Я тоже курил. Обстановка располагала к известной интимности; разговор наш коснулся творчества, и я решил спросить Толстого, как зародилась в нем мысль об Анне Карениной…

Помолчав немного, Л. Н. добрым голосом благодушно беседующего человека ответил приблизительно следующее:

«Я так же лежал после обеда в этой комнате, на этом же диване и в такие же сумерки, как сейчас. Усталый, я боролся с дремотою, как вдруг предо мной ясно промелькнул обнаженный женский локоть. Я невольно начал вглядываться — локоть появился снова, и постепенно передо мною начала вырисовываться фигура женщины в роскошном бальном туалете, с обнаженною шеей и с замечательно красивым лицом, глядевшей на меня своими задумчивыми, страдальческими глазами.

Я, как мне казалось, долго не мог оторваться от видения, до тех пор, пока оно не исчезло так же, как и появилось.

Но с тех пор не расставалось со мной.

Я носил его в душе, мысленно беседовал с ним и незаметно для себя раскрыл его тайну.

С этой минуты во мне родилась потребность во что бы то ни стало рассказать эту тайну, и я не находил себе покоя, доколе не принялся за дело».

Русский художник Константин Коровин (1861–1939) — один из немногих, к кому Федор Шаляпин (1873–1938) питал истинно дружеское расположение, вспоминал:

«Вскоре я простудился и захворал. Ко мне пришел мой приятель Н. Н. Куров и сказал мне, что Шаляпин очень болен и мало надежды на его выздоровление; Я огорчился. Не хотел верить. Мне вспомнилось, как часто при последних моих встречах с Шаляпиным он заговаривал о смерти, с каким интересом расспрашивал меня — кто из наших прежних знакомых жив, кто умер, как однажды сказал:

— Как странно, ведь никто не знает, что такое смерть. Тот, другой, умер, а мне кажется, что я не умру. Как это устроено в душе все странно. Если бы человек сознавал смерть, то он не покупал землю, не строил бы домов. Я вот хочу купить имение под Парижем — мне советуют — и поеду туда отдыхать. Мне еще надо в Америку ехать петь, только стал я скоро уставать.

Ко мне пришел доктор и сказал:

— Что же, температура нормальная. В солнечный день можете выйти ненадолго.

После его ухода я заснул.

И видел во сне, как пришел ко мне Ф. И. Шаляпин, голый, и встал около моей постели, огромный. Глаза у него были закрыты, высокая грудь колыхалась. Он сказал, держа себя за грудь:

— Костя, сними с меня камень…

Я протянул руки к его груди — на ней лежал холодный камень. Я взял его, но камень не поддавался — он прирос к Груди…

Я проснулся в волнении и рассказал окружающим и

Н. Н. Курову, который ко мне пришел, про этот странный сон.

— Нехороший сон, — сказал Куров. — Голый — это нехорошо.

А утром я прочел в газете, что Шаляпин умер».

О телепатии, а возможно, ясновидении средневекового энциклопедиста Абу-р-Райхан ал-Бируни (973 — 1048) сохранился рассказ следующего содержания.

В присутствии Газнийского султана Махмуда о Бируни отозвались как о человеке, для которого не существует тайн.

Махмуд предложил Бируни указать, в какую из двенадцати дверей помещения, где они находились, он выйдет.

С помощью астролябии Бируни определил направление, в котором должен был удалиться султан. Записанный результат он положил под ложе Махмуда.

Султан приказал пробить брешь в стене позади своего ложа. Прочитав записанное, Махмуд убедился, что Бируни точно указал направление выхода.

Общеизвестно, что наиболее трудное и неблагодарное дело — предсказание погоды, тем более на длительное время вперед. Ни отечественная ни зарубежная метеорология, даже используя новейшие спутниковые наблюдения, особых успехов в этом не добилась. Между тем еще петербургский академик и профессор физики Георг Вольфганг Крафт (1701–1754) во времена царствования Анны Иоановны производил успешные метеорологические исследования.

