Она громко всхлипнула, но Лето не думал, что это касает­ся текущей ситуации.

— Я пыталась, — почти беззвучно прошептала она. — Ка­леб погиб раньше, чем я поняла, что происходит. Кровь рас­плескалась по холодильнику. Джеку заклеили рот липкой лентой. В меня ткнули шокером, натянули мне на голову ка­пюшон, застегнули его. Был вечер четверга. Мы заказали пиццу. А они за тридцать секунд уничтожили всю мою жизнь.

— Сегодня, здесь, ты сама снова поставила себя в пози­цию жертвы. — Он ткнул ее подбородком в висок. — Посмо­три на него. Он отвратителен. А ты, родом из Королей Дра­кона, из клана Тигони, стоишь перед ним на коленях. Как это может спасти твоего сына?

— Ты мог бы меня отпустить. Мог бы помочь мне спасти его!

— И этим обречь на смерть моих сестер и мою племянни­цу. Я не могу пойти на это. Мы справимся вместе. Мы будем биться на арене, как единое целое. Или же ты можешь сей­час открыть рот и испытать свои шансы с этим уродом.

Килгор уже задыхался. Его глаза стекленели.

— Давай же, Нинн. Дай ему то, что ты собиралась дать. Попробуй его на вкус. Пускай проникнет в тебя.

— Ты больной.

— Ты ведь была готова на это. Забыть о боях в Клетке. За­быть о возможности показать Астерам, на что ты способна. Нет, ты предпочла дать этой жабе возможность трахнуть твое милое личико в обмен на шанс отправить письмо Гиве или открыть волшебную дверь, которая выпустит тебя и тво­его сына на свободу. Ну так попробуй. Самое время.

— А что ты сделаешь, если я соглашусь?

Лето метался между возбуждением от того, что держит ее дрожащее от ярости тело, и отвращением к тому, что застав­ляет ее находиться в такой позиции. Он знал только, что даже сейчас, оказавшись в отчаянном положении, в тисках обстоя­тельств, тяжелее которых для женщины невозможно предста­вить, она все равно боролась. Она была бойцом. Плевать на ее клан. Плевать на то, что она вышла замуж за человека. Для Нинн из Тигони что-то меньшее, чем полное уничтожение врагов, было оскорблением своей силы и своего рода.

— Я буду разочарован, — прошептал он. — А Килгор бу­дет очень, очень счастлив. — Она подавилась, когда он сжал руку на ее челюсти. — Так что открывай рот. Покажи нам обоим, что ты за женщина на самом деле.

Она вывернула ногу и ударила. Не из самой удачной пози­ции, но этого хватило, чтобы зацепить Килгора за лодыжку. Один быстрый рывок, и коротышка упал на спину. Она уда­рила локтем, целясь Лето в ухо. И он позволил ей эту малень­кую победу.

Быстрее любого человека, но медленнее, чем мог бы член клана Гарнис без своего ошейника, он вздернул ее на ноги. Она ахнула.

— А теперь, — сказал он, прерывисто дыша ей в щеку, — сделка.

Килгор извивался на полу. Она наблюдала за ним, как смо­трят на ядовитое насекомое. Опасное, но уязвимое. И слабо кивнула.

— Ты выйдешь отсюда со мной. Очень спокойно. Ника­ких больше драк. Иначе охранникам станет интересно, ка­кого черта произошло. Подкуп и шантаж работают только до поры, — он улыбнулся. — Взамен я позволю тебе еще один удар.

Килгор, все еще оглушенный и что-то бормочущий, издал умоляющий звук. Схватился за опавший член и удвоил усилия.

— Лето. Нет. Подумай о том, что я для тебя делаю! Твои матчи! Ты без меня не узнаешь, кого против тебя выставят!

— Что сделает бой еще интересней. — Он спрятал холод­ную улыбку у виска Нинн. — Так мы договорились?

— А мне слова не положено? — проблеял Килгор.

Нинн расслабилась и кивнула Лето.

— Договорились. Если ты подержишь его на кровати.

Лето медленно выдохнул. Доверился. И отпустил ее. Нинн не попыталась сбежать, не попыталась его ударить. Доверие, которое возникло между ними в этот момент, было для него бесценно.

Перебросить Килгора в указанное место было несложно. Лето с удовольствием швырнул его на кровать.

