— В трущобу, — выпалила я, опьяненная шампанским.

— Вот именно. А твое место не в трущобе. Еще раз повторю то, что тебе и без того известно: Габор полностью зависим от своего отца. У него нет никакого состояния. Более того, он и не унаследует его. Он не может содержать тебя. Не такая уж он привлекательная партия. Если он тебя похитит, это будет преступление. Его арестуют. Ты не сможешь отправиться в пансионат, на его мечте стать лейтенантом можно будет поставить точку… А Габор любит военную службу. Он прирожденный офицер. Самым большим наказанием для него было бы на всю жизнь остаться гражданским лицом. И в этом будешь виновата ты.

— Что же мне делать?

— Тянуть время. Ты должна сказать Зольтану, что его предложение очень лестно для тебя, но ты слишком молода для брака и хочешь повременить со свадьбой несколько лет. А Габору ты скажешь, чтобы он успокоился, мол, все как-нибудь образуется… — Она вдруг ласково улыбнулась мне. — Все в жизни бывает. Нужно мужественно преодолевать трудности. Кроме того, ты слишком молода. Я вышла замуж в двадцать пять, но в глубине души знаю, что и это было слишком преждевременно. Ты можешь поговорить с Габором, даю тебе на это десять минут, а потом — бегом в буфет. Мое бедное дитя, ты, наверное, умираешь от голода.

Она выпорхнула за дверь, оставив меня в одиночестве.

Через две секунды в лазарет вошел Габор. Он, по-видимому, ждал на улице. Его лицо было белым, как мел, но он держал себя в руках. Быстрыми шагами Габор приблизился ко мне, упал на колени, поцеловал мне руку и, ни слова не говоря, уткнулся в подол платья.

— Я застрелю его, — пробормотал он через некоторое мгновение.

— Габор!

— Как бы мне этого хотелось! Я ненавижу его! Я не хочу его видеть, никогда! Он предал меня!

— Он твой отец.

— Он чудовище! — Габор порывисто встал. — Давай уедем куда-нибудь из Эннса.

— Но куда?

— В Венгрию. У меня в Пусте небольшое доставшееся от матери поместье, где живет только управляющий. Скажу тебе начистоту, домик маленький и довольно убогий, комфорта никакого. Нищенское пристанище. Но мы там можем быть вместе.

— И надолго ли?

— До тех пор, пока нас не найдут.

— А потом?

— Потом сбежим еще куда-нибудь.

— Куда же?

— Что-нибудь придумаем, когда придет час. Может быть, к родителям Аттилы. Монархия велика, где-нибудь уж найдем себе пристанище.

— А ты подумал о том… что мне придется любить тебя платонически? Тебе это подходит?

Я глубоко вздохнула. Слово было произнесено. Если бы не шампанское, я бы так легко не произнесла этих слов.

— Платонически? — с нескрываемым ужасом повторил Габор. — Я полагаю, ты шутишь.

— Нет, не шучу. Я хочу, как моя тетушка, знаешь? Она тоже любит платонически. — Я выпила свое шампанское. — Пожалуйста, налей мне еще. И себе тоже. Это успокаивает.

— Я не хочу шампанского. Я хочу тебя! — Габор взял второй стул и придвинул его вплотную ко мне. — Оставь свой бокал, Минка, и слушай, что я тебе скажу. — Он взял мои обе руки в свои. — Платоническая любовь? Ты ведь сама не захочешь этого. Люди для того и женятся, чтобы быть наконец вместе наедине друг с другом. Чтобы больше никого не было рядом. Только ты и я. Минка, ты сама не знаешь, чего требуешь от меня. Нет большей пытки на свете, чем это. Не думаю, что я смог бы это выдержать.

— А ты знаешь, как рождаются дети? Как они появляются на свет? Думаю, знаешь…

— Конечно, знаю. Приблизительно. Мужчина при этом не должен присутствовать. Это сугубо женское дело, очень интимное. Но теоретически я знаю, как это происходит.

— Я тоже. Поэтому и боюсь.

— Но послушай, Минка! — Он высоко поднял меня со стула и усадил себе на колени. — Обними меня. Да, вот так… — он поцеловал меня прямо в губы. — Вот этого тебе не следует бояться. А вообще, все, как правило, происходит благополучно. Я хочу сказать, почти всегда. Кроме того, дети… это дело далекого будущего. Но представь себе, ты и я… совсем одни, целую ночь вдвоем. Нет ничего прекраснее для мужчины. А если ты лежишь рядом и я не могу к тебе прикоснуться — да от этого можно сойти с ума! Нет ничего ужаснее!

