Утром Меллат-заде написал своему директору следующее заявление:

«Глубокоуважаемый начальник Главного управления по размельчению песка Центральной пустыни! Довожу до Вашего сведения, что Ваш покорный слуга Меллат-заде с семьёй в девять человек получает всего двести сорок туманов. Посудите сами, могу ли я дальше существовать на такое ничтожное жалованье при нынешней дороговизне? Посему нижайше умоляю Вас направить ко мне доверенного представителя, который бы засвидетельствовал моё положение и сделал соответствующие выводы, дабы по возможности облегчить участь Вашего служащего Меллат-заде».

Секретарь долго отказывался передать письмо директору, ссылаясь на то, что необходимо соблюсти определённые формальности. Но в конце концов он сжалился над Меллат-заде и согласился вместе с прочей корреспонденцией представить и это письмо его превосходительству Главному директору.

Через несколько минут после того как секретарь отнёс бумаги, дожидавшийся у двери директорского кабинета Меллат-заде заметил, что в кабинет вызвали первого заместителя директора. Сердце Меллат-заде забилось. Значит, подумал он, разбирают его заявление. ещё через несколько минут к директору был вызван заведующий отделом, где работал Меллат-заде, потом заведующий группой, потом его заместитель, который, наконец, и сообщил Меллат-заде следующее:

— Ваше письмо было рассмотрено Главным директором, который приказал передать через господина первого заместителя заведующему отделом, чтобы тот передал заведующему группой, а тот — мне, а я бы передал тебе, болвану: как же ты, такой-сякой, сукин сын, голодранец, до сих пор не знаешь, что заявления на имя Главного директора должны проходить все инстанции? Ты что, задумал поиздеваться над нашими порядками?

Меллат-заде сразу признал свою ошибку и назавтра написал новое заявление, адресовав его заместителю заведующего группой. Но ни это, ни последующие заявления дальше начальной инстанции не пошли и остались без ответа.

И вот, потеряв последнюю надежду, Меллат-заде решил обратиться к прессе. Копию своего заявления он направил в журнал «Обоюдоострый меч» — одно из самых смелых и прогрессивных изданий. К заявлению он приложил записку следующего содержания:

«Уважаемый господин редактор! Я — постоянный читатель Вашего журнала. Вот уже много лет я внимательно слежу за Вашими статьями и статьями Ваших коллег, направленными против деспотизма и тирании, против врагов веры и нации. Посылаю Вам своё -заявление и прошу напечатать его на страницах „Обоюдоострого меча”. С почтением — Меллат-заде, служащий…»

Дней через десять — двенадцать, придя на работу, Меллат-заде столкнулся на лестничной площадке с одним из своих сослуживцев.

— Слушай, я читал твоё письмо в журнале! Ничего не скажешь— здорово! Ты просто молодец! Написал как раз о том, что волнует нас всех.

(Постоянный читатель «Обоюдоострого меча» лишь от сослуживца узнал о том, что его заявление напечатано в журнале.)

— А ты не шутишь? Это серьёзно? — не веря своему счастью, воскликнул Меллат-заде.

— Какие тут могут быть шутки! Сам читал, своими глазами!

— Когда это было?

— Вчера вечером!

Меллат-заде, не простившись с коллегой, не чуя под собой ног, припустил вниз по лестнице. Выбежав на улицу, он бросился к первому же киоску и, купив номер журнала, стал перелистывать его. После долгих поисков наконец на восемьдесят третьей странице он обнаружил свою жалобу. Вне себя от радости, он зашагал по улице, вновь и вновь перечитывая заметку. Он стал всматриваться в лица прохожих — и ему казалось, что все узнают автора, разглядывают его, восхищаются им.

Придя домой, Меллат-заде прочитал вслух свою заметку жене и детям. Ночью, ворочаясь с боку на бок, он думал: «Ну, теперь все!.. Господин директор, наверное, и представить себе не мог, на что я способен! Посмотрим, как он теперь выкрутится! Вернее всего, ему уже не быть Главным директором».