Вместо того чтобы ударить Килгора, размозжить ему голо­ву или сделать хоть что-то из знакомых Лето проявлений же­стокости, Нинн спокойно подошла к металлическому комоду. Достала оттуда другой шприц. Ее лицо выражало предельную ярость. Но серебристо-голубые глаза выдавали. Лето пора­зился тому, насколько четко читается в них уязвимость.

— Пора спать, Килгор, — мягко сказала она. Игла легко соскользнула в вену на тыльной стороне его ладони. — А ког­да проснешься, начинай гадать, как гадала я весь прошедший год. Что делали со мной, когда я была без сознания? Могу по­спорить, первым делом ты схватишься за свой член.

Килгор дернулся, выругался... и соскользнул в глубокий обморок.

Лето приподнял бровь. Такого решения он не ожидал.

Она встретилась с ним глазами.

— Ты позволил мне высвободить ногу.

— Да.

— А потом ты позволил мне напасть на тебя — когда я по­пала тебе в висок.

— Да.

— Это не отменяет того, что ты хренов больной ублюдок.

Она стерла с губы его кровь. Несмотря ни на что, сейчас ее осанка стала прямой и горделивой. Такой Лето ее еще не видел.

Черт ее подери, она хоть что-то поняла?

Нинн была запальчивой и загадывала куда дальше, чем он. Ее воображение было развито сильнее, чем он мог позволить себе развивать свое — за исключением боя, когда он плани­ровал действия противников на три шага вперед. Он ее не понимал. Но она, похоже, не видела разницы в задачах, ко­торые разворачивались перед ней надежной и определенной дорожкой. Почему так? Ее широко расставленные глаза бро­сали ему вызов — провоцировали вновь попытаться сделать ее жертвой, заставить смириться с предписанной судьбой.

Смириться.

Это слово никак не вязалось с ней — его смертоносной неофиткой.

Так почему же оно с такой легкостью возникло в его со­знании и такой тяжестью опустилось на совесть?

Лето должен был убраться подальше от этой женщины. Но вместо этого он потащил ее по коридорам, как непослушную собаку, которую следовало пристрелить. Ухватив за цепи кандалов, он подвел ее к охранникам на посту возле ее каме­ры. Оба удивленно вскинули брови. Нинн выглядела так, словно только что продержалась два раунда в Клетке. Впро­чем, пережитое вполне могло зачесть как бой. Ссадина на ее лбу расцвела синяком на шишке.

Она остановилась у решетки и повернулась. Синий огонь в ее глазах был тихой имитацией дара, которым она не мог­ла воспользоваться.

— Я ненавижу большую часть своей жизни и огромное ко­личество людей, но здесь и сейчас тебя я ненавижу больше всего остального. Спасибо, что облегчил задачу.

— Я от тебя устал.

— Тебе стоило воспользоваться полученным шансом, — выдавила она. — А закрывать глаза на проблему очень лег­ко. Позволь продемонстрировать.

Она повернулась к нему спиной и протянула руки охран­никам. Один из них полез за нужным ключом.

Здесь, так близко к комнате, где он спал, где другие воины ужинали и, насколько позволяла обстановка, пытались жить полной жизнью, — Лето почти мог представить ее частью своего мира. Но она никогда ею не станет. Она снова будет пытаться сбежать. Продолжит оскорблять его и щетинить­ся. Ненависть, неважно, насколько оправданная, не позволя­ла ей увидеть ценность игры по правилам.

Старик хотел, чтобы они выступали партнерами, а Лето никогда не сражался в паре. Что за фарс. Победа давалась ему нелегко и без попыток удерживать Нинн на цепи и в наморд­нике, зная, что при первой же возможности она ударит его в спину.

— Ну-ну, — раздался голос, обладателя которого Лето не мог определить.

Поначалу.

Нинн обернулась. Ее глаза расширились от ужаса. Она по­пыталась сбежать. Только молниеносная реакция позволила Лето удержать ее от рывка в коридор. Ему потребовались все силы, чтобы сдержать ее, потому что Нинн внезапно приоб­рела силу и ярость львицы. Жестокой. Безумной. Идеально выверенный удар по задней стороне бедра дал ей мгновение, чтобы вырваться.

Вот только ее лицо исказилось не от ярости боя, от страха.

— Нет, — она задыхалась. — Нет!

Ее движения были слишком быстрыми для ее собственно­го тела. Она увернулась от Лето. Поскользнулась. Упала на задницу и поползла прочь, отталкиваясь ногами. Кандалы зазвенели, когда она судорожно прижала руки к своему жи­воту.