сологуба[355] (его лирический герой 1890-х годов все тот же Логин-Тетерников) во многом предопределили художественную структуру «Тяжелых снов» и затем «Мелкого беса». По сути, это роман «одного героя»: внутренняя реальность переживаний Логина и Передонова поглощает бытовую реальность предметного мира, которую мы воспринимаем преимущественно их глазами, сквозь их душевное состояние. Внутренняя речь героя выдвигается в повествовании на первое место. Изображение действительности как «функции души» характерно для психологического повествования («Записки из подполья» Достоевского или «Записки сумасшедшего» Гоголя), в том числе для нового европейского романа, на который, по-видимому, Сологуб также ориентировался в «Тяжелых снах».

«Тяжелые сны» создали Сологубу литературную репутацию декадента, которая, однако, соответствовала его внутренним устремлениям. «Декадент — конечно, бранная кличка, но если уж так Бог уродил человека с непреодолимою наклонностью к тому, что именуется упадком, то есть достоинство в том, чтобы исполнить до конца Его волю», — иронизировал он по поводу присвоенного ему «декадентского мундира»[357].

Свою эстетическую программу Сологуб изложил в статье-манифесте «Не постыдно ли быть декадентом» (1896, при жизни автора не печаталась)[358]. Этот документ интересен не только в плане эстетического самоопределения автора, но и с точки зрения становления русского символизма. Статья была написана в период размежевания «символистов» и «декадентов» — отделения «агнцев» от «козлищ» — и явилась непосредственным откликом на устные и печатные выступления его ближайших литературных соратников с критикой декадентства. Помимо того, у Сологуба был и конкретный повод для решительных действий.

В декабрьской книжке «Северного вестника» за 1896 год в разделе «Литературные заметки» А. Волынский поместил резкий критический отзыв о его сборнике «Тени. Рассказы и стихи» (1896), в котором заодно подверг уничижительной критике и роман «Тяжелые сны»; в статье был объявлен «поход» на декадентов.

В архиве Сологуба сохранился оттиск статьи Волынского, насквозь испещренный владельческими пометами[359]. Привожу некоторые из подчеркнутых фрагментов: «автор до сих пор не создал ни одного истинного символического произведения», «не овладел ни одною стороною жизни с надлежащей полнотой», «„Тяжелые сны“ написаны с поразительною мещанскою грубостью и производят впечатление пустой и бессодержательной фантазии <…>. Никакого кругозора, никакого продолжительного анализа, никакой живой игры художественно изображенных событий и фактов. Все затянуто, как болотною тиною, жалким воображением, обращенным к земле <…> повсюду самодовольное пресмыкательство перед собственной индивидуальностью. <…> Символист по убеждению и художественной тенденции, г. Сологуб не обладает тем простым материалом, который нужен для искусства, тою умственною возвышенностью, которая не смешивает трагического с пошлым <…> у г. Сологуба стихи, лишенные живого смысла, представляющие набор холодных и вымученных фраз, без проблеска искреннего чувства <…> холодная версификация, представляющая смешение декадентского красноречия с безвкусными выражениями <…>» и т. д. и т. п. Волынский не скупился на хлесткие определения: «банальная распущенность мысли», «крапива мещанской риторики», «крайнее несовершенство натуралистических описаний» и пр.