— Значит, ты этого не хочешь?

— Да. И ты тоже. Ты сама не понимаешь, чего себя лишаешь.

— Значит, никакой платонической любви?

— Ни за что на свете. Послушай, что я тебе скажу. У меня есть пять тысяч гульденов. Это деньги, которые я выиграл, заключив пари. Только что выиграл, потому что ты так замечательно выступила в манеже. Какое-то время мы продержимся. Я ничего не боюсь, и завтра все устрою, если ты согласна. Можешь обо всем рассказать Лизи, она не выдаст. Если ты дашь мне знать о своем согласии до завтрашней ночи, мы можем на лошадях пуститься в дорогу, пока не рассветет.

— Ночной побег?

— Точно.

— А на каких лошадях?

— Возьмем Аду и Зевса. Захвати браслет, который получила от моего… который получила на венгерском приеме, или что там у тебя есть из драгоценностей. Если же ты испугаешься, если от тебя не будет никаких известий до завтра, то мы оба никогда не женимся и на всю жизнь сохраним верность друг другу.

В этот момент вернулась Валери.

— Быстро, — закричала она, стоя в дверях, — быстро расходитесь! Габор, твой старик горит от нетерпения, он направляется сюда. Минка, идем навстречу ему. Габор, прячься за носилками, вон там в углу…

— Я не хочу прятаться.

— Делай, что говорю. Сейчас же! Я не хочу скандала!

— Я останусь здесь!

Тон Валери вдруг резко изменился:

— Ну пожалуйста! Сделай это ради меня. А за это я обещаю, что помогу вам поддерживать переписку друг с другом. Договорились?

Она взяла меня за руку, и, прежде чем генерал переступил порог, мы уже оказались среди гостей.

— Вперед, навстречу радостям жизни! — гремел голос Зольтана фон Бороши, протянувшего мне руку. — Мы это честно заслужили. Сначала перекусим, а потом наша барышня взойдет на пьедестал…

Что он еще говорил, я не слышала.

Я думала только о словах Габора, о том, как мне реагировать на его ультиматум: завтра в полночь я должна дать ответ. Но раньше я должна решить для себя самую большую загадку своей жизни. Какая милостивая душа откроет мне всю правду? Кто мне поможет? О Боже! Предстоит преодолеть еще одно препятствие, значительно более высокое, чем то, через которое я перепрыгнула сегодня. А времени у меня совсем немного!

Я раскрыла веер и собралась с духом. Вперед! Будь решительна, как мужчина!

Я выдержу испытание!

И вдруг меня осенило, как это сделать.

На следующий день, около шести часов вечера, я тайком пробралась на кухню. Я не спала всю ночь, выглядела бледной, беспрерывно зевала: бал закончился только в девять часов утра. И кто был в центре всеобщего внимания? Моя персона.

Во второй раз я оказалась героиней Эннса. Меня чествовали, поздравляли и осыпали аплодисментами. Все офицеры вились вокруг меня. Я танцевала чардаш с Габором и генералом, но не только с ними. Моими партнерами были также Тибор, Геза, пять раз я танцевала с Аттилой и даже с графом Шандором.

Тетушка Юлиана, между тем, носилась по отелю и рассказывала всем, кто только мог ее услышать: «Моя племянница, будущая баронесса Бороши…»

Лишь в половине десятого я смогла пойти спать, но в двенадцать снова встала — в час начался торжественный банкет с участием городской знати, на котором присутствовал генерал, но уже без Габора. Меня представили владельцам замка Эннсэг и хозяину поместий в Рагузе, удвоившему свое состояние благодаря моей победе.

В половине пятого мы встали из-за стола, на котором сменилось двенадцать блюд, и сейчас я могла со спокойной совестью совершить свой послеобеденный сон, как, впрочем, поступили и тетя с Эрминой. На мое счастье, Лизи была на кухне, где глазировала своими ловкими руками три пуншевых торта.

После нашего похода на Бастайгассе мы с ней еще наедине не виделись.

А между тем произошли весьма примечательные события.