В записках Штелина, товарища Крафта по академии, упоминается, что императрица Анна Иоановна чрезвычайно верила в астрологические предсказания с тех пор, как курляндский математик и издатель календарей Бухнер предсказал ей царствование в России, когда она не имела на то малейшей надежды.

После вступления на престол государыня часто обращалась в академию, требуя ответов на свои вопросы.

«Сие дело, — говорит Штелин, — всегда касалось до тогдашнего профессора математики и экспериментальной физики г. Крафта, который по такому случаю на придворный вкус больше прилежал к астрологии и через принятые в ней правила решал удивительные задачи, как, например, при заданном ему безымянном гороскопе несчастного принца Ивана и пр.»

Часто, при долговременной ненастной погоде, посылала императрица в академию с вопросом, когда переменится погода?

Профессор Крафт ответствовал на то всегда по выкладкам своим решительно и удачно, так что ответы его всегда в назначенный день исполнялись и приводили в удивление не только императрицу, но и саму академию.

В напечатанном осенью 1731 года С.-Петербургском календаре на 1732 год Крафт точно определил вскрытие Невы в следующих словах; «По некоторому астрологическому мнению, имеет Нева здесь в Санкт-Петербурге пройти 9-го дня апреля, но сие искусство покажет».

И когда вышел календарь, и в нем было усмотрено странное предсказание о вскрытии реки, то «всяк толико оным соблазнялся, что почитал нелепостью, недостойной внимания». Приятели же и знакомые Крафта смеялись пророчеству его при всяком случае, но он пребывал непоколебим в своем заключении и ответствовал насмешникам своим всегда с улыбкой и словами:

— Что я написал, то написал, и лед должен здесь пройти 9 апреля.

За два дня перед означенным временем шутили над ним «нарочито» дерзко, так как Нева и малейшего знака не показывала еще к скорому вскрытию своему.

Он же ответствовал:

— Третий день покажет, справедлив ли вычет мой или нет.

День предсказанного вскрытия наступил, и река, действительно, ото льда очистилась к удивлению всего города и к славе Крафта, определившего время этому явлению за полгода еще прежде, чем оно случилось, и сказавшего тогда:

— Ну солгал ли я?.. Куда бы годилось мое знание, если бы выкладки мои мне изменили? Но дабы впредь никто надо мной не тешился, то положу отныне хранило устам своим и ничего более предвещать не стану.

Так было наказано все человечество за нарочито дерзкие шутки.

В дневниках друга Пушкина Алексея Вульфа находим следующее.

«Я слышал чрезвычайно занимательное происшествие, исследование которого могло бы много открыть весьма важных истин касательно малоизвестных сил животного магнетизма. Ежели можно будет доказать достоверность слышанного мною, и человек сведущий, с любовью к знанию, занялся бы исследованием случившегося, тогда бы новый свет излился на сию, доселе непостижимую силу духовную.

Вот слышанное мною.

В Тверской губернии, в доме умершего Павла Марковича Полторацкого, живет молодая девушка.

В 1825 г. она занемогла и впала без всякой посторонней причины в сомнамбулический сон. Болезнь ее до того усилилась, что она достигла до самой высокой степени ясновидения, не имея никакой образованности.

Она лечила себя, предсказывала очень многим, между прочим, смерть г-на Полторацкого, казнь подсудимых 14 декабря и пр. В продолжение года она осталась в таком положении, и ничего ей не помогло.

Без содействия магнетизера она говорила, что с нею беседовала дочь господина Полторацкого, девушка, которая, разумеется, не могла воспользоваться таким чрезвычайным случаем: она боялась ее, тем более что разнесшийся слух называл больную нечистым духом исполненную.

Эта причина и обычай Великим постом говеть были поводом, что ей предложили причаститься Св. Тайн: она наяву старалась отклонить такое предложение, не говоря, однако, причины, а во сне не хотела об этом и слышать, приходя в род бешенства.