Проснувшись рано утром, Меллат-заде быстро оделся и, не позавтракав, раньше обычного отправился на работу. Когда он вошёл в учреждение, ему показалось, что все служащие пристально присматриваются к нему и как-то особенно приветливо улыбаются. Не подав виду, что он заметил это, Меллат-заде сел за свой стол. Однако ни о чем таком никто с ним не заговаривал, беседа шла на самые общие темы. «Видно, побаиваются»,— решил Меллат-заде, принимаясь за работу.

Прошла неделя — полное молчание. «Наверно, директор не видел журнала,— думал Меллат-заде.— Может быть, пойти и показать ему? Нет, лучше пускай сам увидит — это сильнее подействует. А не увидит — другие все равно обратят его внимание. Незачем мне унижаться перед ним».

Наконец Меллат-заде дождался своего — он был вызван к директору.

— Передайте ему, что я сейчас приду,— спокойно ответил Меллат-заде и не спеша, поправляя галстук, провожаемый взглядами удивлённых и полных зависти сослуживцев, твёрдыми шагами направился в директорский кабинет.

Но не прошло и двух минут, как он, едва держась на ногах, выбежал из кабинета. Голова закружилась, в ушах гудело. Каждое слово директора, как удар молота, отдавалось в его мозгу.

— Ах ты, такой-сякой, слюнтяй несчастный! Так тебе свободы захотелось? Писать в журнал вздумал, нахал ты эдакий! А ну-ка, подойди поближе, взгляни на эту заметку!

Меллат-заде, дрожа от страха, подошёл ближе и на третьей странице свежего номера «Обоюдоострого меча» увидел напечатанное крупным шрифтом слово: «Опровержение». А под ним, едва разбирая буквы, он прочёл:

«Напечатанная в прошлом номере заметка некоего Меллат-заде о недовольстве собственным положением категорически опровергается. Наши тщательные поиски, направленные на то, чтобы обнаружить автора письма, не увенчались успехом. Детальное расследование показало, что ответственный за отдел „Письма в редакцию” поместил это заявление, полное лжи и клеветы, в личных целях. В настоящее время он снят с занимаемой должности».

Затем Главный директор протянул Меллат-заде небольшой листок, отпечатанный на машинке. Как бы сквозь матовое стекло, Меллат-заде с трудом прочёл: «Секретно. Главное управление по размельчению песка Центральной пустыни. Лично директору. Проверив жалобу некоего Меллат-заде, напечатанную в журнале „Обоюдоострый меч”, номер такой-то, уведомляем, что, согласно полученным сведениям от уполномоченных вашего учреждения, автор этого клеветнического письма является сотрудником Вашего учреждения. Просим сообщить указанному субъекту, чтобы он в течение двадцати четырёх часов представился нашему учреждению. Подпись».

Прошло два месяца. Однажды утром семья Меллат-заде, его коллеги и все радиослушатели вслед за короткой рекламой услышали голос диктора:

— А сейчас предлагаем вашему вниманию интервью нашего корреспондента с одним из преуспевающих людей нашей эпохи, господином Меллат-заде. Благодаря неустанному труду, врождённому таланту и практическим способностям господин Меллат-заде сумел занять в нашем обществе выдающееся место… Скажите, пожалуйста, господин Меллат-заде, сколько вам лет и довольны ли вы своим положением?

— Мне пятьдесят пять лет, и я совершенно доволен своим положением.

— Вы женаты?

— Да, я женат.

— А сколько у вас детей?

— У меня восемь детей.

— Браво, браво! Да умножит Аллах их количество! Скажите, пожалуйста, господин Меллат-заде, чем занимаются сейчас ваши дети?

— Один из них…

— Вы имеете в виду старшего, не так ли?

— Да, именно старшего… Он посещает университет.

— Так, так, очень хорошо! А чем занимаются остальные?

— Второй, видите ли, тоже… посещает университет! Диктор:

— Итак, два ваших сына учатся в университете. Отлично. Расскажите, пожалуйста, господин Меллат-заде, нашим радиослушателям, чем занимаются остальные ваши дети?

— Из оставшихся ещё двое тоже посещают университет.

— Итак, дорогие радиослушатели, как вы могли убедиться, преуспевающий человек нашей эпохи имеет восьмерых детей, из которых четверо учатся в университете… Ну хорошо, господин Меллат-заде, а остальные четверо?